Князь Кий: Основатель Киева

После завтрака вновь раздались удары молотов, лязг железа. Резкие, оглушительные звуки неслись со всех сторон, метались где-то под потолком, от них закладывало уши, разламывало голову. Привыкший к деревенской тишине, мальчик изнемогал, ему казалось, ещё чуть-чуть — и у него голова расколется от грохота. Он попытался заложить уши тряпочками, но из-за этого не слышал приказаний и получал подзатыльники, пришлось отказаться.

По мастерской ходили надсмотрщики. Это были рослые, здоровенные детины со свирепыми лицами, в руках у них были плети из сыромятной кожи, ими они иногда крепко хлестали рабов. Потом вдруг все остановили работу, встали в два ряда, и перед рабами повели мужчину. Руки его были привязаны к палке, за которую вели двое воинов. Слободан с ужасом увидел, что на голове наказуемого вместо волос было кровавое месиво, уши отрезаны, и кровь заливала лицо и голое по пояс тело. Человека, как видно, водили уже давно, он еле передвигал ноги, а из разъятого рта раздавались только хрипы.

   — Беглый раб! Пойман беглый раб! — изредка выкрикивали воины.

Наконец беглеца вывели из кузницы, чтобы провести по другим мастерским. Слободана всего трясло.

   — И что с ним будет? — наконец спросил он у подручного Ерумила.

   — Отрубят голову или повесят, чего ещё? — пожав плечами, ответил тот.

Фигура окровавленного раба стояла перед Слободаном, за обедом он с трудом глотал пищу. Однако этим день не кончился. Только приступили к работе, как в ближнем углу началась какая-то беготня, и вот двое надсмотрщиков вывели раба и рабыню.

   — Решили вместо работы поспать! — громко кричали надсмотрщики.

Всех рабов кузницы согнали в круг. Посредине его поставили провинившихся. Резким движением один из блюстителей порядка сорвал с женщины платье, она осталась совершенно голой и, сжавшись, ждала наказания. Надсмотрщик отошёл от неё на пару шагов, взмахнул плетью и изо всей силы хлестнул по спине, потом по животу, снова по спине, потому что женщина, громко крича, вертелась на месте, руками пытаясь защититься от ударов. Наконец, после полутора десятков хлёстких ударов она упала и замерла, видно, потеряла сознание.

Тогда истязатели принялись за раба-мужчину. Его положили брюхом на пол, двое мучителей сели на него: один на голову, другой на ноги. Третий отступил назад шага на три. В руках его оказался кнут, на самом конце которого были привязаны три ремешка длиною с палец из твёрдой недублёной бычьей кожи, они резали тело как ножи. Палач начал стегать не торопясь, но бил изо всей силы, явно наслаждаясь своей работой. Раб сначала громко кричал, а потом стих. Его спина превратилась в сплошное кровавое месиво. Наконец истязание было закончено, женщину и мужчину вынесли из кузницы.

   — Они выживут? — невольно прижимаясь к Ерумилу, спросил Слободан.

   — Вечером их друзья проберутся на кухню, выпросят шкуру овцы или козы, только что зарезанных, и накинут им на тела. В большинстве случаев спасает.

Под вечер у Слободана разболелась голова, он еле добрел до барака. Там, на своей лежанке, он придвинулся к Дажану и шёпотом стал рассказывать про издевательства в кузнице, которые творились в течение дня.

   — Я, наверно, сойду с ума от ужаса, — говорил он. — И ещё от грохота. Сил моих нет, голову будто стрелы насквозь пронзили.

   — Я уже привык, — по-стариковски спокойно отвечал Дажан. — Сколько перед моими глазами замучили и убили рабов! И не счесть. Чуть ли не каждый день наказывают и убивают нашего брата. Куда деваться? Привык. И ты привыкнешь. Человек ко всему привыкает. Не сразу, конечно. Грохот перестанешь замечать недели через две. Со мной тоже такое было. Думал, голова расколется. А потом прихожу на работу, кругом шумит-гремит, а я вроде и не слышу. Весь грохот куда-то под потолок ушёл. Для меня он с тех пор как разговор в бараке.

Слободан долго молчал, съёжившись, потом проговорил упрямо:

   — Сбегу. Всё равно сбегу. Не смогу жить рабом.

   — Куда побежишь? Кругом крепостные стены, рвы, стражники с собаками.

