Жертва

Еще будучи картлийским полководцем, Георгий Саакадзе хорошо изучил важные на случай войны горные тропы кахетинских хребтов.

И сейчас он выслал вперед курдов, и они под руководством Ростома расчищали путь от льда, снега и обвалившихся камней.

Перед горой Гудури остановив войско, Саакадзе отделил небольшой отряд сарбазов, одел их в белые бурки и белые папахи. Так же оделись «барсы» и Караджугай-хан. Только Саакадзе остался в своей бурке. Он повел сарбазов к вершине Гудури, и они увидели раскинувшееся внизу Кахетинское царство. Белые бурки, слившиеся со снежными склонами гор, не обратили на себя внимания кахетинцев, и войско стремительно начало спускаться к Алазанской долине. За белыми бурками лавиной бросились с гор остальные сарбазы. К полудню сигнахцы с ужасом увидели вторгнувшееся иранское войско.

Поскакали к Мукузани гонцы, по всей Кахети пронесся крик, зазвенело оружие.

Когда сигнахские гонцы спрыгнули с коней у сторожевой башни Упадари, они застали там прискакавших раньше их гонцов из Тушети. Угрюмый дружинник прогуливал взмыленных коней.

В башне Луарсаб, Теймураз и князья слушали тушин: уже тушины – гомецарцы, чагминцы, пирикительцы и цовцы – по сигналу седлали коней для спуска с гор в Алазанскую долину, как вдруг на всех сторожевых башнях вспыхнули огни. Совсем неожиданно со стороны Богосского хребта в Тушети вторгся шамхал с табесаранским полчищем, а со стороны Ведено – орды аварцев. И сейчас на всех подступах к Тушети идут кровавые бои.

Не трудно было догадаться о подстрекательстве или повелении шаха.

Цари сильно встревожились. Орды шамхала и аварцев могут прорваться в северную Кахети.

И в этот момент вбежали сигнахские гонцы… Страшное смятение охватило не только кахетинское войско. Князья намеревались укрыться в свои замки, но Луарсаб и Теймураз строго повелели всем садиться на коней.

Собрав марабдинскую дружину, Шадиман, под предлогом подготовить помощь, ускакал к Ломта-горе. Луарсаб посмотрел вслед мчавшемуся Шадиману и облегченно вздохнул, словно какая-то тяжесть свалилась с его плеч.

Оставив небольшую дружину у завалов Упадари, Луарсаб и Теймураз повернули войско навстречу вторгнувшимся кизилбашам.

Широко развернулась Алазанская долина, окруженная кольцом пламенеющих в закате гор. Луарсаб и Теймураз круто повернули влево и повели галопом кахетинскую конницу и картлийскую дружину к Желети.

У стен Желети царские войска столкнулись с Караджугай-ханом. До поздней ночи длилась неравная сеча. Наутро бледное солнце осветило камыши, сухие кустарники и рвы, наполненные стонами раненых и умирающих. На измятом снегу скорчилось разрубленное знамя с изображением пречистой богородицы и рядом в кровавой луже пунцовое знамя с изрубленным золотым львом.

По пустынной горной дороге Луарсаб и Теймураз отступали к Ломта-горе. За ними в безмолвии следовали девять братьев Херхеулидзе и часть уцелевшей конницы.

Кахети притаилась. Все города наглухо закрыли свои ворота. На холмах и утесах небольшого поселения Сигнахи приготовилось к защите народное ополчение.

Но Георгий Саакадзе прошел мимо Сигнахи. У Караагача он расположил войско на отдых.

Караджугай-хан настаивал на стремительном походе к Упадари, но Саакадзе, поддерживаемый «барсами», убедил хана раньше проверить кахетинский тыл.

– Необходимо знать, сколько врагов у тебя за спиной, – сказал Георгий.

Караджугай-хан согласился, и они, разделив войско, двинулись – Саакадзе к Алванскому полю, Караджугай-хан к Алазанской долине.

Саакадзе обходил города. Но в деревнях устраивал привалы, строго приказав сарбазам не трогать жителей и ничего не брать.

И крестьяне Кизисхеви доверчиво сказали Саакадзе:

– Тушины не придут, у них война с шамхалом, а цари на завале Упадари.

На рассвете Саакадзе повернул на юг и двинулся через Муганло к Упадари.

Но Караджугай-хан после неожиданной битвы с Луарсабом и Теймуразом, где он потерял половину войска и сам был ранен в руку, решил немедля пробить брешь в завале Упадари и впустить шахские войска. Безостановочно всю ночь с зажженными факелами Караджугай-хан вел сарбазов в тыл кахетинской дружине, еще охраняющей Упадари.

