Путь Никколо

Асторре не пытался остановить его. Он уже порядком устал от брата Жиля, который в свое время оказал какую-то услугу одной из многочисленных сестер Асторре, а теперь получил за это награду. Тем не менее, по чести, монаха следовало выручить, — если, конечно, это возможно. Асторре взглянул на небо, затянутое тяжелыми серыми тучами, и негромко выругался. Лекарь со стряпчим понимающе переглянулись. Клаас, выехав на скальный уступ, отважно привстал в стременах, напрягая слезящиеся глаза, чтобы разглядеть штандарты приближающихся всадников. Затем он обернулся, заметно приободрившись.

— Все в порядке. Герб Уорчестеров. Это англичане.

Все вздохнули с облегчением. Тоби перехватил поводья, намереваясь вернуться, чтобы помочь монаху. Асторре заворчал, а человек в снегу, видя, что никто не делает попытки прийти к нему на помощь, и его бросили на милость чужаков, встревоженно замахал руками. Затем он открыл рот. Это было видно даже отсюда; черная точка на белом лице.

Тоби и Юлиус заметили это. Асторре застыл. Позднее Тоби припомнил, что Клаас в этот миг также замер. К тому времени отчетливо стали видны гербы и перья, и попоны лошадей.

Клаас не обращал на англичан внимания. Вместо этого он обернулся к монаху и, помахав руками, приложил ладони к ушам, общедоступным жестом показывая, что готов прислушаться, — и тем самым по; толкнул брата Жиля закричать.

Голос певчего, конечно, не шел ни в какое сравнение с Лоппе, но он был напуган.

Возможно, впервые в жизни ему удалось взять верхнюю ноту в доступном ему регистре.

Брат Жиль завопил: «Помогите!» и, совершенно запаниковав, повторял это снова и снова.

Асторре набычился. Глаза его налились кровью. Обернувшись к Клаасу, он крикнул:

— Пусть он замолчит! Скорее!

Клаас, опустив руки, оглянулся в недоумении.

Асторре прорычал вновь:

— Пусть прекратит. Покажи ему, чтобы перестал кричать, иначе он сорвет чертову…

— Поздно, — дрожащим голосом перебил Юлиус.

Тоби поднял глаза. Монах перестал кричать. Он тоже смотрел вверх. Англичане, которые уже почти поравнялись с ним, также вскинули головы. По обе стороны от упавшего монаха в воздух поднялись снежные облачка, сквозь которые можно было разглядеть серые трещины и разломы в отвесной белой стене, откуда снег начал скользить прямо к тому месту, где лежал человек. Снежные вихри, поднимаясь, указывали те места, куда рухнули первые глыбы.

Склон был довольно невысоким, и от удара лишь несколько всадников вылетели из седла, а остальные порядком напугались, но не более того. Снежный туман вскоре рассеялся, и Тоби обнаружил, что спешившиеся англичане уже извлекают из ямы несчастного брата Жиля. Остальные отъехали чуть назад, подальше от того места, где падали снежные глыбы, и теперь пережидали, пока проезд вновь станет свободен. Вскоре все успокоилось. Успокоилось настолько, что можно было расслышать где-то вдалеке глухой рокот, подобный кавалерийской атаке.

Вот только это была не кавалерийская атака. Юлиус еще смеялся, когда вдруг увидел выражение лица Асторре и, проследив за направлением его взгляда, вскинул голову к вершине горы. Там тоже снег дымился, шел трещинами с глухим ревом, который не имел ничего общего со звуком недавнего обвала, — но был сродни тем самым альпийским лавинам, которые с корнем вырывают целые леса, засыпают долины и уносят в пропасть всадников вместе с лошадьми. С криком «Вперед!» Асторре вонзил шпоры в бока дрожащего коня, и тот, скользя и оступаясь, метнулся назад по тропе. Юлиус, потерявший контроль над лошадью, которую толкали спереди и сзади, обернулся к Тоби.

— Давай! Я за тобой! — отозвался тот.

