Двенадцать ворот Бухары

Куйбышев говорил о победе Октября, несущего счастье всему трудовому народу, и особенно подробно — о Бухарской революции, о свободе народов угнетенного Востока. Народ Бухары создал свою народную республику, говорил он, советскую республику, и теперь может свободно строить новую, лучшую жизнь. Правительство Советской России и Туркестанская Советская Социалистическая Республика оказывают всяческую помощь свободному народу революционной Бухары. По указанию товарища Ленина Советское правительство России приняло решение: вся собственность, все имущество прежнего царского правительства на территории Бухары и предприятия, принадлежавшие русским владельцам, теперь безвозмездно отдаются бухарскому народу. Заводы и фабрики, земля и дома русских капиталистов — все теперь принадлежит народу Бухары. Советское правительство России прощает все долги эмира России, освобождает от них народ Бухары. Правительство Советской России приложит все усилия, чтобы молодая Бухарская республика за короткий срок встала на ноги, окрепла, чтобы народ Бухары стал независимым и богатым, экономически и культурно развитым. Он выразил уверенность, что трудящиеся Бухары, совершившие народную революцию под руководством партии большевиков и Советской власти, построят новую жизнь, основанную на справедливости и равноправии, и нанесут смертельный удар по остаткам эмирской власти.

После Куйбышева на трибуну взошла женщина в парандже.

Это была Фируза. Народ вокруг зашумел. Впервые бухарская женщина говорила с трибуны и наравне с мужчинами приветствовала животворное солнце Октября. Хотя речь ее была коротка, а голос негромок и несмел, хотя лицо скрывала волосяная сетка, тем не менее это была смелость, истинное мужество.

— Видишь, дочка! — сказала Анбари Ашк, обращаясь к Хамрохон, с которой они вместе издали глядели на трибуну. — Вот женщина, такая же, как ты, стоит в одном ряду с мужчинами, вместе с начальниками, держит речь, и все слушают ее. Может быть, и твой бессовестный муж слушает, почтительно прижимая руки к сердцу!.. А ты сидишь в углу, плачешь и собираешься покончить с собой… Нет, клянусь богом, даже мне хочется вновь стать молодой и начать жизнь заново Оймулло Танбур правильно говорила, что наступает время молодости и любви!

— Как я благодарна вам за эти слова! — сказала Хамрохон. — Ах, если бы в эти светлые дни и мне удалось немножко вздохнуть свободно!

— Конечно, удастся! Не немножко, а очень много и еще немножко! В это время Абдухамир Муиддинов дал слово начальнику городской

милиции Алиризо-эфенди. Это был турок, турецкий офицер, который во время мировой войны попал к русским в плен и вместе с другими пленными оказался в Бухаре, а после революции поступил на службу в милицию. Он говорил по-тюркски, и речь его прозвучала очень странно: он призывал все тюркские народы объединиться и показать миру, как они сильны.

— Народ Бухары должен теперь проснуться, — говорил он. — Всех, кто будет противодействовать объединению тюркских народов, следует выводить на площадь и расстреливать. Всякий, кто не захочет встать под наше знамя, будет считаться контрреволюционером и должен быть наказан… Аминь, велик аллах!

Речь Алиризо-эфенди вызвала шум, смех и возмущение. Файзулла Ходжаев сердито сказал Муиддинову:

— Зачем вы дали слово этому глупцу?

— Ведь так решили, — ответил Абдухамид. — Разве нельзя пошутить, посмешить народ?

— Это не шутка! — сказал решительно Файзулла Ходжаев. — Он плохо говорил. Надо было предварительно просмотреть его речь…

Такая нелепость!

— Правда, правда! — поддержал его Акчурин, один из секретарей Центрального Комитета. — Нужно было проверить заранее! Это наша ошибка. Дайте сейчас мне слово, надо как-нибудь рассеять дурное впечатление от его речи.

— Будет нам урок! — сказал Файзулла Ходжаев. — Больше таких людей нельзя выпускать на трибуну. Да и вообще завтра мы поставим о нем вопрос в Совете назиров. Нельзя держать такого человека во главе милиции.

Акчурин в своем выступлении говорил о том, что народ Бухары, Бухарская республика, следуя по пути Интернационала, укрепляет дружбу с другими народами, в особенности же с Советской Россией и с Туркестаном. Он выразил благодарность правительству России и великому Ленину за бескорыстную помощь народу Бухары…

Файзулла Ходжаев пожал руку Акчурину и ободряюще улыбнулся. Выступили еще несколько человек — комсомолец, водонос, военный, и митинг окончился.

Оим Шо и Анбари Ашк стояли там, где в улицу, идущую от хауза Девонбеги, вливался огромный паток людей с Регистана. Они видели марширующие войска, колонны школьников и комсомольцев. Увидели они и конных и пеших из отряда Асада Махсума, во главе с ним самим, на вороном коне, с двумя помощниками по бокам.

— Кто этот надменный человек? — спросила Хамрохон.

