Знахарь

XVI

веке в Англии и быстро стало пополнять свои ряды молодыми и энергичными медиками. Председатель общества довольно удачно набирал последователей, обещая им неимоверные богатства и всемирную признательность. Цель их деятельности была такова: они подыскивали людей, страдающих какими-либо неизлечимым недугом и сами вершили над ними суд, используя в дальнейшем их тела для исследования. Больной умирал на столе, во время операции, когда врачи удаляли тот или иной орган и наблюдали за мучениями пациента, записывая все подробно в своих книгах. С их деятельностью не могли мириться ни власть, ни тем более церковь, и общество было запрещено и объявлено вне закона. Но ведь всем известно: то, что запрещено, произрастает и из камня, и из песка. Так и общество антигиппократов. Оно, подобно липкой невидимой паутине, распространялось по всему миру, заманивая в свои сети все больше и больше народу. Никто не знал, сколько человек объединяет это общество, где находится центр, кто им руководит. Этим человеком мог оказаться кто угодно — и губернатор, и самый уважаемый врач. При посвящении в члены общества молодые люди не находят ничего предосудительного в его деятельности, и потому удивляются праведному гневу властей и церкви по отношению к врачам, состоящим в нем. Главы обществ, сначала в целях общей работы, просят молодых не распространяться об их существовании, а когда молодой человек начинает понимать, что это вовсе не фанатичное служение делу, а некое жестокое извращение, не знающее границ, безжалостное и лишенное гуманности, становится поздно. Им уже не вырваться из круга, ломающего их судьбы и делающего из них рабов, видящих перед собой только тела и деньги. Сострадание покидает их души. * * * Неделю Дмитрий Богун добирался до хутора Ближнего, терпел все неудобства этой поездки. Ведь он знал, что в случае провала его самого ждет та же участь, что и обреченных. — Я приехал заменить на время Филиппа Одинцова, — сказал он старосте хутора Степану Ярмакову. Тот лишь пожал плечами и определил Дмитрия на постой к Алексею Козлову, ученику Филиппа. — Поживешь пока с ним, а там видно будет, — сказал он на прощание. — А меня кто-нибудь спросил? — злой и раскрасневшийся Алексей смотрел в глаза Степану и ждал ответа. — Ты, щенок, радуйся, что еще под крышей живешь! Скоро можешь и того лишиться! Иди прочь! — Степан уже сел обедать, когда к нему ворвался Алексей, а этого он не любил. — Может, надо было хоть предупредить мальчишку, — вмешалась жена Степана Ольга, — он ведь с Филиппом работал, а теперь — мало, что Филиппа нет, так еще работать и жить придется с другим чело… — Ты замолчишь или нет! — закричал Степан и ударил кулаком по столу. — Отыскалась, тоже мне, заступница! Что, небось, тоже скучаешь по молодому лекарю? Знаю я вас, баб, стервы! — Ты чего мелешь-то? — Ольга подперла руками бедра и смотрела на мужа. — Совсем ополоумел? Степан настолько резко встал из-за стола, что опрокинул миску со щами. — А-а-а-а! — заорал он нечеловеческим голосом, держась за причинное место. — Сжег! Все себе сжег! А-а-о-ой! Все из-за тебя, — он выбежал на улицу и влез в дубовую кадку с дождевой водой. Как только он выбежал, Ольга залилась веселым смехом. Она смеялась так громко, что ее слышал с улицы даже Степан. — Чего ржешь теперь? Ага, обварила мужика, теперь, наверное, и рада, что калекой останусь! Но запомни! Я и тебе гулять не позволю! Ревнив он был без меры, оттуда и беды все. — Ой, ой, помолчи хоть немного, а то у меня живот сведет от коликов! — Ольга вышла на крыльцо и, увидев своего мужа в кадке, опять залилась смехом. — Ты мне объясни, чего смешного-то? — взорвался Степан. — Я… я щи эти час назад разогрела, а пока ты с новым лекарем прошатался, они уж и поостыли! Так что рано ты… в кадку-то… — она опять закатилась смехом и вошла в дом. На