Мгновение помедлив, Юлиус повиновался. Тоби подхлестнул свою лошадь, заставив ее сойти с тропы, чтобы не попасть под ноги перепуганным наемникам. Клаас уже покинул свой наблюдательный пост на уступе. Когда он оказался внизу, там его встретил Тоби. Он хотел было закричать: «Назад!», но это не понадобилось. Клаас уже развернул лошадь, торопясь вернуться туда, где первый обрушившийся снег завалил тропу. Над головой гул делался все громче. Снежные облачка превратились в гигантскую тучу, которая стремительно сползала по горному склону прямо к ним. Сквозь дымку впереди виднелась группа всадников, изо всех сил торопившаяся убраться прочь. Многие успели потерять шлемы и щиты, древки знамен были поломаны. На лицах застыла растерянность. Один из англичан тащил за поводья лошадь монаха. Брат Жиль, весь облепленный снегом, стонал и с трудом удерживался в седле. Сломанная нога беспомощно болталась, не попадая в стремя.

Клаас уже спешился. Тоби последовал его примеру.

— Кому еще нужна помощь? Я лекарь.

Англичане были все здесь, и почти не пострадали, хотя лишились одной лошади. Монаха перекинули Тоби в седло, тогда как оставшийся без коня всадник занял место брата Жиля. Тоби, устроив поудобнее стонущего монаха и уверенно придерживая его одной рукой, вновь забрался в седло. Скорее! Теперь как можно скорее! Они должны были опередить лавину на усталых лошадях, — а коню Тоби приходилось везти двоих. Клаас оказался рядом. Они устремились прочь, изо всех сил нахлестывая то и дело поскальзывающихся лошадей, в то время как грохот лавины слышался уже совсем рядом, отражаясь от каждого утеса.

Им не спастись. Невозможно. Он слышал прерывистое дыхание Клааса, но ничуть не сочувствовал ему.

— Нам надо добраться до поворота тропы. Туда снег не достанет. И там есть каменный навес! — Клаас говорил по-английски.

Командир англичан, грязно выругавшись, ясно выразил свое отношение к этому плану.

Тоби возразил:

— Может, он и прав. Тогда лучше сбавить ход. Иначе лошади могут свалиться.

Он и сам не понимал, почему поддержал Клааса. Снег бил ему в лицо: падающий снег, и снег, вылетающий из-под копыт. Сквозь сплошную белую стену он с трудом разглядел поворот тропы и темную тень впереди, на месте каменного уступа. Клаас, ехавший рядом, внезапно обернулся и с шумом выдохнул.

— Это не означает, — процедил Тоби сквозь зубы, — что ты не заслуживаешь самой крепкой порки за всю твою недолгую жизнь. И ты ее получишь.

— Знаю, — отозвался Клаас. — Ну вот, мы в безопасности.

Они сгрудились под нависающей над тропой каменной стеной. Здесь, под скалой, оказалось нечто вроде неглубокой пещеры, достаточной, чтобы вместить их всех. Грохот над головой и за спиной был столь оглушителен, что едва не разрывал барабанные перепонки. Тоби попытался вообразить себе вес снега, производящий такой шум, и скорость, с которой эта масса мчится вниз. Никакая скала их не спасет. Если лавина ударит сюда, она просто сметет весь уступ без остатка. Но они вынуждены были рискнуть.

Лавина прошла стороной. Они услышали через пару мгновений, как сплошная стена снега ударила по тропе, где они были только что. Рев камня и ломающихся деревьев…

Они молча сидели в седле, глядя на разворачивающееся действо. Край лавины прошел совсем рядом с их убежищем, как и предсказывал Клаас. Возможно, ему помогло знание астрологии или удачное вычисление… Или знание этих мест. Как-никак, а Клаас жил в Женеве. Тоби слышал, как он говорит об этом одному из англичан, коренастому молодому человеку, который подъехал ближе, чтобы поблагодарить его. Тоби, больше занятый монахом, не слышал, о чем еще они могли говорить. Затем он и вовсе позабыл об этом, поскольку рядом раздался какой-то шум, и появился Асторре с Юлиусом и остальными, — они вернулись, чтобы убедиться, все ли в порядке.

Задерживаться никто не стал. Теперь, когда первоначальный испуг миновал, никто не хотел зря терять время. Тоби помогли поудобнее устроить в седле монаха, а затем вместе с англичанами они двинулись дальше.

Тоби заметил, что Асторре ищет взглядом Клааса, но тот разумно предпочел оставаться невидимым. Старший в отряде англичан объяснял капитану Асторре, что он думает о тех болванах, которые кричат в горах, и, к восхищению Тоби, капитан Асторре отвечал ему очень любезно. Впрочем, что ему еще оставалось? Для посторонних — все было кончено. И брат Жиль оказался единственным пострадавшим.