Покоритель джунглей

— Благодарю вас от имени моей страны, — твердо ответил Сердар. — Очень скоро понадобится не только ваша преданность, но и ваше мужество: близится час освобождения Индии.

При этих словах трепет охватил присутствующих, и из груди всех внезапно вырвался крик: «Да здравствует Франция!»

— Смерть англичанам! — крикнул офицер-туземец из охраны дворца.

Казалось, что все только и ждали сигнала, так как призыв этот был повторен с таким взрывом энтузиазма, что его услышали снаружи. Десять тысяч человек на площади, в аллеях, на бульваре закричали: «Смерть англичанам!», и немедленно по всему городу распространился слух, что объявлена война.

Момент был полон величия: присутствующие раджи, офицеры вытащили шпаги и, потрясая ими перед обоими губернаторами, поклялись умереть за независимость Индии и славу родины.

Сердце Сердара билось так, словно готово было выскочить из груди: наконец-то настал момент, к которому он так стремился, его план удался благодаря его отваге, он был хозяином Пондишери, ему подчинялся полк морской пехоты, командиры которого во главе с бравым полковником де Лурдонексом были только что ему представлены… В этот торжественный час им овладело столь сильное волнение, что он был на грани обморока. Мысленно он уже представлял, как трехцветный флаг, флаг Франции, ради которого он десятки раз рисковал жизнью, победно реет над всем Индостаном. Он один отомстил за героев, павших жертвой английского золота, от Дюплекса до Лалли, которые умерли, кто в Бастилии, кто на эшафоте, за то, что, подобно ему, слишком любили родину.

Увы! Бедный Сердар, торжество его будет недолгим: он не заметил, что, когда ему представляли полковника де Лурдонекса, тот не смог сдержать сильнейшего изумления, которое еще более возросло, когда офицер бросил взгляд на Барнетта, переодетого артиллерийским генералом. После того как представление закончилось, полковник поспешил на просторную веранду особняка, чтобы спокойно поразмыслить над тем, что он увидел и что ему приказывала честь офицера.

Дело в том, что полковник прибыл из Франции на «Эриманте» пять дней назад и находился в Пуант-де-Галль, где корабль делал остановку как раз в тот день, когда Покорителю джунглей и его товарищам был вынесен приговор, то есть в день их побега.

Он слышал о подвигах Сердара в борьбе против англичан и, воодушевившись этими рассказами, сошел на берег, чтобы посмотреть на героя, питая вместе с тем тайную надежду помочь ему бежать, если благоприятно сложатся обстоятельства.

Поэтому он находился на пути Сердара, Барнетта и Нариндры, когда они шли к месту казни, и мог как следует разглядеть их. Вообразите же себе его изумление, когда он очутился перед героем индийского восстания, облаченным в форму французского генерала и играющим роль нового губернатора Пондишери. Сначала он подумал о случайном сходстве, которое вполне возможно, но почти в ту же минуту он узнал Барнетта, а затем и Нариндру, и у него отпали малейшие сомнения.

Полковник понял, какие патриотические мотивы руководили этими людьми, но он не мог позволить им сыграть затеянную игру до конца. Он здраво рассудил, что не этим искателям приключений принадлежало право втянуть Францию в авантюру, к которой правительство было вовсе не готово. Учитывая тяжелые последствия, которые подобное событие непременно вызвало бы в Европе, он, французский полковник, должен был сделать то, что ему диктовали долг и честь.

Он решил тем не менее не торопить события и не устраивать скандала. Он знал, что полк подчиняется только ему и в случае необходимости он всегда сможет применить силу.

В этот момент Барнетт, задыхавшийся в своем костюме, вышел на веранду подышать. Офицер поспешил воспользоваться случаем, чтобы рассеять свои сомнения — в общем-то у него их не было, но ему хотелось добавить последнюю улику к уже имевшимся.

Он быстро подошел к Барнетту и сказал:

— В гостиных слишком жарко, не правда ли, мой генерал?

Барнетт, смущенный, хотел бы ответить, поболтать немного. Вынужденная немота начала угнетать его, но он понимал, что со своим чудовищным акцентом ему никак не удалось бы выдать себя за французского генерала, тем более перед офицером. Поэтому, вспомнив о причине своей псевдоглухоты, названной Барбассоном казначею, он показал полковнику на свои уши, давая ему понять, что не слышит его.

