Одураченный Фортуной

Однако полковник Холлс был слишком поглощен собственными делами, чтобы поддаваться всеобщей панике. Услышав об исходе из Уайт-холла, он решил действовать, так как опасался, что герцог Бэкингем, на ком основывалась его последняя надежда, удалится вместе с остальными. Поэтому полковник напомнил о себе в письме его светлости. Два дня он тщетно ждал ответа, после чего новый удар поверг его в полное отчаяние.

Однажды вечером Холлс вернулся после похода в город, во время которого он наконец продал драгоценность, уже сослужившую ему службу, по его мнению, предназначенную ей судьбой, так что извлечь из нее пользу можно было, лишь обратив ее в Деньги.

Последние достались ему в весьма небольшом количестве, ибо, как объяснил покупатель, в такие времена люди думают не о побрякушках. Когда полковник вошел в гостиницу, Бэнкс, хозяин «Арфы», отвел его в угол, где они были вне пределов видимости и слышимости собравшихся в общей комнате.

— Двое людей искали вас, сэр.

Холлс встрепенулся, сразу же подумав о герцоге Бэкингеме. Но хозяин печально покачал головой. Постоялец, очевидно, вызывал симпатию у этого толстого добродушного человека. Бэнкс понизил голос, хотя в этом едва ли была нужда.

— Это были сыщики с Боу-Стрит, — сказал он. — Они не назвались, но я узнал их. Они задали множество вопросов. Давно ли вы живете здесь, откуда пришли, чем занимаетесь. А уходя, велели ничего вам не говорить. Но…

Хозяин пожал широкими плечами и презрительно скривил губы. Не сводя темных глаз с полковника, он заметил, как тот внезапно помрачнел. Холлсу незачем было раздумывать о деле, приведшем сюда служителей правосудия. Его отношения с Такером и Ратбоуном были открыты, очевидно, на процессе первого, недавно приговоренного к повешению и четвертованию. Полковник не сомневался, что попади он в руки закона, то будет осужден, несмотря на невиновность.

— Я подумал, сэр, — продолжал хозяин, — что лучше предупредить вас. Если вы нарушили закон, то вам не стоит оставаться здесь ц ждать, пока за вами придут. Я не хочу видеть вас попавшим в скверную историю.

— Мистер Бэнкс, — ответил Холлс, взяв себя в руки, — вы хороший друг, и я благодарю вас. Уверяю вас, что я ни в чем не виновен. Но обстоятельства могут говорить против меня. Несчастный мистер Такер был моим старым другом…

Хозяин прервал его вздохом.

— Из их слов я представил себе нечто подобное, сэр. Поэтому я и рискнул вас предупредить. Ради Бога, уходите, покуда есть время!

Холлса удивило, что Фортуна на сей раз оказалась на его стороне, предоставив владельца очередного жилища, тайно сочувствующего республиканцам.

Послушав совет Бэнкса, полковник оплатил счет, поглотивший большую часть денег, полученных за драгоценность, и, собрав немногочисленные пожитки, покинул дом, ставший столь опасным.

Холлс чуть не опоздал. Едва он шагнул в темноту улицы, как две фигуры загородили ему дорогу, а глаза ослепил свет фонаря.

— Стойте, сэр, именем короля! — прозвучал грубый голос.

Полковник не видел, есть ли у них оружие, и не стал ждать, чтобы удостовериться в этом. Одним ударом он выбил у сыщика с Боу-Стрит фонарь, другим сбил с ног его самого. Руки второго пристава обвились вокруг его тела, однако Холлс изо всех сил толкнул его локтем, отчего он отлетел в сторону и ударился о стену. Как вы догадываетесь, полковник не стал выяснять, что с ним произошло, а помчался, как заяц, по темной улице, слыша за собой крики и топот ног. Преследование продолжалось недолго, и вскоре Холлс смог двигаться вперед более медленной и достойной походкой. Но страх вынуждал полковника идти дальше, не покидая его всю ночь. Наконец он решил переночевать в таверне около Олдгейта, и лежа, задумался о положении, в котором очутился.