улице уже начали собираться соседки и с недоумением глядеть на старосту, сидящего в кадке. — Ой! Сосед, никак стареть не хочешь! Решил себя для молодой жены засолить, — звонкий голос соседки Розы был слышен по всей улице. Раздался дружный смех. — А может, и меня рядом посадишь? Кто знает, может и помолодею, а? — издевалась над ним старушка Боброва. Степан не знал, куда деться от пронырливых баб. — Нет, бабоньки, это он метод от мужского бессилия отыскал! Ведь все же знают, как он Ольгу любит и боится, как бы она к другому мужику не убегла! — раздался голос самой вредной и злословной Агафьи Топорковой. — А вот это уже лишнее, Агаша, — спокойно, но твердо возразила Ольга, услышавшая ее слова и вышедшая на крыльцо. Бабы быстренько разошлись. Ольга повернулась к мужу, улыбнулась, подошла и помогла вылезти из кадки. — Да-а-а, — протянул он, — насмешил я сегодня народ. Сейчас переоденусь и схожу к лекарю нашему, заодно и посмотрю, как он устроился, и лекарь ли по-настоящему. — Иди. * * * Филипп устало брел вдоль высокой белой стены маленького монастыря, примыкавшего к госпиталю. Ворота были закрыты, и из-за них слышались собачий лай и тихие женские голоса. Солнце уже клонилось к закату, и Филиппу нужен был ночлег. Он надеялся, что его пустят переночевать, и постучал в ворота деревянным молоточком, висевшим на косяке. — Пустите, люди добрые, переночевать, — попросил Филипп. — Нельзя! Желтушница у нас! — раздался из-за ворот грубый мужской голос сторожа. — Я сам лекарь! Я бы мог вам помочь! — крикнул Филипп уже в пустоту. Он устроился под кустом сирени и решил немного отдохнуть, а если удастся, и вздремнуть. Глава 9 Антония быстрыми шагами возвращалась в палату после вечерней службы, чтобы обрадовать Диану, но тут ей навстречу выбежала молоденькая медсестра Елена. — Игуменья Антония, там лисица застряла в заборе! За курами охотилась, негодница, и теперь страдает. Надо бы ее высвободить! — Ты предлагаешь это мне? — строго спросила Антония. Елена потупила взгляд. — Но, игуменья, мне нужно для этого выйти за ворота, — наконец призналась она. — Да? А не лжешь ли ты мне? Елена встрепенулась, подняла на Антонию испуганные глаза и тотчас ответила: — Что вы! Нет, нет, как можно? Взгляните сами на страдания этого бедного животного, и ваше сердце тоже проникнется к нему сочувствием, — горячо ответила девушка. — Ну хорошо, идем посмотрим, — Антония последовала за девушкой. И вправду, за курятником, у ровных грядок с огурцами в деревянной ограде застряла небольшая лисица. Она недовольно тявкала и извивалась. — Господи! Божья тварь, — произнесла Антония и склонилась над страдающим животным, но в этот момент лисичка решила справить нужду, и сделала она это так неожиданно и быстро, что Антония даже не успела опомниться. — Ох! — только и произнесла она, а потом послышались на весь двор ее причитания: — Мы, значит, жизнь ей спасаем, а нам так за то платит? Божья тварь! Ну, погоди у меня! Я тебя самолично выпорю! — Антония разговаривала с лисичкой, как с маленьким ребенком. Елена еле-еле сдерживала улыбку: — Игуменья, давайте я сама ею займусь, а вы пока приведите себя в порядок, — предложила она. Антония посмотрела на монахиню, потом на себя и вздохнула: — Ты права, избавься от этой твари побыстрее, — она направилась обратно к госпиталю. Филипп прекрасно слышал этот разговор и обрадовался случаю поговорить с девушкой. Он дождался, пока игуменья удалится, и приблизился к забору. Лисичка грозно тявкнула и распушила усики. — Тише ты! — прикрикнул он. — Ой! Там кто-то есть? — спросила Елена. Филипп склонился и, отодвигая лисичку, встретился взглядом с Еленой. — Я есть, и я могу помочь вам, — сказал он. — Ох, пожалуйста! Будьте благородны, облегчите бедному животному страдания, — попросила она, и в ее голосе слышалась искренняя жалость. — Вы знаете, я