Обязан выжить

— Ну побеги, милочка, побеги. А мы быстренько…

Дядя Викентий посмотрел вслед девушке долгим, задумчивым взглядом и повернулся к племяннику.

— Ну что ж, Витенька… Кажется, отмолила мать у Бога и для тебя счастья кусочек.

— Она тебе понравилась? — Виктор мгновенно догадался, о чем речь.

— Очень… И смотрит на тебя… Я заметил… Так что не сомневайся, благословляю. Можешь делать предложение, и, поверь мне, тебе здорово повезло.

— Да я сам порой и думать боюсь… Так сразу…

— Ну почему сразу? — вздохнул дядя Викентий. — Война, окопы, а до того нам разве сладко жилось?

— Я помню…

— Ну и хватит об этом. Про то, как на фронте было, поговорим после, а пока я вот что знать хочу… Тут как, тихо?

— Какой там! — Виктор махнул рукой. — Тихо более-менее здесь, в городе, зато в горах, селах — кругом стрельба.

— Ну что ж… Замечательно!

— Что ж тут замечательного? — удивился Виктор.

— Витенька, мальчик ты мой, пойми: этим мы не нужны, только когда стреляют. Значит, пока есть настоящие враги, им не до нас… И все! На этом кончили. Пошли, там вроде как накормить нас собирались…

Вечером, когда дядя Викентий все осмотрел и устроился, в столовой был накрыт праздничный стол. В самом центре его высилась бутылка шампанского, а рядом, как часовые, выстроились коньяк, водка с белой головкой и кагор. Немного в стороне, как символ возврата доброго старого времени, стояла хрустальная розетка, до краев наполненная красной икрой.

Еще раз осмотрев стол и убедившись, что дядя Викентий и Эля уселись рядом, Виктор взял водку, круговым движением сорвал пробку и наполнил рюмки.

— Давайте-ка для начала выпьем.

— Ну что, со счастливым свиданием? — спросил дядя Викентий.

— За вас, дядя, — улыбнулась Эля.

— За вас, детки…

Все молча выпили, и неожиданно дядя Викентий смахнул с уголка глаза неизвестно откуда взявшуюся слезу.

— Витенька… Признаюсь… Не чаял…

— Дядечка, — наклонился к нему племянник. — Да я ж сам до сих пор не могу поверить… — Виктор тряхнул головой и провел над столом рукою. — Ни в это, ни даже в то, что я сам здесь…

— Да, досталось тебе… — вздохнул дядя Викентий.

— А тебе разве нет? — возразил Виктор.

— Ну хватит, хватит! — дядя Викентий сам налил в рюмки. — Предлагаю тост за свободу прекрасной полонянки!

Эля немного смутилась, благодарно глянула на дядю Викентия и собралась было ответить, но Виктор опередил ее и, слегка рисуясь, высказался:

— Правильно, дядя, за мой главный и лучший трофей!

Эля бросила на него недоуменный взгляд, и дядя Викентий, мгновенно уловив бестактность, засуетился:

— Эля, деточка, ты на нас, солдатню неотесанную, не сердись… Ты вот икорки попробуй. Чисто российская…

Сам Виктор, однако, ничего не заметил и, не обратив внимания на возмущение Эли, поинтересовался:

— Где ж ты икру раздобыл, дядя?

— Сподобился. Сосед у меня там был, снабженец, через него…

Эля старательно допила водку, поставила рюмку на стол и спросила:

— Дядя Викентий…

— Да, деточка?

— Ну война, это я понимаю… А вот вы тоже сказали, досталось…

— А-а-а, вот ты о чем… Да, видишь, его отец в ту войну погиб, а потом и мама его, сестра моя, умерла. От тифа. Да и у меня, признаться, жизнь не заладилась… Ну, да не обо мне речь. В общем, когда там, у нас, мало-помалу успокоилось, я его в детдоме нашел, и дальше мы до самой войны, почитай, вместе…

— И теперь вместе! — Виктор снова взялся за бутылку.

— Именно на это я и надеюсь.

Отвечая Виктору, дядя Викентий многозначительно посмотрел на Элю, однако племянник опять не понял намека и, отвечая на какие-то свои мысли, жестко сказал:

— Ну уж нет… Теперь мы сами хозяева…

А дальше все пошло своим чередом, и, когда ужин закончился и со стола было убрано, Эля и Виктор, пожелав дяде спокойной ночи, спустились в свою комнату. И тут Виктор, чувствуя, что радостный хмель ударил ему в голову, притянув Элю к себе, чуть-чуть развязно высказался:

— Мадам… Разрешите предложить вам руку и сердце!

