Подарок из Египта (СИ)

— Хорошо, — согласился Трифон. — Но до наступления темноты ты должен быть на корабле.

Перед тем, как отправиться в далекий Рим, Рахонтеп решил пробежаться по всем своим знакомым и позанимать у них денег. В Крокодилополь он рассчитывал вернуться не скоро, а может, вообще не вернуться, если в Риме все сложится для него удачно, а поэтому долги эти ему вряд ли придется возвращать.

Когда он под вечер наконец появился на корабле, Трифон представил его Марку. Марк с неприязнью осмотрел этого небритого новоявленного жреца, от которого разило перегаром. Но выбирать не приходилось, деньги за Суха были уже запла-чены, а значит кто-то теперь должен был с ним возиться.

Но так просто увезти Суха из его родного Меридова озера Марку не удалось. Как уже было сказано, на подходе к каналу, соединяющему озеро с Нилом, «Кентавр» наскочил на мель и затонул. Видимо, само божество этих мест не выпускало свое священное животное на чужбину. Оно поглотило «Кентавр», словно плату за Суха.

Рассказ Марка о том, как он добывал крокодила, Квинт выслушал с нескрывае-мым интересом. Он не раз перебивал Марка и переспрашивал его, если хотел ус-лышать какие-нибудь подробности. Марк с жаром вел свое повествование, а Теаген добавлял то, что Марк упускал из виду. Квинт все больше и больше проникался симпатией к Суху, и к концу рассказа он уже окончательно полюбил его и был уверен, что это полезное и нужное животное.

Квинту не терпелось удивить ручным крокодилом своих друзей, и он захотел показать Суха сегодня вечером на ужине.

— Ты его только в чувство приведи, — сказал он Марку, — а то он как неживой.

— Рахонтеп о нем позаботится, — ответил Марк и кивнул на египтянина.

Рахонтеп вышел из толпы рабов, чтобы показаться Квинту. За время, что он провел на корабле Марка, Рахонтеп заметно преобразился. Он привел себя в порядок, наголо выбрил голову, оделся, как подобало египетскому жрецу, в длинную льняную одежду, и теперь по его гордой осанке и надменному взгляду уже нельзя было сказать, что совсем недавно он влачил жалкое существование, перебиваясь грошами. Казалось, он только что вышел из древнего храма, где в поте лица воздавал хвалу богам. Квинт с любопытством осмотрел его с головы до ног. Держать у себя в доме жреца ему еще не доводилось, но он был не прочь обзавес-тись подобной диковинкой.

Квинт спросил Рахонтепа, сможет ли его крокодил вечером предстать перед гостями и поразить их своей сообразительностью. Египтянин ответил, что лучше отложить это до завтра. Сух с дороги устал и наверняка очень утомлен переез-дом.

— Никаких завтра! — воскликнул Квинт. — Я хочу показать его гостям сегодня. Можешь взять моих массажистов, они его быстро на ноги поставят, — шутил Квинт, взирая на Суха.

После крокодила пришла очередь взглянуть и на другие подарки, привезенные Марком из Египта. Рабы стали распаковывать его дорожные мешки. Чего там только не было: и статуэтки из слоновой кости, и чеканные блюда, и шкатулки из красного дерева, и хрустальные кубки, и ножи, и много разной другой утвари египетских мастеров.

Луцию Марк решил подарить своего золотого орла, которого он проносил на груди всю поездку по Египту. Как ни жаль было Марку расставаться с орлом, но после гибели «Кентавра» надо было чем-то задобрить дядю. Луций наце-пил пектораль на себя и, приосанившись, важно расхаживал в ней по атриуму, словно египетский вельможа.

Кроме подарков отцу и дяде Марк, конечно же, привез подарки и для матери. Он спросил у отца, почему она не вышла его встречать. Квинт сразу помрачнел, и Марк почувствовал, что что-то не так.

— Нечего ей здесь делать, — ответил Квинт сурово, разглядываяблюдо. — Ее место за пряжей.

— Вы что, опять поссорились? — допытывался Марк.

Все кругом притихли и не без любопытства ждали, что скажет Квинт.

— Это тебя не касается, — отрезал он и враждебным взглядом пробежал по толпе рабов.

Марк понял, что отец просто не хочет говорить об этом при всех, и пере-вел разговор на другую тему.

Больше всего Квинта и Луция заинтересовали клетки с живыми птицами и зверьками, которых Марк привез отцу для украшения его обеденного стола.