ведь только этим и занимаюсь всю свою недолгую жизнь, — сказал Филипп, освобождая лисичку из ловушки. Девушка взглянула на него внимательнее, а потом перевела свой взор на его руки, которые старательно и аккуратно высвобождали непослушную лисичку. — Вы, наверное, врач? — Откуда вы узнали? — удивился Филипп. — По рукам, мой отец тоже был врачом, — ответила она. — Это единственное, что я помню о нем. Матери я не знала совсем, — голос ее погрустнел и она вздохнула. Филипп промолчал. Он не знал, как начать разговор, но так как девушка была не прочь поболтать, это облегчало ему задачу. — Это наше призвание, помогать людям, ничего не требуя взамен. Ах, если бы только кто-нибудь единственный раз помог мне, я бы поверил, что Бог действительно существует! — Что вы говорите! — испуганно пролепетала девушка. — Бог есть, и он дает нам то, что мы имеем. Суровые испытания, выпадающие на долю каждого из нас, должны закалять нас и восприниматься как должное! — Да, может, ты и права, но ответь, почему тогда кто-то всю свою жизнь посвящает здоровью и благополучию других людей, а сам получает от жизни только тумаки? — Это испытание. Пройдя их с достоинством, ты сможешь заново открыть для себя мир, — ответила она. Лисичка уже убежала, а они беседовали, сидя по обе стороны забора. — Мой мир открыт, но в нем нет веры, так как нет человека, с которым я бы хотел делить радости и заботы, — грустно произнес Филипп. — Ты его еще не нашел? — Нашел. Но… Елена почувствовала в голосе незнакомца боль и отчаяние и захотела помочь этому человеку, облегчить его страдания, выслушать, посоветовать. — Расскажи мне. Мне ты можешь довериться, — сказала она. И Филипп, воодушевленный словами Елены, принялся рассказывать о своей беде. Никто их не тревожил все это время. — Мне кажется, что ты пришел туда, куда нужно, — выслушав все, промолвила она. — Она здесь? — спросил Филипп. Голос его выдавал сильное волнение, и оно передалось Елене. Она понимала, что поступает неправильно, но новизна этой ситуации и страстное желание помочь двум любящим людям, как представил Филипп, смело все запреты. — Да, по всему — это она. — Сестра, ради Господа Бога, ради памяти твоего отца! Помоги мне, не дай мне разувериться в добрых намерениях Господа и твоих тоже. Если я не найду ее, я потеряю себя! Елена совершенно запуталась в своих мыслях. Голос этого человека действовал магнетически, и она не могла освободиться от мысли, что обязана ему помочь. — Что передать этой девушке? — спросила Елена, вставая с помятой грядки. — Скажи Диане, что Филипп ее нашел! Пусть она… нет, я хочу встретиться с ней! Ты сможешь это устроить? — Думаю, что да, — ответила она, — жди меня здесь до полуночи. Если я не приду, значит, ничего не получилось. Ведь надо точно узнать, что это та девушка, о которой мы говорим. Нас, будущих монахинь, держат в строгости. — Вы живете здесь, при госпитале? — спросил Филипп. — Да. Видишь, вон наш монастырь. Здесь воспитываются сироты, как мы все, — сообщила она. — Ты придешь? — тихонько переспросил Филипп. — Если это правда она, то приду! — Я верю, что это она! Я буду ждать тебя! Елена быстрым шагом направилась в часовню помолиться. * * * …Антония обрадовала Диану новостью: — Ты можешь оставаться здесь еще на месяц, но должна работать наравне с остальными послушницами, и жить будешь при нашем монастыре. — Ох! Спасибо вам, я знала, что вы мне поможете, ведь вы всегда хорошо относились к нашей семье, — сказала Диана. Антония опустила глаза: — Теперь ты можешь выйти из кельи и осмотреть окрестности, только не выходи за ворота, это запрещено, а к девяти часам приходи на вечернюю службу. Диана откинулась на жесткую подушку и вздохнула свободной грудью. После скромного ужина, который ей принесла молоденькая послушница, она решила прогуляться, как и посоветовала ей