Шевалье д'Арманталь

И на этот раз капитан, сделавшись более осмотрительным, медленно, в три приема, выпил второй стакан, прищурив глаза в знак удовольствия.

- Это «Эрмитаж» 1702 года - года битвы под Фридлингеном! - сказал он. - Если у вашего поставщика много такого вина и он оказывает кредит, дайте мне его адрес: он найдет во мне отличного клиента!

- Капитан, - ответил шевалье, положив на тарелку сотрапезника огромный кусок паштета, - мой поставщик не только оказывает кредит - моим друзьям он дает это вино даром.

- О, добрый человек! - воскликнул капитан проникновенным тоном. И после минутного молчания, во время которого поверхностный наблюдатель счел бы его столь же поглощенным оценкой паштета, сколь был он только что поглощен оценкой вина, Рокфинет, положив локти на стол и глядя на д'Арманталя с лукавым видом, сказал, не выпуская из рук ножа и вилки: - Итак, дорогой шевалье, мы состоим в заговоре, и мы, по-видимому, нуждаемся в помощи этого бедняги, капитана Рокфинета?..

- А кто вам это сказал, капитан? - прервал его шевалье, невольно вздрогнув.

- Кто мне это сказал, черт возьми! Хороша шарада! Если человек раздаривает лошадей ценой в сто луидоров и пьет в обычные дни вино, которое стоит пистоль за бутылку, а живет в мансарде на улице Утраченного Времени, что же, по-вашему, он делает, черт возьми, как не участвует в заговоре?

- Ну что же, капитан, - со смехом сказал д'Арманталь, - я не буду отпираться. Очень может быть, что вы и угадали. А что, вас пугает заговор? - продолжал он, наливая вина своему гостю.

- Меня? Пугает? Кто сказал, что есть на свете вещь, способная испугать капитана Рокфинета?

- Не я, капитан, потому что, едва зная вас, едва обменявшись с вами несколькими словами, после первой же встречи я подумал о том, чтобы предложить вам быть моим помощником.

- А это значит, что если вы будете повешены на виселице в двадцать футов высотой, то меня повесят на виселице высотой в десять футов, вот и все.

- Черт возьми, капитан! - сказал д'Арманталь, снова наливая ему вина. - Если с самого начала видеть вещи в черном свете, никогда нельзя ничего предпринять.

- Это вы к тому, что я заговорил о виселице? - спросил капитан. - Но это ничего не доказывает. Что такое виселица в глазах философа? Один из тысячи способов проститься с жизнью, и, пожалуй, один из наименее неприятных. Сразу видно, что вы никогда не сталкивались с ней лицом к лицу, раз вы так гнушаетесь его. К тому же ввиду нашего благородного происхождения нам отрубят голову, как господину де Рогану. Вы видели, как отрубили голову господину де Рогану? - продолжал капитан, глядя д'Арманталю прямо в лицо. - Это был красивый молодой человек вроде вас и примерно вашего возраста. Он вступил в заговор, как собираетесь сделать это вы, но заговор не удался. Чего же вы хотите?

Каждый может ошибиться. Для него построили прекрасный черный эшафот; ему позволили повернуться в ту сторону, где было окно его возлюбленной; ему отрезали ножницами ворот его рубашки; но палач был неумелый, привыкший вешать, а не обезглавливать, и три раза принимался за дело, чтобы отсечь ему голову, да и то покончил с этим только при помощи ножа, который вытащил из-за пояса, и, изрядно повозившись, наконец перерезал ему шею… Ну, вы смельчак! - продолжал капитан, видя, что шевалье не моргнув глазом выслушал подробный рассказ об этой ужасной казни. - Вот вам моя рука, можете на меня рассчитывать. Против кого же мы в заговоре? Выкладывайте. Против герцога дю Мена? Или против герцога Орлеанского? Надо сломать вторую ногу хромому? Или выколоть второй глаз кривому? Я готов.

- Ничего подобного, капитан, и даст Бог, дело обойдется без кровопролития.

- О чем же тогда идет речь?

- Слышали ли вы когда-нибудь о похищении секретаря герцога Мантуанского?

- Маттиоли?

- Да.

- Черт возьми! Я знаю это дело лучше, чем кто бы то ни было. Я видел, как его везли в Пиньероль. Это сделали шевалье де Сан-Мартен и господин де Вильруа. Скажу вам даже, что они получили за это по три тысячи ливров для себя и для своих людей.