— Что? — Эля резко отстранилась и с возмущением посмотрела на Виктора. — И ты считаешь, что ты меня ос-част-ли-вил?

— Ты чего, Эля? — Виктор никак не мог понять столь резкой смены ее настроения. — Я же…

— Я же… — передразнила его Эля. — Обратился, как к стенке… Да я… Я… Даже разговаривать с тобой не желаю!

— Ты что, отказываешь мне? — так и не поняв, в чем дело, искренне удивился Виктор.

— Если ты так говоришь, то считай, да!

— После всего… Всего… И даже этого? — с внезапной злостью Виктор показал на кровать.

— Ах, это? Ну конечно, конечно… Это хоть сейчас! — Эля отступила на пару шагов и внезапно принялась срывать с себя одежду. — Извините, я забыла, кто тут хозяин, а кто трофей! До послуг пана! И днем и ночью! Прошу!

Содрогаясь от едва сдерживаемых рыданий, Эля упала на кровать, а Виктор какое-то время молча смот рел на нее и вдруг вышел в коридор, с треском затворив за собой дверь. Через какую-то минуту он уже был в комнате дяди Викентия и, увидев, что тот не спит, возмущенно выкрикнул:

— Она мне отказала!

— Отказала? Ты что, — внезапно догадался дядя Викентий, — сделал ей предложение? Когда?

— Только что!

— Вот такой… Пьяный. Расхристанный. Без цветов. Ты что, Витенька, кухаркин сын?

— При чем здесь кухаркин сын? — Виктор так рванул ворот, что две пуговицы отлетели и с металлическим звоном покатились по полу. — Да мы живем вместе! Понимаешь, дядя? Я ремонтирую этот дом… Я! Здесь у меня все! И она… Она же на все согласна! И вот на тебе!

— Так… — Дядя Викентий грустно усмехнулся. — Про трофей вспоминала?

— Трофей? — удивился Виктор. — Вспоминала… А ты как узнал? Что, было слышно?

— Витенька… — укоризненно покачал головой дядя Викентий. — Как ты можешь?!

— Извини, дядя, — развел руками Виктор. — Но я действительно ничего не понимаю…

— Да я еще за столом заметил… Нельзя так, Витя… Нельзя. Эта женщина для нас подарок судьбы.

— Для нас?

— Конечно! Кто-то же должен думать о семье, о роде, о воссоздании фамильного гнезда, наконец? Кто, Витя?

— Ну хорошо, дядя… — Виктор попробовал застегнуть ворот, но только зря дернул себя за воротник. — Я признаю, что сделал что-то не так, но объясни мне, что?

— Что? — с минуту дядя молча смотрел на племянника. — Ты понимаешь, надеюсь, что она, как и мы, потеряла все?

— Отлично понимаю! Но тогда почему?

— Да потому! — рассердился дядя Викентий. — Что у нее, как и у нас, осталось одно. Гонор! Это-то ты понимаешь?

— Не понимаю! Я что, на колени перед ней должен был встать?

— Да, Витенька, да! Именно на колени! После всего, что было, после страха, унижений, хаоса — кто ты должен быть для нее? Да для нее ты возврат прошлого! И потом, если хочешь, она мать твоих будущих детей. Так что, милый мой, ты прежде всего должен был показать ей свое уважение… А ты, да что говорить…

Дядя Викентий махнул рукой и начал что-то перекладывать на постели. Виктор какое-то время следил за ним и, дождавшись, когда тот снова посмотрел на него, вздохнул.

— Наверно, ты прав… Но теперь-то как быть?

— Теперь? — дядя Викентий показал рукой на чемодан. — Складывать вещи.

— Вещи? — растерялся Виктор. — И куда же?

— Куда-нибудь. Ты можешь в казарме пожить, а я квартиру найду… Перебудем.

— Что, прямо сейчас?

— Зачем сейчас? Утречком. Чинно попрощаемся и уйдем.

— А дальше?

— Дальше? — усмехнулся дядя Викентий. — Ты явишься с букетом цветов и прежде всего попросишь прощения. Второй раз ты снова придешь с цветами и пригласишь ее куда-нибудь. Я не знаю, в кино, в ресторан, в театр… Ну, то, что тут есть, но чтобы она могла надеть свой лучший наряд и чтоб ее видели все. И вот если она пойдет с тобой, то на третий раз ты принесешь самый большой букет, встанешь на колени и смиренно попросишь ее руки…