Антония. На освещенной солнышком дорожке Диане встретилась Елена. — У нас очень красивый сад, я могу проводить тебя, — предложила Елена, обрадовавшись, что все складывается удачно, она может поговорить с Дианой наедине. В келье это сделать сложнее. Ведь и у стен есть уши. — Было бы неплохо, а то засиделась я тут за месяц, — поблагодарила Диана. Они вышли на тропинку и медленно пошли по ней в сторону сада. Солнце уже село, и земля скудно освещалась его последними закатными лучами. Они ни о чем не говорили, Диана любовалась красотой природы, а Елена никак не могла придумать, с чего начать разговор. Она постоянно оглядывалась и старалась побыстрее достигнуть сада, чтобы скрыться от невидимых, но зорких глаз. — Куда ты спешишь? — смеясь, спросила Диана. — У меня есть к тебе очень важный разговор, — шепотом произнесла Елена. — Да? — Диана удивилась. Она не думала, что здесь до нее, никому неизвестной девушки, есть у кого-то дело. Да еще и важное. Это ее заинтриговало. — Ты знаешь молодого человека по имени Филипп? — глядя в глаза Диане, спросила Елена. Диана остановилась и, схватившись рукой за ветку бука, затаила дыхание, глядя на Елену широко раскрытыми глазами. — Он… здесь? Это… врач, лекарь, Филипп? — спросила она. Ее взгляд выдавал беспокойные мысли, она никак не могла сосредоточиться. Будучи от природы девушкой эмоциональной, она не сразу овладевала ситуацией. — Он сказал, что нашел тебя и хочет видеть, — добавила Елена. — Где он? — Сегодня в полночь он будет ждать твоего ответа от меня, а потом ты сама решай, — сказала Елена. — А почему ты… ты решила помочь? Она и радовалась, что Филипп нашел ее, и в тоже время боялась огорчить Антонию. Ведь она сама попросила ее о помощи, а теперь и не знает, как поступить дальше. Новость о Филиппе выбила почву из-под ног. В какой-то момент она твердо решила убежать вместе с любимым куда глаза глядят, но в тот же момент вспомнила Антонию и испугалась. «А почему убежать? Я ведь могу просто уйти!» — мелькнула у нее мысль, и она поделилась ею с Еленой. — Глупая! Ты думаешь, что Антония так старается, чтобы оставить тебя здесь на какое-то время? Что она заботится о твоей душе? Неправда! Она готовит тебя к постригу без твоего ведома, и состоится он на будущей неделе. Мне случайно стало об этом известно. Если бы не твой Филипп, я бы и не подумала, что ты ничего не знаешь! Но когда разговорилась сегодня с Филиппом, а потом с тобою, — поняла, что ты в неведении о своей судьбе. Да и странно, что они держат тебя тут взаперти, у нас это не принято… Диана была ошарашена: — Но зачем? Зачем ей, им это надо? — Вот и вправду глупышка! Ты же богата! И после того, как ты станешь монахиней, все твое состояние унаследует монастырь! Ты даже, наверное, еще и сама не знаешь, сколько у тебя денег, а слух прошел, что много, вот они с матерью-настоятельницей и взялись за тебя! — Боже! — Диана села на траву и уронила голову на руки. — Я же настоящая монахиня, и мой долг помогать, а не уничтожать чувства. Вот я и хочу хоть чем-то отличиться в этой жизни! — воодушевленно сказала Елена. — А если кто-нибудь узнает? — встревожилась Диана. — Кто? Да никто и понятия не имеет о нашем с тобой разговоре. Ты ведь меня не выдашь? — спросила Елена. — Что ты!? Конечно, нет. Глава 10 Диана никак не могла поверить в недобрые намерения Антонии и, чтобы убедиться или разувериться в них, решила поговорить с ней. — Антония, я хочу поговорить с вами. — Да, дочь моя, я тебя внимательно слушаю, — голос игуменьи был мягок и спокоен. «Нет, не может быть!» — думала Диана. — Завтра или послезавтра я бы хотела покинуть обитель, чтобы наведаться в дом покойных родителей и посмотреть, как там идут дела, — сказала она. Антония застыла, и Диана все поняла. — Давай поговорим об этом завтра, дочь моя, — она встала и проводила Диану, а сама