Гэбриэль Конрой (др. перевод)

— Все мы знаем, сэр, какой он верный друг. Бескорыстный друг. Сколь многим все мы обязаны его отваге, его выдержке, его уму!

— Вздор! Еще что?

— Не знаю, что сказать… Разве только, что он всегда был предан вам. Я думала, что и вы его любите. Ведь это вы привели его к нам, — добавила девушка не без коварства.

— Да, я повстречал его в Суитуотере. Но я не знаю ни кто он, ни откуда он взялся. Тебе он что-нибудь рассказывал?

— Он бежал от злого отчима. К нему дурно относились в семье. Он отправился на Запад, решил поселиться один, среди индейцев или же попытать счастья в Орегоне. Он очень гордый — вы знаете это, сэр. Он не похож на нас, он джентльмен, как и вы, образованный человек.

— Да, здесь он образованный человек!.. Не отличает лепестка от тычинки! — проворчал Деварждес. — Пусть будет так. Скажи лучше, после того как вы с ним убежите, обещает он на тебе жениться?

На мгновение впалые щеки девушки зарделись румянцем; она растерялась, но тут же вновь овладела собой.

— Не жестоко ли так шутить, сэр, и в такую минуту? — кротко возразила юная лицемерка. — От нашего успеха зависит жизнь моего любимого брата, малютки сестры, жизнь погибающих женщин. Ни у кого, кроме нас двоих, не хватит сил пройти этот путь; без моей помощи ему будет труднее; ведь мне требуется гораздо меньше пищи для поддержания сил, чем ему. Я верю в нашу удачу; мы вернемся немедля, вернемся с подмогой. Нет, сэр, сейчас не время шутить. На карте жизнь наших спутников и ваша — тоже.

— Что до меня, — бесстрастно сказал старик, — я завершил расчеты с жизнью. Когда вы вернетесь, если только вы вернетесь вообще, — меня не будет в живых. — Судорога боли прошла по его лицу. С минуту он не шевелился, как бы набираясь сил. Когда он снова заговорил, голос его звучал слабее и глуше — Подойди поближе, дитя, я должен тебе еще кое-что сказать.

Грейс колебалась. Разговор вселил в нее какой-то страх перед этим человеком. Она оглянулась на спящего брата.

— Он не проснется, — сказал Деварджес, следя за ней взглядом. — Снотворное еще действует. Принеси мне то, что ты вынула из золы.

Грейс принесла камень; он стал синевато-серым и походил теперь на кусок шлака. Старик взял его в руки, внимательно оглядел и сказал Грейс:

— Теперь потри его об одеяло, и покрепче.

Грейс повиновалась. Поверхность камня чуть заиграла белым блеском.

— Блестит, как серебро, — задумчиво сказала девушка.

— Это слиток серебра, — ответил Деварджес.

Грейс невольно выпустила камень из рук и отступила назад.

— Возьми, — сказал старик, — я отдаю его тебе. Я нашел его год тому назад в ущелье, когда обследовал горную цепь, идущую отсюда на запад. Там много серебра, целая сокровищница, ты слышишь меня, Грейс? Жила проходит в синеватой породе; помнишь, как выглядел камень, когда мы вчера его клали в огонь? Я опишу тебе это место, расскажу, как его найти. Я передаю тебе свое право на серебро — право первооткрывателя. Возьми его; владей моим богатством.

— Нет, нет! — поспешно возразила девушка. — Оставьте его себе. Вы будете жить, оно вам еще пригодится.

— Нет, Грейс. Я не взял бы его даже если б мне суждено было остаться в живых. Я был богат, очень богат, и богатство не принесло мне счастья. Эти залежи серебра мне ни к чему. Сорная трава, которая растет рядом с ним, кажется мне теперь большим сокровищем. Прими мой подарок. В мире, в котором мы живем, богатство дает почет, положение в обществе. Прими мой подарок. Ты станешь такой же независимой и гордой, как твой возлюбленный. Ты будешь вечно прекрасной в его глазах, ибо твоя красота будет оправлена в серебряную раму и твоя добродетель получит серебряный пьедестал. Прими мой подарок: он — твой.

