Наследники Великой Королевы (др. изд.)

— В свое время я выполнял подобную работу, — заметил Хилл. — Уверяю вас, что дело это очень нелегкое.

— Здесь на африканском побережье всегда не хватает пресной воды, но тебе придется в самый короткий срок во что бы то ни стало, обеспечивать питьевой водой все наши суда. А я надеюсь, что их будет не меньше тридцати. Ты должен будешь обеспечивать их бесперебойное снабжение съестными припасами, порохом и лекарствами. Да еще парусиной, шелком, канатами. Забот тебе хватит, можешь не сомневаться.

Хилл кивнул.

— Много бессонных ночей провел я над своими книгами. Угодить тридцати капитанам? Вам придется немало потрудиться.

— На берегу вам будет лучше, — шепнула мне девушка.

Масштаб предстоящей работы внушал мне страх.

Когда я сказал об этом Джону, он воскликнул.

— Это тебе по силам, Роджер. Я давно наблюдаю за тобой, и у меня нет в этом ни малейшего сомнения. К тому же, — с улыбкой добавил он, — полагаю, это больше придется тебе по вкусу, чем выполнять команды и слышать брань Гарри Гарда.

Размышлял я недолго. Объем предстоящей работы был, конечно, огромен, но я знал, что приспособлен для нее лучше, чем к жизни на корабле. Меня ободрило сообщение Джона о том, что я могу рассчитывать на помощь некоего старого хитроумного турка по имени Абадад, который знал хозяйство бея не хуже чем содержимое собственного кошелька, а в хитрости ничуть не уступал местным чиновникам.

— С Абададом я знаком со времени своего первого приезда в Тунис, — сказал Джон. — Он безобразен как морской конек, но предан мне как пес. Он крадет меньше чем любой известный мне агент-христианин. Работает он двадцать часов в сутки, а половину оставшегося времени проводит в молитвах. Признаюсь, я питаю слабость к старому хитрецу.

— Где я буду жить?

— В Гулетте. У нас там есть старый каменный дом, построенный вероятно еще царицей Дидоной, [45] так как ему уже по крайней мере тысяча лет. Там у тебя будет комната. Стены здания такие массивные, что в доме относительно прохладно. Ты сможешь пользоваться всеми плодами здешней земли, тогда как нам придется довольствоваться червивыми сухарями и солониной. Ну и, разумеется, при разделе добычи тебе будет причитаться доля помощника капитана. Над этим стоит подумать.

Я кивнул головой в знак согласия, и мы перешли к обсуждению практических деталей. Естественно мы вновь заговорили по-английски. Ведь нельзя же было обсуждать такие проблемы на чужом языке. Сэра Сигизмунда особенно волновала проблема изготовления холста для парусов. Холсты начали производить в Англии всего десять или двенадцать лет назад.

— Французы ведь никудышные моряки и их продукции доверять нельзя. Да и вообще, французам во всем свойственна небрежность. Теперь, когда мы стали производить собственную парусину, нам нечего бояться даже жестоких арктических ураганов. К сожалению, тебе, Роджер, придется довольствоваться тем, что можно достать здесь.

Я видел, как в продолжении нашего неспешного разговора, Джон кидает беспокойные взгляды на девушку. Он выглядел смущенным и ерзал на своем довольно хрупком кресле, которое угрожающе скрипело под его тяжестью. Он уничтожил огромное количество фруктов, бросая огрызки в пролом мраморного пола. Плохо понимая английский, донна Кристина сидела, опустив голову и теребила свое изумрудное кольцо.

— Великолепный камень, — произнес наконец Джон, впервые обращаясь прямо к девушке.

— Мне прислал его отец из Америки, — ответила она, не поднимая головы. — Это кольцо инков и по поверью оно обладает способностью исполнять желание того, кто его носит. Сначала я верила этому, но теперь начинаю терять свою веру.

Сэр Сигизмунд наклонился над столом, чтобы рассмотреть кольцо.

— Оно представляет огромную ценность, — сказал он. — Меня очень заинтересовали ваши слова о его силе. На Востоке мне приходилось видеть много камней, обладавших волшебными свойствами. Я слыхал об одном йоге, который прикасаясь куском яшмы к первой борозде, делал плодородной самую засушливую землю. Но обычно камни на Востоке используют для недобрых целей. Однажды я видел крупный рубин на грязном пальце одного персидского шаха. Утверждали, что он мог наслать порчу на любого разгневавшего его человека, потерев камень большим пальцем.

