Бирюзовые серьги богини (СИ)

— А Сашка? Тоже жениться собрался? — шутливо спросила она, перекрикивая шум поезда.

— Сашка? Не знаю. — Марина не совсем поняла «тоже» в вопросе Симы, но, зная о друге чуть больше, решила успокоить.

— Да у них так — несерьезно все. Смазливая девочка, сама к нему липнет.

Ответ Марины прозвучал в тот момент, когда поезд остановился. Сима, говоря о женитьбе Сашки шутя, услышав о его «несерьезных отношениях с какой-то смазливой и липнущей девочкой», растерялась, не зная даже как реагировать. Маринка сразу сообразила, что ляпнула не то.

— Не бери в голову, Сима! Он же мужик, как ни как! Ты лучше скажи, пойдешь ко мне в свидетельницы? — перевела она тему, но Сима ее не услышала.

С натянутой улыбкой она кивнула в ответ и пошла к выходу, сказав, что ей надо бежать.

— Так это не твоя станция… — Марина хотела было задержать подругу, но не успела. Сима вышла, двери захлопнулись.

«Все. Дождалась! Ни мужа, ни друга, никого!» Хотелось плакать. И светлый день уже не радовал, и сама себе Сима казалась безнадежно устаревшей: и своим мировоззрением, и немодной одеждой, и даже учебой среди однокурсников, моложе ее на два-три года.

Дома мать встретила, ворча, и с Алешкой на руках.

— Что так долго? Он мне уже все руки оттянул — что-то куксится сегодня, посмотри, как бы ни заболел. Говорила тебе вчера — закрой окно, продует ребенка! А тебе все воздуха мало!

Сима молча забрала Алешку. Он снова потянулся к бабушке, захныкал. Сима потрогала лоб сына.

— Вроде не горячий… Ты что, Лешка-картошка, а? Бабушку замучил сегодня, ая-яй, — она попыталась пошутить, но получилось совсем грустно.

Валя заметила, что дочь какая-то сама не своя.

— Устала?

— Немного. Знаешь, Маринка замуж выходит… и у Сашки… любовь…

Валя все поняла.

— Это тебе кто сказал?

Плечи Симы приподнялись и опустились.

— О чем? О Маринке или о Сашке? — она ехидно рассмеялась. — Впрочем, какая разница. И о том, и о другом мне сказала Маринка.

Валя всплеснула руками.

— Вот балаболка!

Сима не стала дальше слушать мать и, прижав к себе сына, ушла в свою комнату. Завалившись с ним на кровать, она взяла резинового зайца с большими желтыми ушами и выразительными нарисованными глазами, пощекотала Алешку. Заяц пискнул. Алешка гыкнул от удовольствия, сжал игрушку обоими ручонками. Заяц протяжно засопел.

— Играетесь? — Валя заглянула в комнату. — Играйтесь, я сейчас, кашу сварю.

Со двора послышался крик: «Валя!» Это соседка позвала мать.

Валя снова заглянула к Симе.

— Присмотри за кашей, я на минутку выйду, попросила она.

Сима оставила Алешку в комнате и пошла следить за кашей.

Пока молоко закипало в кастрюльке, Сима смотрела в окно. Все старые постройки в некогда огромном дворе, где она играла еще девчонкой, давно снесли, и всю территорию забрали под строительство нового здания. «Теперь и гулять детям негде! — думала Сима. — Так все изменилось в жизни. Даже государство, в котором я родилась, исчезло. А я живу в том же доме, в той же комнате и ничего у меня не меняется вот уже…» Запах горелого молока заполнил кухню.

— Убежало! — опомнившись, Сима выключила газ, с досадой посмотрела на кастрюльку, в которой медленно оседала молочная пена.

«Мама расстроится за плиту, ну надо же так, балда!» Сима не успела собрать тряпкой растекшуюся коричневую жижу, как из комнаты послышался грохот. Рванув с места, Сима влетела в свою комнату и так и встала, как конь с натянутым поводом. Одна створка шифоньера оказалась открытой, все вещи валялись на полу и среди них Алешка. Не замечая мать, он снимал с себя и отбрасывал в сторону трусы, колготки, а рядом валялась упавшая полка. Сима охнула, только представив, что эта полка могла свалиться на голову ее сына.

