Ушкуйник. Бить врага в его логове!

Татары на лошадях ринулись по берегу вверх по течению и легко обогнали ушкуй. Широка Кама в низовьях – чуть ли не полверсты. Только татары и Волгу переплывали. Способ простой: надували бурдюки и, придерживая их одной рукой, второй держались за хвост плывущей лошади. Вот одна загвоздка – луки воды боятся. Окунул его в воду – считай, пропал лук. Потому татары оставили одного воина на берегу, луки с колчанами возле него сложили и – в воду.

Ушкуй, управляемый Павлом, прижимался к правому по ходу движения берегу – подальше от татар. Гребцы работали на пределе сил. Надо было опередить татар, проскочить раньше их земли ханства. Луков у плывущих татар нет, значит – стрелами издали не посекут.

Впереди, довольно близко по курсу ушкуя, показались лошадиные морды и головы татар.

Костя бросил грести, оторвал деревянную планку и вытащил из углубления обе сабли.

– Глеб, саблей работать сможешь?

– Смогу.

– Тогда держи.

Михаил вместе с гребцами ворочал тяжелое весло, и что творилось впереди, не видел, так как сидел на скамье, как и все – спиной к движению. Вдруг послышался истошный вскрик, и тут же раздался глухой удар спереди, от которого нос ушкуя на мгновение приподнялся и грузно осел.

– Есть один! – возликовал Глеб.

Только теперь Мишаня понял, что произошло: ушкуй носом подмял под себя плывущую лошадь и татарина.

Костя с левого борта ударил саблей невидимого Михаилу врага.

Одному из татар все-таки удалось вскочить на спину лошади и запрыгнуть на борт.

– Татарин! – закричал в ужасе один из гребцов.

Костя мгновенно пригнулся и из такого неудобного положения описал саблей полукруг назад. Удар пришелся татарину по бедрам. Он заорал от боли и рухнул в воду. Больше попыток взобраться на ушкуй никто не предпринимал. Татары, получив отпор, повернули назад. Товарищ их, оставшийся на берегу, в бессильной злобе выпустил стрелу, но она, не долетев до суденышка, шлепнулась в воду.

– Фу, проскочили! – обрадовались молодые корабельщики.

– Ваши бы слова да богу в уши, – остудил их оптимизм Павел. – По татарской земле пока идем. На ночевку приставать не будем, опасно на берегу.

На веслах выгребали против течения еще полдня, пока, наконец, не поднялся попутный ветер. Поставили парус и в изнеможении рухнули на палубу.

Медленно проплывали по сторонам враждебные берега.

Ночью на нос судна посадили впередсмотрящего. Хорошо, что полная луна ярко освещала водную поверхность.

К утру вошли в Вятку. Тут уж Павлу был каждый поворот знаком.

Напряжение в команде спало, хоть и вымотались все, а вскоре даже шутки посыпались.

– Матвей, а Матвей, почеши мне спинку, а в благодарность я поеду на твоей.

– Ишь, развеселился. А чего орал как резаный, когда татарин на борт взобрался?

Шутник сконфузился.

А дальше уж стало веселее: пошли родные места, знакомая до последнего переката Вятка.

Вот и Хлынов. Едва успели к пристани причалить, как Костя, забрав свою саблю и вызволенного из неволи Глеба, ушел.

– Найди меня дня через три, – бросил он на прощание Михаилу.

Михаил эти три дня даром тоже не терял. Разложил в лавке ковры и нанял глашатая, чтобы тот кричал на торгу о персидских коврах.

К немалому удовольствию Мишани все десять ковров были распроданы всего за два дня. Памятуя о словах Кости, Мишаня сторговался и купил еще один ушкуй. При этом не один будущую покупку торговал – с Павлом. Тот дотошно осмотрел посудину.

– Не новое конечно судно, но крепкое. Поплавает еще.

Тень досады лежала на его лице. Чувствовалось – Павел к покупке отнесся ревниво. Он, видимо, думал, что второй ушкуй отнимет у него часть работы. Поняв причину поникшего настроения Павла, Михаил пошутил:

– Назначаю тебя командующим всеми моими судами!

Вот только Павел не засмеялся, а усмехнулся в бороду, склонив однако ж голову в полупоклоне.

– Павел, есть ли у тебя на примете укромный затончик или укрытие какое-либо, чтобы до поры до времени ушкуй туда поставить? Ну, чтобы не угнал кто или парус, скажем, не мыкнули.

