Дикое золото

шего многодневный запах сивухи. – Мы грызем гранит науки, нас грызет судьба?{[6]}

Человечек покачивался, глядя на него дикими глазами.

– В лоб бы ему… – проворчал недовольно Пантелей.

Лямпе заглянул через плечо запойного в его номер: ну так и есть, постель комом на полу, носки на подоконнике, повсюду опустошенные сосуды из-под казенной, стол завален объедками…

– В лоб, конечно, нетрудно… – задумчиво сказал Лямпе, все еще приобнимая растрепанного за худую шею. – Но он же в таковом состоянии абсолютно непредсказуем, шум сделает… – и, приблизив голову, отворачивая лицо от сивушного запаха, пропел:
Gaudeamus igitur!Juvenes dum sumus?Post jucundam juventutem…

В мутных глазах на секунду мелькнуло что-то осмысленное, и пьяный, покачивая под носом у Лямпе указательным пальцем, довольно внятно промычал продолжение:
Post malestem senectutem,Nos habebit humus…{[7]}

– Ну вот, мы и нашли общий язык… – чуть ли не растроганно сказал Лямпе. – Пантелей, перед нами образованный человек, ввергнутый в невзгоды извечной русской причиною… – Он полез в кошелек, медленно поводил перед глазами у растрепанного серебряным кружочком с чуточку поистершимся профилем государя императора. – Это, коллега, полтина, вам за нее дадут много-много спиритус вини, сиречь аква витае, и вы ее невозбранно вылакаете, а чуть позже приедет карета «Скорой помощи» и санитары вам помогут завязать смирительную рубашечку, но вас сия перспектива ничуть не пугает… Ступайте же, коллега, к ясной цели…

Удивительно, но растрепанный, ощутив в ладони тяжесть серебряной полтины, словно бы воспрянул, во мгновение ока прочно утвердился на ногах и, шаркая штиблетами, почти ровной походкой направился к выходу.

– Вот что, Пантелей, делает с интеллигентным человеком культурное обхождение и серебряная полтина, – задумчиво сказал Лямпе, поворачиваясь к двери шестнадцатого номера. – А ты, дай тебе волю, непременно в лоб…

– Мусор человеческий, – буркнул Пантелей.

– Согласен, – кивнул Лямпе. – Но зачем ему об этом напоминать? – он склонился к замочной скважине. – Справишься?

– С этим-то? – Пантелей вынул из брючного кармана тяжелую связку плоских хитрых железок, присмотрелся, выбрал подходящую и сунул ее в скважину. – Нам, казакам, нипочем, что бутылка с сургучом…

Уставясь в потолок, он легонечко поворачивал свою железку вправо-влево, лицо у него даже приобрело оттенок вдохновения. Вскоре послышался щелчок, и дверь на пару вершков отошла внутрь.

Лямпе вынул браунинг и держал его дулом вверх, готовый к неприятным неожиданностям. Жарков, молниеносно перебросив связку отмычек в левую руку, выхватил свой, и они стояли так несколько секунд, прислушиваясь к тишине в комнате.

Потом Лямпе легонечко пнул дверь, и они бесшумно прянули внутрь, разомкнулись, чтобы держать под обзором и прицелом всю небольшую комнату.

Ни единого живого существа, кроме них, там не оказалось. Ничего, лучше один раз перегнуть палку, чем расслабиться – и получить пулю…

Они спрятали пистолеты, Лямпе тихонько