Незадолго до рассвета Холлс пришел к выводу, что разумный человек в подобной ситуации мог сделать только одно — покинуть Англию, где он не обрел ничего, кроме горького разочарования. Он проклинал приведший его сюда нелепый патриотизм, называя про себя любовь к родине заблуждением, а тех, кто ему поддается, дураками. Ему следует уехать как можно скорее и никогда более здесь не появляться. Теперь, когда голландский флот вернулся в Тексель, и моря вновь стали открытыми, препятствием к его отъезду не явится даже отсутствие денег. Он станет членом экипажа какого-нибудь судна, плывущего во Францию. С этим намерением Холлс рано утром отправился в Уоппинг note 68.

На корабле требовались люди, но нигде не соглашались взять его, пока он не предъявит справку о здоровье. Чума сделала необходимой эту предосторожность для путешествующих не только за границу, но и внутри страны, где никакие города и деревни не принимали приехавших из Лондона без предъявления соответствующего удостоверения.

Это явилось досадным затруднением, но с ним пришлось смириться. Полковник устало побрел в ратушу по темным, почти безлюдным улицам, где несколько домов имели кресты на дверях и охранялись стражниками, предупреждавшими прохожих, чтобы они держались подальше.

Немногочисленные прохожие, которых встречал Холлс, старались идти посредине улицы, шарахаясь не только от пораженных болезнью жилищ, но и друг от друга. Большей частью это были официальные лица — врачи и санитары — чье присутствие на улицах было связано с эпидемией. Их легко можно было узнать по предписанным законом красным жезлам.

Увиденное заставило полковника осознать степень распространения болезни, которая теперь насчитывала жертвы тысячами. Степень охватившей город паники он постиг, добравшись до ратуши и увидев ее осажденной множеством экипажей, портшезов и людей, пришедших пешком. Всех их привело сюда то же дело, что и его, — стремление получить у лорд-мэра справку о. здоровье, обеспечивавшую возможность бегства из охваченного эпидемией города.

Большую часть дня Холлс провел среди толпы, страдая от жары, голода и жажды. Уличные торговцы продавали исключительно лекарства и амулеты против чумы. Вместо криков «Сладкие апельсины!», которые в обычное время всегда можно было услышать в подобном сборище, и которые полковник с радостью приветствовал бы, повсюду раздавалось: «Надежный предохранитель от инфекции!», «Королевское противоядие!», «Великолепное средство от заражения воздуха!» и тому подобные возгласы.

У Холлса не было средств купить благосклонность привратников, дабы они пропустили его вперед. Оставалось ждать вместе с самыми смиренными своей очереди, которая, так как он пришел поздно, сегодня вообще могла не подойти.

К вечеру, в отличие от наиболее предусмотрительных, которые решили остаться у ратуши на всю ночь, чтобы утром попасть туда в числе первых, Холлс удалился без всякого результата и в прескверном настроении. Однако спустя час он понял, что судьба обошлась с ним лучше, чем ему казалось.

В полупустой столовой в Чипсайде, куда полковник зашел утолить жажду и голод, ибо он не ел и не пил с раннего утра, он услышал обрывки разговора двух горожан за соседним столом. Они обсуждали произведенный сегодня арест, и отдельные фразы привели в замешательство Холлса.

— Но как его нашли? — спросил один из них.

— В ратуше, где он хотел получить свидетельство о здоровье, чтобы убраться из города. Но в эти дни злоумышленникам не так легко покинуть Лондон. Рано или поздно Дэнверса поймают таким же образом. Они поджидают его и остальных заговорщиков.

Полковник Холлс отодвинул тарелку — его аппетит внезапно пропал. Несколько случайно подслушанных слов дали ему понять, что он в ловушке. Попытаться вырваться из нее означало обнаружить себя. Конечно, можно попробовать получить свидетельство под чужим именем. Но с другой стороны, вопросы о недавнем прошлом с целью убедиться в отсутствии инфекции могут быстро его разоблачить.

Холлс оказался между двух огней: Если он останется в Лондоне, то рано или поздно его настигнут те, кто будут искать его еще более упорно после вчерашней стычки с приставами. Если он попробует уехать, то самой попыткой сделать это выдаст себя правосудию.