Шанхай. Книга 1. Предсказание императора

Ричард не знал, что ответить, и поэтому промолчал. Тем временем брат Мэтью со счастливым видом продолжал:

— Ты мог бы заметить, что их еретическая вера и миссионерское рвение не мешают им торговать опием. Что ты об этом думаешь?

И снова Ричард не знал, что ответить, и спас его лишь ораторский пыл его коротышки учителя.

— Существуют также мелкие независимые торговцы, — продолжал он нескончаемый монолог.

«Но за каждым из них должны стоять деньги Врассуна, которые тот заработал благодаря полученной от парламента монополии», — подумал Ричард.

— И все это абсолютно легально, в Индии! — зашелся тонким девчачьим смехом брат Мэтью. — Но в тот момент, когда ящики из мангового дерева грузят на борт корабля, Индия — читай, Англия, чтоб она утонула в океане вместе со всеми населяющими ее мерзавцами! — поворачивается спиной, умывает руки, подобно Понтию Пилату, и лицемерно удивляется: «Господь милостивый, куда, по-вашему, идут все эти наркотики?»

Последняя фраза была произнесена со свистящим акцентом выпускника Итона, еще не известным в то время Ричарду. По всей видимости, маленький иезуит любил пародировать аристократов и правительственных чиновников, причем Ричард подозревал, что это у него получается отменно.

— Совершенно легально опий покидает Индию, но, подходя к своему основному рынку, Китаю, он превращается в контрабанду. Всем и каждому с самого начала известно, что этот опий производится специально для Китая. Он полностью адаптирован к китайским вкусам. — Брат Мэтью хихикнул. — Это единственный товар, который китайцы хотят получать в обмен на свой чай. Чай с самого начала являлся конечной целью англичан. Китайский черный чай способен совершить путешествие по океану и сохранить все свои ценные качества, сын мой. Одним из этих ценных качеств являются ввозные пошлины, пополняющие сундуки налогового ведомства ее величества. На эти деньги сука может покупать себе много новых красивых платьев!

— Поэтому на торговлю со всех сторон оказывается влияние. Индийский опий — на китайский чай, китайский чай в Англии — на фунты стерлингов, фунты стерлингов — на индийский опий от индийского правительства и — снова Англия. Скоро англичане даже не станут утруждать себя переправлять фунты стерлингов в Индию, они просто заставят бедных индусов покупать рубашки, произведенные на их мануфактурах в Манчестере. Рубашки — на опий. Опий — на серебро. Серебро — на рубашки. И так — круг за кругом, круг за кругом, как дьявол и его шлюха с бочонком рома.

«И на каждом круге Врассуны снимают свою долю», — подумал Ричард.

Той ночью Ричард сделал еще одну запись в дневнике.

Спрос на мечты всегда был и остается огромным. Брат Мэтью утверждает, что китайский работяга, получающий двадцать лянов в месяц, на которые он должен обеспечивать семью едой, одеждой и жильем, нередко тратит десять лянов на опий.

Маленький иезуит просто не может понять этого.

Я — могу.

Только под воздействием опия этот китаец перестает быть простым трудягой, живущим в нищете, без надежды на перемены к лучшему. Неожиданно он получает возможность наслаждаться всей той роскошью, которая доступна только богатым. Он больше не беден. Он больше не двуногий мул. Он теперь гордый господин, хотя бы до тех пор, пока длится действие наркотика.

Урок продолжился следующим утром. Брат Мэтью достал карту и, по мере того как говорил, указывал на различные места и произносил географические названия.

— В начале века маньчжурский император запретил европейцам доступ в Поднебесную империю. За двадцать лет до этого нас, иезуитов, вышвырнули из Пекина, прогнали в отдаленные районы страны и запретили приближаться к большим городам. Многие из нашей братии умерли в безвестности. Почти каждый подвергся пыткам.

Ричард посмотрел на маленького убогого человечка. Может, его тело скрючилось именно в результате маньчжурских пыток?

