Посредник

Давайте прокатимся до Лувра, оценим обстановку…

Северная правобережная часть Парижа, собственно «Город», отделенный от помпезного острова Ситэ и шумного Университета на левом берегу, в значительной части принадлежал низким сословиям – торговцам, людям ремесла и плебсу. Если в Марэ обитает «чистая публика», включая родственников и приближенных государя, то чем дальше к западу, мимо аббатства Сен-Жермен-де-Пре, рынка, кладбища Невинноубиенных младенцев и далее по проулкам вокруг Сен-Оноре, тем чаще встречаются подозрительные лавки, принадлежащие испанским и лангедокским евреям, ушлым ломбардцам и выходцам из Нормандии. Притоны, конечно. Гуго де Кастро прямо говорил, что ночами в одиночку сюда лучше не ходить – только в компании и с оружием наготове.

Иван заставил лошадь повернуть на улицу Сен-Дени к мосту Менял и вскоре оказался неподалеку от Лувра, ничем не напоминавшего великолепный дворец эпохи поздних Людовиков.

Квадратный боевой замок с тридцатиметровыми круглыми башнями, рвом, заполненным водой из Сены, двумя подъемными мостами по южной и восточной сторонам. Официально король живет во дворце Консьержери, там Филипп принимает послов и вершит суд, но почему-то лазурное знамя с тремя золотыми лилиями развевается сейчас именно над Лувром – самой защищенной, мощной и современной крепостью Парижа. За исключением Нового Тампля, конечно…

Восточный мост поднят, возле южного расхаживают полдюжины вооруженных людей, под крашенными в темно-синий цвет плотными войлочными плащами (холода настали!) поблескивают кольчуги. Странно, доспех в городе никто отроду не носил, включая личную охрану августейших особ – чай, не война и не зона боевых действий, – а нападение черни (не говоря уже о благородных!) на обиталище помазанника Божьего в четырнадцатом веке никому и в страшном сне не привидится! Патерналистское сознание, король – фигура неприкосновенная, отец каждого француза, правит соизволением Божьим! До бунтующих санкюлотов эпохи Луи XVI и штурма Тюильри осталось ждать несколько столетий…

Чего опасается Филипп Красивый, приняв решение переехать в «бункер» Луврского замка? Его окружают преданнейшие люди – один Ги де Ногарэ многих стоит, он не испугался поддержать Шарра Колонна, ударившего по лицу Папу Римского, и заслужил несколько отлучений от Церкви, такому сам дьявол не страшен! Безжалостность канцлера, сочетаемая с абсолютным отсутствием представления о понятии «совесть», вошла в легенды.

Лучше воякам глаза не мозолить, зыркают недобро. Поехали обратно, следовало бы заглянуть на мост Менял: в целях экономии полезного объема багажа с собой взято предостаточно реплик флорентийского и венецианского золота (причем металл более высокой пробы, чем у исходных образцов!), а флоринами в повседневной жизни не особо попользуешься – никто сдачи не даст, за исключением самых уважаемых оружейников или ювелиров.

Кстати! Это же неплохая идея!

Мост Менял – отдельный квартал столицы, с устоявшимися традициями и даже собственным купеческим прево, напрямую подчинялся городскому шателену, неслыханная привилегия! Однако в расположившемся над водами Сены квартале имелась одна лавочка, которой мирские власти были не указ – меняльная контора тамплиеров. Ничего особенного, обычный бизнес: таких заведений по всей Франции сотни, процент небольшой, дела ведут честно, репутация Ордена в делах денежных известна каждому.

Лавкой заправляли двое мирян, да только стрижка у них приметная, «горшком», с выбритыми висками и затылком. Можно сказать, уставная. Держатся, как благородные, привыкшие командовать и повелевать. В речах сдержанны и учтивы: немудрено, к тамплиерам абы кто не пойдет, тут привыкли оперировать крупными суммами, а большими деньгами владеют люди знатные.

…– На французское серебро, – Иван без лишних предисловий высыпал на стойку полный кошель, двадцать пять цехинов венецианской чеканки, монета дожа Пьетро Градениго. Никаких лишних церемоний, шевалье де Партене дворянин, к чему ненужная куртуазия с торгашами? У этих типов на лбу не написано, что они рыцари или сержанты Ордена. – Нужны полновесные денье Людовика Святого или гро-турнуа короля Филиппа Смелого. Не истертые!