задумалась, откуда вдруг такое неожиданное желание? — Ну, чего ты добилась? Зачем? Неужели ты мне не поверила? — чуть ли не плача, спрашивала и ругала ее Елена. — Нет, милая, я поверила тебе, но не могла до конца верить в корыстные намерения Антонии, — ответила Диана. — Сегодня я еще смогу встретиться и поговорить с твоим суженым, но побег устроить уже будет сложно. Даже не знаю, что можно предпринять. Тебя день и ночь охраняют сторожа, одно хорошо — я знаю, как открывать наши двери! — Филипп! — вскрикнула Диана, и тут же Елена жестом приказала ей замолчать. Именно это имя и услышала Антония, проходя мимо ее кельи. Она остановилась и, приникнув к двери, попыталась услышать, о чем говорят две девушки, но, к сожалению, ничего не услышала и решила с этой минуты не спускать с них глаз. — Тише! Ты что? — зашептала Елена. — Говори тише! Филипп, Филипп! Я знаю, кто такой Филипп, — она расстроилась из-за неосмотрительности Дианы. — Филипп, он может устроиться здесь работать! — Диана захлопала в ладоши и обняла удивленную подругу. — Не все так просто! — оборвала ее Елена. — Они не берут людей с улицы, вот это и странно. Здесь работают только те, кто знает друг друга давно, это я заметила. Моя знакомая хотела работать здесь, чтобы быть рядом с больным мужем, но они категорически отказали ей, хотя людей не хватает. — Тогда! Тогда, — мысли Дианы лихорадочно вертелись в голове. — Филипп может приготовить какое-нибудь зелье, чтобы усыпить сторожей, и тогда! — она подняла на Елену полные восхищения и радости глаза, и Елена невольна прониклась ее энтузиазмом. — Точно, и как я сама до это не додумалась! Ну ладно, ты жди, а я сегодня скажу ему о нашем уговоре! Ты согласна? Как только он изготовит снадобье, ты сбежишь отсюда! — А, может, и ты? — спросила Диана. — Мне кажется, что жизнь тут тебе не в радость. Я богата, мы сможем жить счастливо и в достатке! А? Елена, решайся! — Ой! Я даже не знаю! Правда, я не знаю, — Елена была растеряна. Она и не представляла себе жизни вне стен монастыря. Вместе с сестрой Анастасией она попала сюда много лет назад, и теперь ей сложно было решиться на уход отсюда. — Думай, но побыстрее! — предупредила ее Диана. «Я не могу бросить Анастасию!» — подумала Елена, но все же возможность увидеть мир за этими стенами манила. Поздно ночью Елена вышла из монастыря и направилась к тому месту, где ранее встретилась с Филиппом. Два раза тихо аукнула, он отозвался. Она быстро склонилась над щелью в заборе и передала все, о чем они договорились. — Да, это она. Вы встретились на свадьбе твоей сестры, — первым делом начала она и дальше рассказала обо всем, что произошло с Дианой. — Завтра! Снадобье будет завтра. — Хорошо, встречаемся в девять, ты передаешь мне зелье, а в полночь я открою ворота и она сможет убежать, а с сегодняшнего дня ворота охраняют солдаты, — тихо сказала Елена и ушла. * * * «Если любовь действительно есть, он найдет тебя, и тогда поступай так, как велит сердце!» — вспомнила слова деда Макария Диана и убедилась, что сердце ее трепещет при мыслях о Филиппе. «Надо проследить за этой девкой! Чего доброго, натворит мне тут делов. Что это за Филипп? Ах, дочка, дочка, если бы знала, сколько мучений пришлось мне перенести, когда твой отец отобрал тебя у меня! А теперь ты будешь со мной и мы вместе распорядимся его богатством!» О том, что Диана хочет бежать, Антония не думала. Сейчас ее полностью поглотили воспоминания о прошлом. Она была юной Анной Шубиной, когда устроилась в дом к богатому Половцеву Василию. Через год он изнасиловал ее, а когда узнал, что она беременна, запер в доме и, дождавшись рождения дочери, выгнал, а маленькую Диану забрал себе, наняв кормилицу и няньку. Как к этому отнеслась жена Василия, Антония не знала. Когда она попыталась выкрасть Диану, ее поймали. Василий пожалел ее и вместо тюрьмы