Римские гурманы платили огромные деньги за подобную экзотическую живность. Цена дичи, зверя или рыбы определялась не по вкусу, а по тому, насколько редок был тот или иной экземпляр. Иногда за какую-нибудь дрянь, обычного тушканчика или суслика, выкладывалась уйма золота и только потому, что эта тварь была поймана где-нибудь на краю ливийской пустыни.

Квинт хоть и не считал себя страстным гастрономом, но и он любил украшать свой стол какой-нибудь заморской диковинкой. Поэтому привезенная Марком дичь весьма обрадовала Квинта, да и Луций уже заранее облизывался и глотал слюну, взирая на клетки.

Пока они спорили, какую зверушку поджарить первой, Марк покинул атриум, ска-зав, что пойдет переоденется и отдохнет с дороги. На самом же деле Марк хотел повидаться с матерью. Он прихватил с собой небольшую статуэтку Изиды из янтаря и пошел с ней в комнату Юлии.

Юлия знала о приезде Марка, но как ни велико было ее желание увидеть сына, она не спустилась в атриум. Это бы только испортило его торжественное возвращение. Подвыпивший Квинт наверняка бы не удержался, чтобы вновь не затеять скандал. Однако она с нетерпением ждала Марка и знала, что ее любимый сын обязательно к ней заглянет. В этом она не ошиблась. Марк вместо того, чтобы идти в свою комнату отдыхать, завернул в комнату матери.

Встреча была такой, какой и положено быть встрече между матерью и сыном, которые не виделись больше месяца. Расцелованный и приголубленный Марк приподнес матери в подарок статуэтку Изиды. Юлия поблагодарила его за подарок и поинтересовалась, как он съездил в Египет.

— Я-то хорошо съездил, — ответил Марк, — а вот у вас что тут без меня стряслось? Чего отец на тебя так злится? Опять, что ли, поссорились?

Юлия ответила, что с таким ненормальным мужем, как Квинт, спокойно жить невозможно.

— Он уже чокнулся от пьянства, — жаловалась она сыну. — Сегодня в бане кто-то из его пьяных дружков наплел ему, что у меня есть любовник, так он мне тут после этого такое устроил… — Юлия сделала паузу, как будто у нее не хватало слов, чтобы изобразить все ужасы, учиненные Квинтом. — Сволочь, — продолжала она с лицом, полным возмущения, — он чуть меня не прибил. Еще в имение грозит-ся отправить. Думает, он меня этим напугал. Да я буду только рада уехать, чтобы его пьяную рожу не видеть.

— Да не переживай ты так, — успокаивал ее Марк, — он наверное просто перепил. Ты же его знаешь, у него бывают такие заскоки. Не бери в голову, я с ним поговорю, никуда он тебя не отправит.

— Да что с ним говорить! Он уже рехнулся на старости лет. Везде ему мои любовники мерещатся, а сам каждый день к себе в постель новую рабыню таскает. Даже меня уже не стесняется. Как будто меня не существует. Кобель проклятый. В доме уже все смеются надо мной.

— Кто смеется?! — грозно проговорил Марк.

— Да все! Особенно эта… Таида. Новая любовь твоего папаши. Она, тварь, совсем уже обнаглела. На каждом углу тут рассказывает, как она с ним в постели забавляется, и даже знаешь, до чего договорилась?

— До чего?

— Она всем болтает, что хочет заиметь ребенка от твоего отца, и что он уже якобы согласен. Так что, Марк, ожидай к весне братика или сестричку.

— Какого еще братика? — встрепенулся Марк.

— Кровного, какого же еще, — ухмылялась Юлия. Марк слегка опешил от такой новости.

— Это та Таида, — заговорил он, припоминая, — что была в театральной труппе отца?

— Почему была? Она и сейчас там. Только она теперь среди них самая первая артисточка. Еще бы, сам хозяин ее в постель таскает.

— И давно это он с ней? Он же раньше на нее внимания не обращал.

— То было раньше, когда ее еще никто не знал, а теперь она знаменитость.

И Юлия рассказала сыну, что когда он уехал в Египет, сенатор Юкунд попро-сил Квинта выставить своих артистов на его театральные состязания. У сенато-ра женился сын, и в честь этого он устраивал для народа представления в те-атре Марцелла. Вот там Таида и получила венок за самую лучшую роль. Ну а когда после этого о Таиде все вокруг заговорили, как о талантливой актрисе, Квинт проникся к ней страстью, и она легко прибрала его к рукам. Таида умело поль-зовалась любовью Квинта, вытягивая из него дорогие подарки, и выпрашивая для себя первые роли в очередных спектаклях. Слава ее росла, и вместе с ней росло и влияние на Квинта, которого она окончательно пленила и который теперь ма-ло в чем ей отказывал.