— Не знаю, какой-нибудь гордец, дорвавшийся до высокой должности! — отвечала Анбари Ашк. — В самом деле, такой надменный, как сам эмир Алимхан!

— Чтоб его чума забрала! — сказала Хамрохон.

Все, что напоминало об эмире, было ей неприятно. Когда проехал отряд Асада и еще несколько больших фаэтонов, показался в группе своих конников Насим-джан, и Хамрохон тотчас спросила, заметив его:

— А кто этот красивый юноша? — Анбари Ашк обрадовалась.

— Это сын хаджи Малеха, Насим-джан, — сказала она. — Я его уже сегодня видела около женского клуба. Действительно красивый юноша! Ему так к лицу этот костюм… и, наверное, он хорошо воспитан…

«Счастливая его жена… — подумала Хамрохон, невольно сравнивая юношу со своим мужем. — Несчастная я женщина, попала в руки негодяя… Хорошо, хоть есть на свете счастливые жены».

Она горько вздохнула. Тетушка Анбар, увидев, что Хамрохон опять опечалилась, быстро заговорила:

— Сегодня в женском клубе большое торжество будет. Может быть, и мы забудем все наши печали и невзгоды…

— Если бы так было! — сказала Хамрохон.

Тут с ними поравнялись шедшие с площади женщины со знаменем, и они присоединились к ним. Фируза, шагавшая впереди, тотчас узнала Хамрохон и крикнула:

— Добро пожаловать!

Оим Шо, услыхав голос Фирузы, обрадовалась и смело зашагала вместе со всеми женщинами.

Они уже подходили к Новому базару, когда их обогнал на своем фаэтоне Ходжа Хасанбек. При виде его глаза Оим Шо заволокла пелена страха: «Сейчас приедет домой, узнает, что меня нет, и весь свет перевернет… Пошлет к нам домой, наверное, арестует мать… О господи, что я наделала!»

В клубе их встретили с радостью. Учительницы, Оймулло Танбур, Фируза и все женщины говорили им: «Добро пожаловать! Будьте веселы и спокойны, считайте, что это ваш дом». Оим Шо старалась улыбаться в ответ на все эти приветствия и ласковые слова, но на душе у нее было тревожно. Оставшись на минуту вдвоем с Фирузой у нее в кабинете, Оим Шо расплакалась.

— Сейчас он пошлет людей за моей матерью, будет ее мучить и бросит в тюрьму! — говорила она.

— Не имеет права! — сказала фируза. — Время насилия прошло. Я сейчас позвоню дяде Хайдаркулу, расскажу про вас.

— Нет, я лучше пойду домой… Что бы ни случилось, я буду вместе с мамой.

— Оставьте это, Оим Шо! — вмешалась Анбари Ашк. — Фируза-джан, вы куда-нибудь пристройте ее, а я пойду к ее матери, возьму и приведу тоже сюда или же отведу к себе домой.

— Приведите ее сюда! — сказала Фируза. — Мы устроим их вместе в одной комнате, и никто не посмеет их тронуть.

— Спасибо вам, Фируза, дай бог вам счастья! — сказала Оим Шо, вздохнув с облегчением.

— Ладно, тогда я ухожу! — сказала Анбари Ашк и покинула клуб…Вечером большой зал клуба был полон, некоторые даже собрались на дворе у окон и слушали речь женщины в очках, стоявшей у стола в зале. Она хорошо знала жизнь женщин Востока, знала, как и о чем нужно говорить с ними.

Слушали внимательно, не шумели.

— Беда не только в том, что мы должны носить паранджу и чашм-банд, закрывать лицо, — говорила она. — Это только внешнее, видимое глазом рабство. Если бы рабство можно было уничтожить, уничтожив паранджу и чашмбанд, то революционное правительство и Советская власть одним приказом отменили бы их. Но — увы! — дело не только в них. Женщины Востока, угнетенные и порабощенные, не имели в жизни никакой опоры. Они были всецело в подчинении у мужчин. Веками сложилось такое представление, что, если мужчина не даст куска хлеба, женщина умрет с голоду. Увы, сами женщины верили этому. Советская власть теперь разбила в пух и прах это представление, подрубила под корень неравенство и бесправие женщин, показала путь к свободе, сказала им: «Угнетенные женщины Востока, вы равны мужчинам, вы сами, своим трудом можете заработать себе кусок хлеба! Для этого есть все условия. Советская власть уберет с дороги всякого, кто захочет преградить вам путь в новой жизни. Паранджа и чашмбанд, которые мешают вам работать и жить свободно, тоже должны исчезнуть!» Женщины революционной Бухары, женщины нашего древнего города, вы помолодели от света революции, вы тоже свободны и равноправны с мужчинами. Правительство Бухары открыло и еще будет открывать всевозможные мастерские, артели, шелкомотальные и швейные фабрики, где вы сможете работать. Откроются школы, курсы и всякие училища — пожалуйста, учитесь, обучайтесь ремеслу, становитесь грамотными, становитесь хозяйками своей судьбы!