Волчье море

— Где мы? — спросил Финн.

Брат Иоанн огляделся.

— Под ареной, — сказал он. — Тут, верно, держали животных. Если нужно, делили на…

Я возразил — воняло застарелой гнилью, поодаль виднелся огромный проржавевший желоб с колесом. Проследив мой взгляд, монах тихо присвистнул.

— Да, ты прав, Орм. Сюда наливали воду, на случай, если потребуется превратить арену в озеро. Если поискать, наверняка найдутся древние насосы.

— Озеро? Какое еще озеро? — удивился Радослав.

Брат Иоанн объяснил, что иногда гладиаторов заставляли, с лодки или прямо так, бить акулу или кита, а для этого арену заполняли водой; после же всех схваток воду сливали. Оба, Радослав и Финн, недоверчиво переглянулись, восхищенные хитроумием древних римлян.

Затем Финн углядел маклака, принимавшего ставки; не знаю, как он его отличил, — маклак ничем не выделялся среди прочего люда, покрытый шрамами и кривоносый. Финн поговорил с ним, вытащил несколько монет и получил новую деревянную пенязь. Именно тогда я увидел огороженный участок и ведра с метлами, чтобы смывать кровь.

Люди все прибывали, рассаживались даже на ступенях лестницы, занимали проходы, где когда-то трудились насосы. Гул голосов напоминал жужжание пчел, под сводами бродило эхо. Вот жужжание сделалось громче, и, как раз когда Финн вернулся к нам, мы услышали лязг оков.

— На кого поставил? — спросил Радослав, повышая голос, чтобы перекричать загомонившую толпу. На арену вышел какой-то человек и объявил первый бой — между двумя мечниками и… самим Могучим Клинком. Кто таков?

Стены содрогнулись от кровожадных воплей. Снова залязгали оковы, и я увидел мечников: их лодыжки были скованы короткой цепью; дальше цепь тянулась к лодыжкам другого, затем шла вверх, к браслетам на запястьях. Набедренные повязки, шлемы как у древних греков, с хвостами конского волоса, короткие мечи, круглые щиты — и отчаянные глаза обреченных.

Наставник тоже облачился по-древнегречески, в короткую рубаху, и все; он тянул мечников за собой. Кто-то крикнул:

— Деритесь как следует, ублюдки! Я поставил на то, что вы побьете сегодня Клинка.

— Это вряд ли, если норны будут милостивы, — хмыкнул Финн, — я-то поставил на Клинка. Сдается мне, он победит; маклак сказал, это умелый рубака и бьется двумя короткими мечами. Хороший рубака всегда берет верх.

В другом углу огороженного участка в духоту чадящих факелов, людского пота и несвежего дыхания вступил Могучий Клинок, голый, если не считать набедренной повязки, с цепью на лодыжках и данским топором с длинным древком в руке.

Его плечи, на которые ниспадала копна густых волос, походили на стволы деревьев, бугры перекатывались под кожей, когда он перебрасывал топор из руки в руку, и все тело будто извивалось от змеиного движения мышц. Как обмолвился однажды Квасир, у него мышцы были даже на веках.

— Это Ботольв, — прохрипел Финн, с ужасом глядя на меня. — Ботольв Верзила.

Мы выпучили глаза, переглянулись, затем вновь уставились на арену. Точно он. В последний раз он стоял на палубе драккара «Сохатый» в Новгороде, два года назад. И встретить его здесь… Я осмотрелся, выискивая остальных пропавших без вести побратимов, которых мы так долго ждали в Миклагарде.

— Может, ланиста уступит его нам, — сказал брат Иоанн с сомнением в голосе.

— Кто такой ланиста? — спросил Радослав; монах указал на человека, волочившего за собой мечников. — Это что, латынь? А само слово что означает?

— Оно означает «наставник», — ответил брат Иоанн.

— Скорее, покойник, — фыркнул Финн. Он повел шеей, расправил плечи и двинулся наперехват ланисте.

— У нас только едальные ножи, — напомнил я, видя его решимость.

Финн оскалился, как волк Хати, преследующий луну.

— Вон мечи, — коротко бросил он, кивнув на мечников, и подошел к ланисте. Тот заметил северянина и предупреждающе выставил руку:

— Охолони, друг.

— Твои зверушки с виду неплохи, но я поставил серебро, так что позволь-ка глянуть на их зубы. — Финн улыбался, но ланиста не дрогнул.

— А вдруг ты захочешь подстроить итог? — ответил он. — Сыпанешь им перцу в глаза, скажем? Уже не в первый раз моих бойцов норовят подкупить. Проваливай, парень, не мешай.