Но де Лурдонекса нелегко было поймать на эту удочку, и он заметил, смеясь:

— Держу пари, генерал, как бы здесь ни было жарко, в Пуант-де-Галль вам было жарче, когда с веревкой на шее вы шли вместе с вашими товарищами к виселице.

Когда Барнетт услышал эти слова, его чуть не хватил удар, в течение нескольких секунд он не мог выдавить из себя ни слова. Горло у него пересохло, язык не повиновался.

Когда к нему вернулись силы, он пробормотал в ответ:

— Что вы хотите этим сказать, полковник? Виселица… веревка на шее… Я не понимаю.

— Смотрите-ка, вы внезапно обрели слух, и я думаю, мы сговоримся. Вы прошли мимо меня, идя на эшафот. Покоритель джунглей, вы и туземец. Так вот, я узнал вас всех троих. Вы прекрасно понимаете, что не сможете меня провести, а я не могу позволить вам продолжать эту комедию.

— Да черт меня побери, если вы думаете, что она меня забавляет!

— Слава Богу, вы не опускаетесь до лжи.

— Мне в сотни раз приятнее носить мой костюм охотника, чем эту чертову шерстяную кольчугу, в которой я задыхаюсь, и, клянусь честью, раз уж вы открыли наш секрет, я быстренько предупрежу моего друга, и мы улизнем не попрощавшись… А все же вам лучше было бы промолчать, вы бы отдали Индию Франции, и никто бы вас не обвинил в том, что вы замешаны в этом обмане.

— Возможно, вы и правы, но мне, вероятно, пришлось бы выступить с моим полком, признайтесь, что это меняет дело. Ответственность, которую я вынужден был бы взять на себя, не позволяет мне молчать… Идите предупредите вашего друга, я не хочу его видеть, я слишком восхищаюсь силой его характера и героическими действиями в Индии, чтобы хладнокровно разбить его иллюзии. Скажите ему, что я даю ему время до десяти часов сегодняшнего вечера, чтобы покинуть французскую территорию. По истечении этого срока я вынужден буду рассказать губернатору о невероятной комедии, жертвой которой он чуть не стал. Прощайте! Это мое последнее слово. Самое главное, скажите ему, что я им восхищаюсь.

Барнетт поспешно нацарапал на листке из записной книжки: «Найди предлог, чтобы закончить как можно быстрее эту бесполезную комедию. Мы разоблачены. Выйди ко мне, я тебе все расскажу».

Через пять минут испуганный Сердар выбежал на веранду.

— Что случилось? — спросил он в страшном волнении.

— Случилось то, что полковник морской пехоты, которого тебе представляли, был в Пуант-де-Галль в день нашего побега, и он узнал нас.

— Какое роковое стечение обстоятельств!

— Так вот, ты понимаешь, у человека может быть двойник, но три двойника — это уже слишком.

— И ты не пытался отрицать?

— Отрицать? По-моему, ты сходишь с ума, надо было нас с Нариндрой оставить на борту, и тогда все шло бы как по писаному. Но мы втроем здесь, когда всего пять дней тому назад нас видели вместе да еще при обстоятельствах, когда лица запоминаются надолго.

— Послушай, Барнетт, я решился на все. Потерпеть неудачу у самой цели, нет, это невозможно, от этого я сойду с ума. Все поверили в мою миссию, я арестую полковника на основании якобы полученного мною секретного приказа, и…

— Нет, ты не сходишь с ума, ты уже сумасшедший! А кто выполнит твой приказ?

— Верно, — обескураженно заметил Сердар, — ты тысячу раз прав, но видеть, как в одно мгновение рушатся мечты, надежды отомстить за мою страну! О Барнетт, я проклят, не знаю, что удерживает меня от того, чтобы покончить с жизнью…

Сердар выхватил револьвер, и рука его поднялась к виску.

Барнетт вскрикнул, бросился к нему и вырвал из его рук смертоносное оружие. Помедли он еще секунду, и несчастного Сердара не стало бы.

— Что нам теперь делать? Как выйти из этого тупика, чтобы не стать посмешищем?