— Алеша, сынок, ты не ушибся? — Сима подняла ребенка на руки, сняла с его головы газовый шарфик. — Нигде не больно? А? Алеша…

Алешка покачал кудрявой головой и протянул матери ручонку, в которой зажал старый носовой платок. «Папин», — мелькнула мысль. Алешка разжал кулачок, и Сима взяла находку сына. Почувствовав в платке что-то твердое, она села с ребенком на кровать и развернула. Черная длинная бусина из агата со светлыми, почти белыми рисунками, блестела матовой поверхностью. Сима сжала бусину двумя пальцами и подняла к свету. Цвет камня изменился: на просвет он оказался темно-коричневым. Длиной сантиметров пять, бусина была хорошо отполирована и рисунки на ней выглядели симметрично. По краям — полосы по всему ободу, от одной до другой, змеей огибая весь камень, прошла такая же светлая лента, а с двух сторон от нее — одинаковые кружки, напоминающие круглую луну. И не только формой, но и цветом.

— Что это?..

— Си-а-ва! — чеканя звуки, произнес Алешка.

— Сиава… понятно… Это ты за этой авой полез в шифоньер?

Алешка улыбался во весь рот и смотрел на мать так радостно, что она рассмеялась в ответ.

— Чудо мое, и чего только от тебя не дождешься?! Сиава…

Дверь хлопнула, вся испуганная в квартиру вбежала Валя.

— Господи! Что тут у вас происходит?..

Сима с Алешкой по-черепашьи вжали головы в плечи.

Когда все страсти улеглись, Сима показала матери Алешкину находку.

— Откуда это у нас?

— Тебе было года три-четыре, — вспомнила Валя, — ты забралась в подвал. Когда я тебя вытащила оттуда и принесла домой, то из кармашка твоего платья выпала эта бусина. Я сначала хотела ее выкинуть, а потом пожалела, а чтоб глаза не мозолила, спрятала. Да, видишь, так хорошо, что за все эти годы ни разу на нее не наткнулась, перебирая вещи. А Алешка, гляди, нашел!

Сима смутно помнила ту историю. Больше всего запомнилась галька под ногами, боль от ссадин и белый призрак, зависший между ржавыми котлами.

— Я призрак помню, такой белый, он потом здесь появлялся, очертаниями похож на монаха…

Валя ахнула.

— Что ж ты ничего не говорила?

— Да, собственно, и говорить было нечего… я его не боялась. Повисит в воздухе и испарится, потом совсем исчез. Последний раз, помнится, я его видела, когда в университет поступила, и все.

Валя вздохнула, странно посмотрела на дочь.

— Что, мам? — этот взгляд насторожил Симу.

— Не знаю, вспомнилось все, как тогда тревожно было, боялась за тебя. Я ведь тоже то привидение видела, в подвале, потом дома, пока комнату твою не освятила. Подумала тогда, что нечистая сила, что испугалась святой воды, молитв, ушла, а он притаился… Слушай, Сим, давай эту бусину выкинем? Связаны они как-то: и бусина эта, и привидение…

Сима поднесла агат к свету, повертела. По кругу на всей поверхности она разглядела небольшие вмятины, черточки — сглаженные то ли временем, то ли стихией, они походили на рукотворные символы или надпись.

— Здесь что-то написано!

— Да ты что?! Не читай, Сима, вдруг заклятие какое, не читай! — Валя не на шутку испугалась.

— Мам, да не волнуйся ты так, я и не смогу прочесть… Может, Сашка разберется! — обрадовалась Сима, вспомнив, как они вдвоем докопались до сути символов Каменной головы. Вспомнила и тут же загрустила вновь.

— Выбрось, говорю, о мальчишке подумай! — Валя посмотрела на Алешку, занятого печеньем.

— Ты что, мам, — Сима обняла мать, — лица на тебе нет… Не переживай, глупости все это.

Ложась спать, Сима снова взяла бусину в руки. Она не рассматривала ее, она просто зажала старинный амулет в ладони. Какое-то волшебное чувство вместе с теплом пробежало по руке и растаяло в груди. Вспомнилось странное слово Алешки «сиава». Сима повторила его шепотом: — Си-а-ва…

Она посмотрела на спящего сына. Он улыбался, раскинувшись во всю длину кроватки. Почувствовав чужое присутствие, Сима подняла глаза к потолку. В свете ночника над ними парил белый монах…

Встреч с Сашкой Сима старалась избегать, но высматривала его в коридоре во время перемен, искала, шаря взглядом по головам парней, стоявших у входа в здание факультета. Но как только находила, сразу отворачивалась.