— Но у вас же есть родные, друзья, — возразила девушка, отступая прочь от светящегося камня в почти суеверном ужасе. — Есть другие, имеющие больше прав…

— Никто не имеет больше прав, чем ты, — торопливо прервал ее старик, переводя слабеющее дыхание. — Считай это наградой, если хочешь. Или взяткой твоему возлюбленному, чтобы он выполнил, что обещал, и спас мои коллекции и рукописи. Если хочешь, считай это искупительной жертвой; быть может, я знал когда-то другую молодую девушку, которой такой подарок спас бы жизнь. Словом, думай что хочешь, но прими мой дар.

Последние слова он произнес шепотом. Сероватая бледность разлилась по его лицу, дыхание стало прерывистым. Грейс хотела разбудить брата, но Деварджес коснеющей рукой воспретил ей это. Собрав силы, он приподнялся на локте, вытащил из кармана конверт и вложил ей в руку.

— Вот здесь… план местности, описание руды… все — твое… скажи, что ты согласна… скорее, Грейс, скорее..

Он сник. Грейс нагнулась, чтобы приподнять ему голову, но в этот момент кто-то заслонил собою дверное отверстие. Быстро оглянувшись, она снова увидела лицо Дамфи.

На этот раз она не вскрикнула, но, словно разом набравшись решимости, повернулась к Деварджесу и сказала:

— Я согласна.

Она снова оглянулась, с вызовом в глазах; Дамфи исчез.

— Спасибо, — сказал старик.

Губы его продолжали шевелиться, но слов нельзя было разобрать. Глаза словно подернулись пленкой.

— Доктор Деварджес! — позвала Грейс шепотом.

Старик не отвечал. «Он умирает», — мелькнуло в голове у девушки, и внезапный, неведомый доселе страх овладел ею. Живо поднявшись, она бросилась к брату и попыталась разбудить его. Он только застонал во сне. В отчаянии она огляделась вокруг, потом подбежала к дверному отверстию:

— Филип!

Никакого ответа. Через длинный узкий ход она выбралась наружу. Уже стемнело, и в нескольких футах от хижины ничего не было видно. Она торопливо оглянулась назад, а потом, как видно совсем потерявши голову, ринулась во тьму. В ту же минуту две фигуры вышли из тени и скользнули в хижину. Это были миссис Брэкет и мистер Дамфи.

Их можно было принять за двух крадущихся хищных зверей — так осторожны, дерзки и в то же время опасливы были их движения. То они передвигались на ногах, то припадали на четвереньки. Они метались по хижине, сталкивались в полутьме, награждали друг друга тумаками и плевками, шныряли по углам, рылись в гаснущих углях, в остывшей золе, перебрасывали одеяла и бизоньи шкуры, оглядывали и обнюхивали все, что попадало им под руку. Признав свое поражение, они злобно воззрились один на другого.

— Сожрали, будь они прокляты! — хрипло прошептала миссис Брэкет.

— Не похоже было на съестное, — возразил Дамфи.

— Ты же сам видел, как девчонка вынула эту штуку из огня?

— Да.

— И потерла об одеяло?

— Да.

— Болван! И ты не разглядел, что у нее в руках?

— А что?

— Печеная картошка!

Дамфи был ошеломлен.

— А зачем ей было тереть печеную картошку об одеяло? Ведь сойдет хрустящая кожура! — спросил он.

— Господа не привыкли жрать в кожуре, — с проклятием ответила миссис Брэкет.

Дамфи все еще был под впечатлением сделанного открытия.

— Он сказал ей, что знает место, где есть еще, — прошептал он с жадностью.

— Где?

— Я не расслышал.

— Болван! Ты должен был ухватить его за глотку, вытряхнуть из него душу, — прошипела миссис Брэкет в бессильной ярости. — В блохе и в той больше отваги. Дай мне только добраться до девчонки. Тсс! Это что?

— Он шевелится, — сказал Дамфи.

В то же мгновение оба вновь превратились в застигнутых врасплох зверей, озабоченных только тем, чтобы унести поскорее ноги. Они боялись встать с места. Старик повернулся на бок и что-то прошептал в забытьи. Потом позвал:

— Грейс!

Показавши своему спутнику знаком, чтобы он молчал, женщина склонилась к старику:

— Это я, родной.

— Скажи ему, чтобы ничего не забыл. Пусть помнит свое обещание. Пусть скажет тебе, где яма.

— Где, родной?

— Он скажет тебе. Он знает.

— Я слушаю, родной.

— При входе в Моньюмент каньон. В ста футах севернее одиноко стоящей сосны. На глубине в два фута под пирамидой из камней.