   — Разведаю хорошенько. Неправда, есть где-нибудь слабое место в охране.

   — Много было таких храбрецов, как ты. Кого собаками затравили, а кого прилюдно казнили, как ты сам видел. Нагляделся я за зри года.

   — Запугали?

   — Испугаешься. Лучше уж с ошейником ходить, чем быть растерзанным или без кожи на голове умирать.

   — Как в таком унижении жить? Или ты забыл, что такое свобода?

   — Не забыл, только не вырваться отсюда. Никак не вырваться. Такая, видно, наша доля.

   — Ты — раб, и у тебя рассуждения раба!

   — Это верно. Хочешь, древнюю историю расскажу, которая случилась в наших краях? Давным-давно это было. Может, двести лет назад, может, больше. Тогда в этих краях жил такой народ — скифы. Так вот, ушли скифы воевать, ушли надолго. А их женщины вступили в связь с рабами и родили детей, отчаянных парней. Когда скифы вернулись и хотели повелевать ими как рабами, они взялись за оружие и восстали. В нескольких битвах молодые воины разгромили рабовладельцев. Тогда скифы пошли на них... знаешь с чем? Не с мечами и копьями, как раньше, а всего-навсего с плетьми... И героические парни в страхе разбежались и снова стали покорными рабами. Правда это или выдумка, но ясно одно: у нас души рабов и ничем в нас рабскую покорность не вытравишь. Живём рабами и умрём рабами.

Дажан отвернулся и скоро уснул. Но Слободан ещё долго не мог успокоиться, твердил про себя: «Убегу, всё равно удеру. Найду какую-нибудь щёлку. В мышиную норку пролезу, но выскользну! Обязательно вырвусь из этого ужаса!

II

В середине VI века из осколков различных племён на Алтае образовался новый народ — тюрки, которые в короткий срок создали могущественное государство — Тюркский каганат, простиравшийся от Жёлтого до Аральского моря. В Приаралье тюрки натолкнулись на сопротивление племён вар и хион, которые называли себя аварами. Это были индоарийские потомки древних сакских племён, белокурые и голубоглазые. Они унаследовали древнюю высокую цивилизацию Турана. У них была панцирная конница и многовековой воинский опыт, накопленный в многочисленных войнах с Персией и Византией.

Однако в войне против Тюркского каганата авары потерпели поражение и вынуждены были уйти на запад. На Северном Кавказе они попросили у аланского царя Саросия принять их под своё покровительство. Положение беженцев было действительно ужасным, и Саросий оказал им поддержку. Однако авары проявили необычайные хитрость и коварство. Они неожиданно налетели на сабиров и разгромили их, а затем повергли утугуров и залов, увлекли за собой побеждённые народы и в союзе с кутургурами в 558 году напали на антов (славян). Анты под водительством своего князя Мезенмира храбро сражались с искусным врагом, но вынуждены были отступить в Карпатские горы. Князь Мезенмир вступил с аварами в переговоры, чтобы обменяться пленниками, но жестокие и коварные авары убили его. «Сей муж приобрёл величайшее влияние среди антов, — писал впоследствии о Мезенмире византийский летописец Протиктор, — он способен был противостоять любому из своих врагов. Поэтому нужно было его убить, а затем беспрепятственно совершать набеги на чужую землю».

С тех пор славяне стали платить дань аварам, владения которых простирались от Азовского моря до. Альпийских гор. Авары, которых на Руси называли обрами, установили жестокий режим, покорённые народы не только нещадно эксплуатировались, но их насильно мобилизовывали во вспомогательные воинские подразделения, на различные работы и просто всячески над ними измывались. «Повесть временных лет» отразила весь ужас аварского ига, рассказывая, как обры, «великие телом и гордые умом», запрягали в телегу по три, по четыре или пять славянских женщин и ехали куда надо.

Авары восстановили скифский металлургический городок Каменск на Днепре, который стал основой их экономического могущества; без него столь малочисленный народ не смог бы долго продержаться в окружении могущественных противников. Мастерские Каменска работали на основе богатого залежами железной руды нынешнего Криворожья. В нем были сотни плавильных печей и мастерских, главным образом железообрабатывающих, производивших оружие и прочую утварь для аваров. В городе проживало несколько тысяч человек, в основном рабов, которые говорили на языке своих господ и заказчиков — аваров. Это был грандиозный лагерь рабов.