отправил в монастырь. Это оказалось гораздо хуже тюрьмы. С тех пор она поклялась любыми путями отомстить Василию и вернуть себе дочь. Время шло, Анна, а после пострига сестра Антония стала самой лучшей монахиней и быстро заслужила себе славу добрыми делами и постоянной заботой о больных, нищих и бродягах. Через много лет она без труда, когда Половцевы умерли, вернулась в их господский дом, где обосновались сестры Василия, вошла в доверие к этой семье. И сейчас, когда ее дочь оказалась рядом, Антония хотела рассказать ей обо всем, но вдвойне стала беспокоиться за нее и за себя. «Я никому ее не отдам! Она будет служить только Богу, на свете нет мужчины, который был бы достоин ее!» — решила Антония. * * * А в течение того месяца, пока Филипп искал Диану, в Ближнем происходило вот что. Алексей, не смирившись с совместным проживанием с Дмитрием, переселился в хижину Филиппа, но работать продолжал с ним. — Мы должны набраться опыта и только потом действовать самостоятельно, — говорил он Олегу, когда тот предложил отделиться от него. — Я не хочу даже находиться рядом с ним! Слушать его страшные разговоры о мучениях больных, смотреть, с каким презрением он относится к ним! Алексей, ведь и к нам скоро начнут так же относиться, как к нему! Он просто сатана в обличье человека! — Я тоже так думаю, но также знаю, что мы еще недостаточно сильны и разумны для самостоятельного лечения! Олег поднялся и, пройдя по комнате, сказал: — Ты поступай как хочешь, а я уезжаю! Я лучше буду учиться в городе, чем здесь, рядом с этим безумцем! — Тогда я тоже! Это хорошая мысль, — сказал Алексей. Он и не подозревал, что Дмитрий наметил его своей следующей жертвой, но не последней… Первой жертвой была Настя. Та самая Настя-Одуванчик, которую Филипп вылечил от простуды. Настя была больным ребенком с самого рождения, и потому любая самая маленькая простуда могла привести ее к смерти. Дмитрий, будучи врачом от Бога, сразу заметил это, и решил воспользоваться выпавшей удачей, тем более, что приближался срок. Трава белладонны, настоянная на аммиаке, быстро умертвила девочку, после чего он с помощью своих людей, отправил ее тело в Новгород, где находилась их главная лаборатория. В тот же день он поджег сарай Петровых и сказал матери, что видел, как в сарай вбежала девочка за своим котенком и, вероятно, погибла там. Через две недели из Новгородского общества пришла весть, что Дмитрий восстановлен в своем сане. Еще через какое-то время он занес заразу Павлу Полозу, дяде Филиппа. Вспомнив о старой обиде на Филиппа, он даже обрадовался, что следующей жертвой оказался родственник его врага. «Я и не ожидал здесь таких быстрых результатов, — писал он Чернопятову. — Но условия, в которых живут эти люди, позволяют не затягивать с выбором очередной жертвы, и потому я решил остаться здесь еще на некоторое время. Надеюсь, мой труд будет оценен общиной». Павел уже не мог ходить. Зараза распространилась до колена, нога раздулась до невероятных размеров. — Надо резать, — сказал Дмитрий после очередного осмотра, зная, что Павел не согласится на это. — Господи! — заплакала Глаша. — Где же наш Филипп? Уж он-то наверняка мог бы вылечить! Дмитрий скрипнул зубами, но не показал вида, насколько ее слова уязвили его самолюбие. — Его нет, и благодарите Бога, что есть вообще кто-то в этой глуши! — сказал он и, резко поднявшись, вышел из дому. Олег и Алексей учились в Новгороде и жили у Ольги с Максимом. Глаша не хотела писать сыну о болезни отца, зная, как тот расстроится, тем более, что он не сможет помочь, а Ольга была беременна, и матери не хотелось расстраивать дочь. Чернопятов написал, что им нужна нога человека, который заболел газовой гангреной, и Дмитрий решил быстрее уговорить Павла на операцию, которую собирался провести сам, но через несколько дней в Ближний приехал