Меняла посмотрел на золото озадаченно. Маленькое состояние! Фальшивки? Исключено, опытный человек сразу отличит настоящее золото от покрытых амальгамой меди или свинца! На всякий случай капнул на один из цехинов кислотой – окончательно удостовериться. Сказал посетителю:

– Серебра по весу выйдет немало. Если вам, сударь, угодно, часть денег мы можем оставить на хранение и дать расписку. По первому требованию вся сумма или любая ее доля будет доставлена, куда изволите приказать.

– Не возражаю, – согласился Иван. – Отель Сен-Дени, спросить Жана де Партене, если меня не будет – оставить помощнику келаря, его имя брат Клементин. Запишите.

Вот и проверим, какова хваленая тамплиерская честность.

Получив украшенный алой печатью с крестом и куполом Храма Иерусалимского вексель и два тяжеленьких кошеля с серебром (одну пятую пришлось взять наличными, иначе совсем без гроша останешься!), господин Партене отправился дальше – теперь путь лежал в Университет, а оттуда за город, к бенедиктинскому монастырю и церкви Богоматери в Полях, более известной в будущем как Нотр-Дам де Шанз.

До вечера надо успеть навестить всех до единого посредников – время коротко. До начала первого этапа операции осталось меньше недели.

…– Можешь спокойно говорить по-русски вполголоса, никто внимания не обратит, – сказал Иван Славику. – Найдутся вдруг любопытные – отбрехаюсь, якобы один из пелопонесских диалектов. Важнейшее правило – не шуметь, мы беседовать во время трапезы вправе, а монахам запрещено, нарушение устава.

Мирянам в трапезной августинской обители выделялся отдельный стол, ближе к выходу из большущей залы, общей «столовой» монастыря, где братия в полном составе – от аббата до послушников – принимала пищу. Обычная сословная сегрегация, духовенство отдельно, все прочие отдельно.

Гостей кормили теми же блюдами, что подавали монахам: баранье жаркое, птица, пироги, овощи с оливковым маслом – привычная капуста, вываренная морковка, чеснок и соленые яблоки. Белые горячие лепешки, пшеничные, можно макать в плошку с мёдом. Вино, конечно.

Наступил вечер, солнце зашло, потому трапезная освещалась множеством факелов. На кафедре возле стола настоятеля разместился толстый августинец, читавший за ужином монастырское «правило», напоминающее братьям о смирении и близящемся Царствии Небесном. Аббат благословил, монахи и постояльцы Сен-Дени расселись, принявшись за еду.

За длиннющим шестиметровым «гостевым» столом устроились всего полдесятка мирян – Иван со Славиком, приезжая дама, скорее всего оказавшаяся в столице по судебным делам, паломник с пришитой к одежде морской раковиной и седой дворянин, герб с белыми орлами на котте свидетельствовал, что старик родом откуда-то из Лотарингии. Народу негусто, оно и к лучшему: никто не навязывается в друзья и не желает развлечь себя беседой с сотрапезниками.

– Я всё это не сожру, – Славик оценил деревянное блюдо библейских размеров, воздвигнутое перед ним служкой. – Взвод можно накормить.

– Тебя никто и не заставляет. Немного возьмем с собой, позавтракать утром. Остальное монахи раздадут нищим, обычная практика. Учти, специй совсем нет – перец сейчас ценится дороже золота, остроты добавляют травы и чеснок…

– Как день прошел? – подумав, Славик взялся за цыпленка, баранья лопатка выглядела слишком жилистой. – Я, по ощущениям, часов десять спал.

– Благополучно. Навестил парижских медиаторов, они жаждут с тобой познакомиться. Через день – рабочее совещание в Сен-Жан-ан-Грев. В ночь с двенадцатого на тринадцатое число начнется самое интересное, постараемся принять в веселье непосредственное участие.

– Кто нам позволит?

– Раздобуду бумаги в инквизиции – поверь, в этом учреждении у меня неплохие связи. Или, что гораздо проще, напросимся в сопровождающие к следователю Трибунала, его преподобие не откажет. Окажемся в самой гуще событий. И не смотри на меня, будто теля на мамкино вымя – во-первых, инквизиция наш самый важный союзник, во-вторых, брат Герард Кларенский, второй человек в Трибунале после епископа де Вэра – посредник. Девять лет здесь, выслужился.