- Неважно же им заплатили! - с презрением сказал д'Арманталь.

- Вы находите, шевалье? Однако три тысячи ливров - круглая сумма.

- Значит, за три тысячи ливров вы бы взялись за такое дело?

- Взялся бы, - ответил капитан.

- А если бы вам предложили похитить не секретаря, а герцога?

- Это стоило бы дороже.

- Но вы бы все-таки взялись?

- А почему бы и нет? Я потребовал бы двойную плату, вот и все.

- А если бы, согласившись на двойную плату, такой человек, как я, сказал вам: «Капитан, я не подвергаю вас тайной опасности, бросив на произвол судьбы, а вместе с вами вступаю в борьбу и, как и вы, ставлю на карту свое имя, свое будущее и свою жизнь», - что бы вы ответили этому человеку?

- Я протянул бы ему руку, как протягиваю ее вам. Теперь скажите, о чем идет речь.

Шевалье наполнил стаканы и сказал:

- За здоровье регента и за то, чтобы он благополучно добрался до испанской границы, как Маттиоли добрался до Пиньероля!

- Ах, вот как!.. - сказал капитан Рокфинет, подняв свой стакан на уровне глаз, и после паузы продолжал: - А почему бы и нет? В конце концов регент лишь человек. Только в случае неудачи нас не повесят и не обезглавят, а четвертуют. Другому я сказал бы, что это будет стоить дороже, но для вас у меня нет двух цен. Вы дадите мне шесть тысяч ливров, и я найду вам двенадцать человек, готовых на все.

- И вы полагаете, что можете довериться этим людям? - с живостью спросил д'Арманталь.

- Да разве они будут знать, в чем дело? - ответил капитан. - Они будут думать, что речь идет о пари, и только.

- А я докажу вам, что не торгуюсь с друзьями, - сказал д'Арманталь, открывая секретер и доставая оттуда мешок с тысячью пистолей. - Вот вам две тысячи ливров золотом. Если мы одержим успех, они пойдут в счет условленной суммы, если же нас постигнет неудача, каждый останется при своем.

- Шевалье, - ответил капитан, принимая мешок и взвешивая его на руке с невыразимо довольным видом, - как вы понимаете, я не стану пересчитывать деньги: это значило бы оскорбить вас… А на какой день назначено похищение?

- Я еще ничего не знаю, дорогой капитан, но если вы нашли паштет недурным, а вино хорошим и если вы хотите ежедневно доставлять мне такое же удовольствие, как сегодня, я буду держать вас в курсе дела.

- Нет, шевалье, об этом не может быть и речи, теперь нам уже не до шуток! - сказал капитан. - Если бы я стал бывать у вас каждое утро, не прошло бы и трех дней, как полиция этого проклятого д'Аржансона напала бы на наш след. К счастью, он имеет дело с таким же хитрецом, как он сам. Мы с ним давно уже играем в кошки-мышки. Нет, нет, шевалье, с этой минуты до того дня, когда настанет время действовать, мы должны видеться как можно реже, а еще лучше - не видеться вовсе. Ваша улица невелика, и так как она выходит с одной стороны на улицу Гро-Шене, а с другой - на Монмартр, мне даже нет надобности проходить по ней. Возьмите эту ленту, - продолжал он, развязывая бант на своем камзоле. - В тот день, когда я вам понадоблюсь, вывесите ее на гвозде за окном. Я буду знать, что это значит, и поднимусь к вам.

- Как, капитан, - сказал д'Арманталь, видя, что его сотрапезник поднимается и пристегивает свою шпагу, - вы уходите, не прикончив бутылку? Чем провинилось перед вами это доброе вино, которому вы только что отдавали должное, за что вы теперь презираете его?

- Именно потому, что я по-прежнему отдаю ему должное, я с ним и разлучаюсь, а в доказательство того, что я его отнюдь не презираю, - прибавил он, снова наполняя свой стакан, - я скажу ему последнее «прости». За ваше здоровье, шевалье! Вы можете похвастаться превосходным вином! Гм… А теперь все, больше ни-ни! С этой минуты я не пью ничего, кроме воды, пока не увижу красную ленту, развевающуюся за вашим окном. Постарайтесь, чтобы это было как можно скорее, поскольку вода чертовски вредна для человека моей конституции.