сам Чернопятов с коллегой. — Вы представляете, ведь сам профессор приехал из Новгорода, чтобы прооперировать вас! Ведь и без ноги можно жить! Как вы этого не понимаете? Не сегодня, так завтра начнется общее заражение крови, она свернется, и вы умрете в страшных мучениях! — уверял Дмитрий Павла. — Ладно, ладно! Черт с тобой, я согласен. Сил больше нет терпеть эту боль, — согласился Павел и наутро уже лежал на столе. Дмитрий и Чернопятов сделали все так, как им было нужно. Проследив за мучениями Павла, они отрезали ему ногу, но не устранили болезни. Он еще два дня пожил, крича от боли, и умер на руках у жены. — Теперь мы знаем, в течение какого времени человек способен выдержать послеоперационный период! Это надо записать и обязательно использовать в будущем! Нельзя допускать такие ошибки! Нельзя! — сказал профессор и захлопнул папку. У них еще было мало опыта, и потому они были жадны до любого заболевания, наметившегося у человека, и тут же принимались за дело. В деревнях и селах они действовали грубо и грязно, но там их защищала буква закона, которой они прикрывали свои опыты, а в городе им приходилось действовать осторожно. Да, они помогали людям, но если бы знали благодарные пациенты, какими жертвами доставалось им здоровье. Глава 11 Именно в тот день, когда умер Павел, Филипп наметил выкрасть Диану из монастыря. В назначенный час он принес зелье для усыпления монашек и солдат и передал Елене. Все прошло хорошо. Ближе к полуночи она и Диана осторожно вышли из кельи и приблизились к воротам монастыря, где ждал их Филипп. Да только он не один ждал их! Антония, заметив перешептывания Дианы с Еленой, поняла, что дочь затеяла побег, и предупредила полицию. Городовые ждали, спрятавшись в кустах, когда Диана и Филипп встретятся. — Ты здесь? — спросила Диана темноту. — Да, да! Милая, я так скучал! — он обнял ее и крепко поцеловал. — Надо бежать скорее! — Диана была напутана, обрадована и счастлива одновременно. — Конечно! Я взял лошадей. Ты умеешь ездить верхом? — Да! — Тогда вперед! Елена? — он отыскал в темноте ее фигурку и спросил: — Может, и ты тоже, а? — Елена, решайся! Тебя ничего не держит здесь! Неужели ты не убедилась в коварных и грязных помыслах здешних людей? Елена стояла и слушала их, совершенно растерянная. Потом она подошла и взяла их обоих за руки. — Поехали! Даже если я и пожалею, я всегда могу вернуться в святую обитель, но только не в эту! — и они втроем бодро зашагали в сторону привязанных лошадей. Свободные, влюбленные, слегка испуганные. Елена не могла в последний момент не вспомнить о сестре Анастасии, которая по-настоящему любила свою единственную сестру. Именно из-за нее Елена и колебалась. Анастасия не знала о том, что сестренка задумала, и потому не могла предостеречь ее. — Стойте! Не то буду стрелять! — раздался голос. Все трое обернулись. — Бегите! Бегите! — тихо сказал Филипп и толкнул девушек к лесу. Елена дернула за руку Филиппа. — Нет! Нет! Бегите вы! Уходите, а я останусь! — потом она повернулась в темноту и крикнула: — Мы здесь! Не стреляйте, мы подойдем! Она толкнула Филиппа к Диане и пошла навстречу голосам. Через минуту один из городовых закричал: — Где те двое? Стоять! Я стреляю! В этом варварском и жестоком нападении погибла Елена, Диана была ранена, а Филиппа, попытавшегося спасти ее, поймали. Вернее, он сам сдался, так как не мог оставить любимую. Антония бежала со всех ног, пересекая маленькую лужайку, разделяющую лес и монастырский двор. Она услышала выстрелы и испугалась, что ее дочь, может быть, убьют. — Я же просила не стрелять! Что вы за изверги! Вы убили мою девочку? — Она склонилась над Дианой и заплакала. — Я врач! — крикнул Филипп. — Я смогу им помочь! Пожалуйста, позвольте! Я смогу их вылечить! — слезы катились по его щекам, когда он смотрел на мучения Дианы. Она старалась