— Откровенно говоря, никто из нас не преуспел в обращении сколько-нибудь значительного количества местного населения. — Он улыбнулся застенчивой улыбкой и сменил тему. — Наконец в ответ на ропот со стороны англичан — а они, как нация, являются нытиками и слабаками — император издал эдикт. Он открывал заморским дьяволам, фань куэй, доступ в Срединное царство с целью торговли, но только через сложную систему речных водных путей, ведущих через Бокка-Тигрис к Кантону. — Он показал дельту Жемчужной реки на карте. — Пришельцам с Запада было запрещено ступать на священную землю Китая везде, за исключением небольшого участка Кантонского залива, прямо позади Тигрова острова.

Брат Мэтью показал еще одну точку на карте.

— Велик ли Кантон?

— Он больше, чем Калькутта и Лондон, вместе взятые.

В Лондоне Ричард не бывал, но Калькутта по своим размерам значительно превосходила Багдад, поэтому он был впечатлен.

— В Кантоне китайцы разделили торговцев на «фактории» по национальному признаку. Фань куэй в их факториях дозволялось иметь дела только с торговцами Хонг, которые приписывались к ним пекинскими властями. Торговцы Хонг грабят дураков как хотят, причем — с благословения Пекина, поскольку изрядный процент награбленных денег, поднимаясь по Великому каналу, попадает в сундуки пекинских чиновников. Но торговцы Хонг являются не только их торговыми представителями, но и сторожевыми псами. Заморским дьяволам категорически запрещено общаться с теми, кто обладает реальной властью, с мандаринами. Хонг находятся между молотом и наковальней. С одной стороны, они обязаны делать деньги для Пекина, с другой — несут персональную ответственность за действия не только фань куэй, но и каждого слуги, переводчика, повара или работника, которых они предоставляют заморским дьяволам.

— Как это? — удивился Ричард. — Каким образом они могут нести персональную ответственность?

— В Китае все так устроено. Каждый человек несет ответственность перед кем-то еще. Если крестьянин что-то натворил, мандарин наказывает и самого крестьянина, и деревенского старосту, который отвечает за поведение сельчан. Публичные казни здесь — обычное дело. Широко применяются также колодки и мельничные жернова.

После того как брат Мэтью произнес последние слова, лицо его потемнело.

«Так вот какого рода пытку пришлось испытать иезуиту», — подумал Ричард.

Ему приходилось слышать об этих жестоких наказаниях, но только в общих чертах. Он знал лишь, что провинившемуся надевали на шею тяжелый мельничный жернов или деревянные колодки и оставляли так до тех пор, пока его не помилуют.

— Опиум деформирует всю систему социальной ответственности в Китае. Поскольку власти предержащие так или иначе завязаны на опий, кто в случае чего будет наказывать нарушителя? И помни, сын мой, опий — от лукавого. Он порождение дьявола.

Ричард несколько секунд обдумывал услышанное, а потом заметил, что маленький иезуит смотрит на него как-то по-новому.

— Не делай дьяволову работу, Ричард Хордун. Не делай дьяволову работу.

Внезапно в его мозгу вспыхнули слова старого индуса: «Брат убьет брата». Затем еще и еще раз. Проклятие старика, снова и снова звучавшее в ушах, сотрясало все его тело. Он закрыл глаза, сжал кулаки и стал ждать, когда это пройдет.

— Вы в порядке? — осведомилась хозяйка опиумной курильни.

Ричард кивнул, отодвинул в сторону дневник и дрожащим пальцем указал на свою пустую трубку. Хозяйка положила в чашечку разогретый шарик опия и подержала трубку над жаровней. Из трубки потянулся заветный дым, и Ричард стал жадно вдыхать его.

Ричард не видел, как женщина положила ему в трубку третий шарик. Его черты исказила безумная улыбка. После четвертого шарика он уже не мог сдержать смех.

— Что смешного? — спросила Цзян, хозяйка курильни.

— Я просто подумал…

— Подумали о чем, сэр?

— Подумал, сообщил ли кто-нибудь в Англии или вообще в мире ее королевскому величеству, самой могущественной женщине в мире, о том, что, поставив свою подпись под Нанкинским договором, она стала сестрой маньчжурского императора и… и… — он стал запинаться, потом снова обрел контроль над речью и закончил: —…и тетушкой Луны.