— Вы видели доказательства этого? — поинтересовался я.

— Я был свидетелем многих странных вещей. Однако должен признать, что я был достаточно осторожен и старался не вызвать враждебности этого человека. Я вижу на кольце какую-то надпись, сеньорита. Вы знаете, что она означает?

Она покачала головой.

— Никто не смог прочитать эту надпись. Это очень старое кольцо.

— Никогда не видел ничего красивее, — сказал Хилл. — Хотелось бы верить в эту историю. Холодный насыщенный цвет зеленого изумруда символизирует благородство и вместе с тем содержит какую-то тайну. Просите у него исполнение только добрых желаний, сеньорита, и я уверен, оно поможет вам. Оно должно приносить любовь и счастье.

Джон прочистил горло.

— Быть может вы чересчур быстро потеряли доверие к кольцу, — сказал он.

Девушка подняла глаза и пристально посмотрела на него.

Я чувствовал, что наступил критический момент и ждал дальнейших слов Джона. Он повернулся к сэру Сигизмунду.

— Я договорился с беем, он передаст мне этот дворец после того, как вы покинете его, Мунди. Это входит в нашу с ним сделку.

— Что вы собираетесь сделать с ним?

— Хочу восстановить его в былом величии. Бей обещал мне предоставить строителей для этой цели. Я подниму стены до высоты в двадцать футов и расширю их, так что там сможет стоять стража. Восстановлю церковь. Вода будет подаваться сюда по трубам из городского резервуара. Снова заработают фонтаны, и я установлю здесь ванны. С полдюжины моих моряков будут нести здесь охрану. — Он помолчал. — Надеюсь, сеньорита, вы согласитесь остаться здесь в качестве хозяйки. Вы сможете пользоваться здесь такими же удобствами как в Кастилии. Здесь вы обретете мир и спокойствие. И, быть может, счастье тоже.

Она молчала несколько мгновений. Потом поднялась и произнесла.

— Вы очень любезны, — и вышла.

Джон обиженно и озадаченно посмотрел ей вслед.

— Я думал, что ее это обрадует, — сказал он.

— Вы большой ребенок, Джон, — ответил сэр Сигизмунд. — Она чересчур счастлива и боялась выдать свою радость. — Он подмигнул мне. — Ну, а теперь, думаю, мы можем сыграть с вами в шахматы, сэр поверенный.

Я присоединился к нему, мы уселись за столик и бросили жребий, кому делать первый ход. Я проиграл. Джон поднялся и с небрежным видом направился к выходу.

Сэр Сигизмунд смахнул с доски обе свои ладьи и выдвинул вперед королевскую пешку.

— Думаю, кольцо все-таки обладает магической силой, — широко улыбнувшись произнес он. — Дама одержала верх. Теперь некоторое время мы не увидим обоих. Что ж, по крайней мере нам никто не будет мешать. Она очень красива, не правда ли?

— Да, очень красива.

— И совсем не похожа на наших девушек с румяными, словно яблоки щеками. — Он с торжеством взял моего офицера, которого я бездумно выдвинул вперед. — Последний раз я был в Испании незадолго до объявления войны. Они уже собрали Армаду и были уверены в победе. Во все наши города назначались испанские губернаторы. Филипп сам просматривал списки и приказал выбить медаль для своих отличившихся капитанов. Враждебность к англичанам достигла апогея, и я вынужден был вскоре покинуть страну. Повсюду пели песню, в которой высмеивали недостатки англичан. Песня была такая забавная, что я даже перевел ее. В одном из куплетов говорилось о любви. Автор утверждал, что испанка может полюбить португальца, француза, ирландца, даже мавра, но никогда не снизойдет она до англичанина. — Он выдвинул вперед слона и произнес: «Шах!» Я оказался в сложном положении, и пока размышлял, что мне делать дальше, сэр Сигизмунд продолжал.

— Боюсь, наша прелестная сеньорита никогда не слыхала этого куплета, а жаль. Было бы лучше, если бы она его знала. Когда между ними произойдет разрыв, а это неизбежно, она либо вонзит ему нож в грудь, либо удалится и умрет от неразделенной любви. И ничего здесь поделать нельзя. Ведь она влюбилась, да еще в англичанина. Кстати, теперь капитан Уорд будет немало времени проводить в порту. И не удивляйтесь, если он решит, что в вашем доме в Гулетте ему будет слишком тесно.