— Верно! — крикнул кто-то из толпы. — Чего встал?

Финн, не оборачиваясь, двинул крикуна локтем, и тот завыл, схватившись за сломанный нос. Ланиста было встрепенулся, но Финн сунул руку ему под подол короткой рубахи, и наставник подавился криком и выронил цепь.

Мечники растерянно замерли, а Сломанный Нос, брызгая кровью и рассыпая проклятия, созывал дружков; те угрюмо косились на Финна, и взгляды их были страшнее дочерей великана Гейрреда.

Финн тем временем ловко нагнулся, стиснул запястье одного из мечников и вырвал у того из руки кривой сарацинский клинок, как медовую соту у ребенка отнял. Повернулся, приставил острие к шее второго мечника, и подоспевший Радослав с улыбкой забрал другой меч, заодно со щитом.

Парочка самых смелых возле Сломанного Носа сделала три шага вперед, и тут же брат Иоанн шагнул навстречу и двинул кулаком по ближайшей голове, сбив смельчака с ног. Остальные попятились, как от змеи, но Сломанный Нос выхватил длинный кинжал, сплюнул кровью, точно обезумевший раненый бык, и двинулся на монаха, пригибаясь и что-то бормоча.

Брат Иоанн усмехнулся и выставил руку ладонью наружу, отчего Сломанный Нос замер. Монах начертал в воздухе знак креста, и толпа пораженно вскинулась. Наконец он схватил Носа за плечи, будто дружески обнял, запрокинул голову, словно обращаясь к богу, как и подобает священнику. Все тоже посмотрели вверх.

Брат Иоанн, приподнявшись на цыпочки, ударил противника лбом. Послышался чавкающий звук, и Сломанный Нос рухнул наземь, а монах стер кровавый след со лба и подобрал кинжал.

— Pax vobiscum, — сказал он.

Крики привлекли внимание, толпа раздалась, показались встревоженные громилы, призванные следить за порядком. Услышал и Ботольв; он поднял голову — и увидел меня, сразу за веревочной оградой.

Он моргнул. Я закричал, махнул рукой. Он снова моргнул. Проклятие! Что за тупой олух! Ланиста, державший его цепь, вытащил обитую кожей дубинку, — заметил, скотина, что я безоружен, — а двое местных громил встали по бокам от Ботольва; по их повадкам было понятно, что они привыкли действовать заодно. А у меня только нож…

Но Ботольв наконец очухался. Пока Финн и Радослав оттесняли громил, Ботольв почти небрежно стукнул ланисту, и тот повалился навзничь. Затем, поскольку все еще был на цепи, принялся ворочать стонущего наставника, будто снулую рыбину, встряхнул и снова швырнул на землю. И еще раз, все с той же блаженной улыбкой. Ланиста перестал сопротивляться и выпустил цепь.

Появилось больше громил, толпа заулюлюкала. Некоторые кричали от радости, решив, что это новинка перед поединками, но очень скоро они сообразят, что к чему. Радослав и Финн времени не теряли: короткие мечи и щиты против длинных ножей. Громилы, после пары ударов вполсилы, благоразумно решили не связываться. Я подбежал к Ботольву, который вновь наклонился к ланисте.

— Орм… Ты обещал, что вернешься. Скафхогг говорил, от тебя пользы как от куриного помета на топорище, но ты пришел!

— Нет… — простонал ланиста, прикрываясь обеими руками, когда я потянулся к нему. Я забрал у него ключи и оставил обливаться слезами и кровью, а сам наклонился, чтобы освободить от оков лодыжки Ботольва. Тот зарычал, да так, что я подпрыгнул. Взгляд через плечо подсказал мне, что мечники опомнились и мчатся на меня, самостоятельно скинув цепи.

Глупцы. Я даже пожалел, что мы освободили Ботольва прежде, чем он схватился с ними; у придорожной каменюки и то ума больше, чем у этих двоих. Лишь очутившись в нескольких шагах от Ботольва, они вдруг догадались, что прибежали вообще без оружия, а против них великан-северянин с данским топором.

Ботольв врезал одному рукоятью топора промеж глаз, и мечник лишился чувств и плюхнулся наземь мешком с костями. Затем плашмя двинул по причудливому шлему второго, доказав бесполезность этого доспеха: лезвие топора зацепило выделанный гребень, разрубило ремень под подбородком и нырнуло вбок, так что щека завернулась мечнику на нос. Ослепленный, залитый кровью, мечник закричал — и наткнулся на Финна, который наступал на своего противника. Он просто ткнул нового врага мечом в бедро.