Через два дня на рассвете этой же дорогой спешил Саакадзе. У Сарылярского леса он встретил передовой отряд шаха Аббаса и догадался о трагедии кахетинских дружинников на Упадариском завале.

Эмир-Гюне-хан осадил коня и радостно приветствовал знаменитого сардара Ирана Георгия Саакадзе.

Персидские барабанщики и флейтисты играли торжественную встречу.

На далеких холмах мелькали черные точки.

– Это шах-ин-шах спешит на соединение с тобой. Ты счастливый, наверное, родился в созвездие девятого неба, ибо шах решил подарить тебе лучший город Кахети.

Саакадзе ничего не ответил и галопом поскакал навстречу шаху Аббасу.

К Упадари тайно проникали гонцы из Греми, Телави, Загеми, и кахетинцы узнали – царь Теймураз ушел из Кахети.

Ранним утром в Греми, столицу Кахети, прибежали пастухи и, захлебываясь от радости, рассказали, как на караагачинском поле их поймали сарбазы и потащили к грозному шаху. Но шах Аббас дал им подарки – вот этот кисет с монетами, вот этот шелковый платок, вот эту новую одежду, папаху и, отпустив, сказал:

– Идите с миром домой, занимайтесь своим делом, я не против народа иду, а против изменников-князей.

Рассказ пастухов, как дым лесных пожаров, разнесся по Кахети. Тайные посланники от Саакадзе совсем успокоили народ.

Кахетинцы заколебались: зачем нам драться? Сопротивлением только озлобим доброго шаха. Пусть наказывает князей, они тоже не всегда хорошее сердце к народу держат.

Когда шах Аббас с войском подошел к Греми, ворота крепости широко открылись и иранское войско с криками «алла! алла!» неожиданно хлынуло в город. Началась кровавая расправа. Опомнившись, кахетинцы пытались защищать свои дома. Их беспощадно истребляли. Воздух сотрясался от грохота, звона, воплей, проклятий женщин, лязга шашек, плача детей и взвизгов стрел.

Немногим кахетинцам удалось бежать из Греми к низовьям Алазани, к Белакани, к подножию Борбало, они оповещали народ о коварстве шаха, о предательстве Саакадзе.

Над страной навис ужас. Холод и обильный снег, небывалый в Кахети, отрезал пути спасения в горы и леса.

Тушины – конники Датвиа – не переставали поглядывать на горы Тушети. С вершин, нависших над Алванским полем, дул ледяной ветер. Тушины знали – за этими горами их братья дерутся с исконным врагом. Они мысленно считали, сколько отрезанных кистей вражьих рук они могли бы просолить и прибить к дверям своих саклей. Но, верные данному слову, тушины оставались на сторожевом посту у подножия Борбало.

Седой Датвиа молча сидел у тлеющего костра.

Услышав о предательском избиении в Греми и глубоко потрясенные оскорблением женщин, тушины ринулись вниз по течению Дурича. Проскакав Энисели, они, размахивая обнаженными шашками, с разгона ворвались в Греми.

Карчи-хан поспешно выстроил сарбазов в густую колонну, преграждая путь тушинской коннице. Но тушины, почти сойдясь вплотную с сарбазами, искусно повернули коней влево, стремительно обскакали колонну и, не дав опомниться сарбазам, с неимоверной ловкостью ударяли на них в шашки.

Седой Датвиа и Чуа, юный внук его, первые врезались в колонну сарбазов.

Изумленно смотрел Карчи-хан, как редели ряды сарбазов. Каждый взмах тушинских шашек прорубал кровавую улицу. Отрубленные головы отбрасывались копытами коней. Сарбазы были растоптаны. Обезображенные трупы образовали вал. Смятение охватило иранцев.

Разъяренный Карчи-хан вводил в битву новых и новых сарбазов. С тушинами уже дрались рослые мазандеранцы.

С балкона дворца, наблюдая за невиданным конным боем – сто против тысячи, – шах Аббас радовался своей прозорливости: если бы шамхал не задержал тушин в горах, то…

Шах Аббас приказал изловить дерзких тушин живыми. Но ни один не дался в руки врага, дорого продавая свою жизнь. В смертельной схватке падали тушины и их боевые друзья – кони. Последние тринадцать могли бы прорваться и ускакать, но тушины знают одну почетную смерть – в схватке с врагом, и ни один тушин не покинет поле битвы, обагренное кровью его братьев.