Золотая роза с красным рубином

– Если все подданные Далай‑ламы имеют внешность этого воина, они похожи на русских.

Удача выпрямился и подходил за суетливо беспокойным слугой с каменным лицом, будто не слышал, что разговор зашёл именно о нём.

– Он из русских, – возразил Кулымбек. – Имя у него Удача. А полученное от Далай‑ламы прозвище, Тень Тибета.

При этих словах Удача опустился на колено, как его научил астраханский воевода, и иноземцем склонил перед царём голову с выражением покорности его воле Правителя.

– Раз он теперь наш подданный и у нас на службе, – объявил царь Алексей. – Быть ему Удачей Тибетцевым.

Посол забрал шкатулку из рук слуги, нажал на одну золотую пчёлку, затем на другую и открыл крышку с вправленным в неё соловьём из слоновой кости. На красном бархате лежала изумительной работы большая золотая роза с пятью листьями. Между искусно изогнутыми лепестками цветка красным нектаром сиял крупный рубин. И на лепестках и на листьях застывшими каплями росы сверкали небесно‑голубые алмазы.

– Какая прелесть, – воскликнула Милославская, от удовольствия хлопнула в ладоши.

Кулымбеку показалось, такая непосредственность волнует царя, и девушка прекрасно знает об этом.

– Самый крупный рубин, какой мой господин, Великий шах, нашёл в Персии, он распорядился украсить так, чтобы напоминалась поэма о розе и соловье, – пояснил он как бы именно ей и расплылся в услужливой улыбке, намекая, что она роза, а её царственный жених соловей.

При молчаливом согласии царя Алексея, она осторожно вынула золотой цветок и приложила к платью, бутоном с рубином над левой грудью.

– Его надо прикрепить к свадебному наряду, – заметил Ртищев, чем заслужил её безмолвную, выраженную одними глазами признательность.

День свадьбы царя выдался таким, что хотелось праздника. На кремлёвских башнях сухим ветерком трепало знамёна с гербом рода Романовых, и привлекаемые ими жители и гости столицы с утра заполняли улицы и площади Китай‑города. С того времени, как солнце поднялось над домами, оно непрерывно сверкало на начищенном до блеска оружии, на позолоченных доспехах, шлемах стрельцов двенадцати московских полков. Выстроенные по главным улицам и вокруг Кремля, на его стенах, все стрельцы должны были поддерживать необходимый порядок в гудящем огромным ульем и будоражимым одним настроением человеческом море. На реке напротив Кремля им в помощь расположились вытянутым рядом вёсельные корабли с парчовыми красочными парусами.

С полуденным боем курантов подобное ангельскому пение раздалось во всех кремлёвских соборах, отзываясь крепнущему басистому пению в Успенском, где патриарх Иосиф начал венчать царя и его избранницу. Но только родовитая знать, царедворцы и вельможи, ратные начальники и самые богатые купцы Москвы, послы и торговые гости из многих других стран, которые плотной толпой запрудили соборную площадь, могли собственными глазами соучаствовать в важном событии государственного значения.

Едва завершился обряд венчания и молодые выступили из золотистого сияния внутри собора к сиянию жаркого солнца, невидимое покрывало колокольного трезвона и рёв толпы в Кремле и за его стенами были разорваны в клочья громыханием всех пушек на стенах крепости. Однако трезвон и бесчисленные крики слепой радости вновь срослось, чтобы опять разорваться от пушечных выстрелов, к которым добавились выстрелы корабельных орудий на реке.

– Ты понравился царю и царице, – притиснутый толпой вплотную к Удаче прокричал ему на ухо Кулымбек. – Постарайся воспользоваться этим, пока впечатление не забыто. А я всего лишь посол. Больше ничем помочь не смогу. Теперь всё зависит от тебя.

Его последние слова заглушило новое пушечное громыхание, объявляя столице начало многодневного разгульного праздника и нового образа царского правления, изменения поведения царя от юношеского подчинения воле боярской Думы к деятельности ответственного за семью и за благо подданных властителя.