Паша задумался ненадолго.

– А, пожалуй, что и есть такое место! У меня сват на Моломе-реке проживает, рыбак. У него дом на берегу и затон свой. Туда еще три ушкуя поместятся.

– Вот и отлично. Бери своих корабельщиков и гоните ушкуй к свату твоему. Парус и весла в сарай перенесите. Ну – не мне тебя учить. Вот тебе рубль серебром – отдашь свату за пригляд. Скажи – еще ушкуй пригоним, – для сбережения.

– Многовато даешь! – изумился кормчий.

– Так ведь за охрану! Ежели что – за ущерб взыщу. Команде за перегон плачу отдельно. И еще: вдруг услышишь где, что ладью или ушкуй крепкий продает кто – сразу мне сообщи.

– Помилуй бог! Михаил! Зачем тебе три ушкуя-то? И один работой не перегружен.

– Врать не хочу, правду сказать не могу – сейчас не время тому. Да ты погоди маленько – первый узнаешь. И людей понадежнее подбери, желательно – по два человека на судно. Одного – кормчим, другой чтобы с парусом управляться умел.

– А гребцы?

– То уже не твоя забота.

– Чудишь ты, Михаил. Как с Костей связался, плаваем в Сарай, говоришь непонятно.

– Я же сказал – потерпи, Павел. Держись меня ближе, при деньгах будешь – обещаю.

– Вроде ты и не обманывал меня никогда, сколь тебя знаю.

Он что-то ворчал еще в том же духе, но все же пошел собирать команду для перегона покупки. «Сколько там купец судов просил? Три? Два уже есть…» – снова и снова возвращался Павел в мыслях к необычному заданию Михаила.

Следующим днем Мишаня направился к Косте. Тот оказался дома, и не один – с Глебом. Оба сидели за столом, пили пиво с раками.

– О! Михаил! Присаживайся, раздели с нами – баловство.

– А что – со всем моим удовольствием!

Пиво Мишане нравилось, а вот вино и перевар – нет, голова от них болит только.

– Давненько не сидел я вот так свободно за беседой с мужами. В Сарае хозяин даже присесть не позволял. С утра до вечера спину гнул на басурманина, а тот кормил едва, чтобы только я ноги не протянул.

– Ничего, придет скоро наше время, Глеб. Вздернешь еще своего скаредного хозяина.

Глеб обеспокоенно стрельнул глазами на Михаила.

– Он в курсе, – успокоил его Костя. – С нами и в набег пойдет. Ковры-то как, продал? – вдруг весело спросил он.

– Сам-три! – похвастал Михаил.

Костя посерьезнел.

– А ты помнишь, что я тебе говорил?

– А то! Сегодня еще один ушкуй купил, его Павел на Молому, к свату своему перегонит, в затон.

– Молодец. Чего ушкую без дела на городской пристани болтаться? Еще вопросы у городского мытаря возникнут. Я тебе говорил, Глеб, что Михаил хоть и молод, а головастый, хваткий.

Костя ловко отделил часть нежно-розовой раковой шейки, отправил ее в рот, запив пивом, и жестом предложил Мишане – не отставай, мол.

– Готовься, еще одно судно нужно. В августе, полагаю, выступим в поход. Вот Глеб еще помощь обещает, со своими нижегородцами переговорит да рать малую соберет – конную и пешую.

– Соберу, Костя! Злой я на ордынцев! Никому пощады не будет.

– Хозяина своего бывшего можешь вздернуть, а можешь и в полон взять – твое дело. Однако же мы не столько возмездие вершить собрались, сколько награбленное у сарайских богатеев возвернуть. Пусть знают, что кроме них и другая сила есть, не все хану и его баскакам на русской земле бесчинствовать и кровушку славянскую пить. Так что сильно кровь пущать не стоит. Отбери у них деньги да освободи рабов – долго набег наш помнить будут!

– Не в силе Бог, а в правде, – сказал Глеб.

– То верно. Однако что-то мы разговорились. Раки стынут.

Воздали должное ароматным ракам, затем прохладному, из подвала, пиву.

– Михаил, в Нижний за товаром сходить не хочешь ли? – невинно спросил Костя.

– Сказал бы уж прямо – Глеба в Нижний доставить надо, – отозвался с обидой Михаил.

– Ну, голова! Верно, все наперед видишь! Только купца, как и волка, ноги кормят. Не пустым же тебе идти? Купи товар для ярмарки. Двух дней хватит?