не плакать, но ее глаза говорили о сильной боли. — Не положено! Их осмотрит монастырский лекарь! Городовые донесли обеих девушек до монастыря, а потом отвезли Филиппа в ближайшую тюрьму города. Елену похоронили на монастырском кладбище. В гробу она была словно спящая красавица. Густые каштановые локоны обрамляли ее спокойное бледное лицо. Ресницы золотыми стрелами лежали на щеках, и казалось, вот-вот они задрожат и поднимутся. Но… Только Анастасия по-настоящему плакала и не могла смириться с участью, постигшей ее сестру. Она возненавидела Антонию, Диану и всех, кто так или иначе оказался причастен к смерти Елены. Диана была в беспамятстве все эти дни, и игуменья Антония не отходила от нее ни на минуту. Только теперь она поняла, насколько сильна ее любовь к дочери. Антония отстояла все службы, воздавая хвалу Богу за то, что он уберег ее от страшной потери. Она отослала лекаря Антипа и сама занялась лечением Дианы. По ее бессвязным речам игуменья поняла, кто такой Филипп, и еще более возрадовалась, что смогла помешать влюбленным. «Пусть охолонится немного! Тюрьма его быстро остудит. Ишь, сыскался лихач! Моя дочь будет невестой Христовой, а не какого-нибудь мужика!» — решила Антония. …Диана почувствовала необычайную легкость в теле, почему-то очень захотелось спать. И впервые за много дней она уснула здоровым и спокойным сном. Снились ей родители, Дмитрий Богун в образе змея, видела и Филиппа, на боль он жаловался, и помочь ему никто кроме Дианы не мог. И тут между ними проплыла Елена в белом одеянии. Диана хочет спросить: почему она умерла? Но тут Филипп встает, глаза его устремлены на Елену. «Ты настоящая монахиня. От Бога. Я благодарю тебя за то, что ты спасла нам жизнь и… мы никогда тебя не забудем!» Он встал пред ней на колени и опустил голову. Диана даже не поняла, как оказалась рядом с ним. Потом они услышали тихий смех Елены и подняли головы. Ее тень медленно растворялась в воздухе. «Я всю жизнь хотела чем-то отличиться, и вот у меня наконец получилось. Я не жалею, что мне пришлось пожертвовать собой ради вас! Это не страшно, а вы постарайтесь сохранить вашу любовь, пожалуйста», — последнее, что услышала Диана. — Диана! Доченька, — тихим голосом позвала Антония. Она присела к постели больной и по ровному и спокойному дыханию поняла, что девушка поправляется. — М-м-м, — протянула Диана и попыталась повернуться, открыла глаза и посмотрела на Антонию. — Господи! Благославляю Тебя! — взмолилась игуменья. — За что ты его благословляешь? Зачем ты меня здесь держишь? — спросила Диана. К удивлению Антонии, она быстро пришла в себя и все вспомнила. — Как же так, доченька? От болезни и от коварства мужского Он тебя оберег, — оправдывалась Антония. Диана приподнялась и села на постели. Она тяжело вздохнула и потерла виски. — Я прекрасно знаю, зачем я вам нужна! Вам, как и всем остальным, мои деньги покоя не дают. — Неправда, — тихо ответила Антония. — Ничего мне от тебя не нужно, — и она рассказала Диане всю свою жизнь от начала до сегодняшнего дня. Диана безучастно слушала ее исповедь. Ни жалости, ни любви к этой женщине. Она помнила о словах Елены, которая объяснила ей настоящую цель Антонии, и потому не могла простить мать. Какая же она мать, если противится счастью дочери? — Но ведь только из-за тебя погибла Елена и Филипп пострадал. Они ни в чем не повинные люди! Мы! Мы с тобой должны нести ответственность за все! — Диана начала плакать. — Откуда тебе известно про Елену? — удивилась Антония. — А что, только тебе одной Бог помогает? Пока я в беспамятстве была. Он мне знак дал свыше, — ответила она и со злорадством посмотрела на Антонию. Антония рассердилась и, встав с постели, выпрямилась: — Непослушная! Тебе еще многому надо научиться, чтобы стать достойной невестой Христа! У Дианы от неожиданности задрожали руки: — Что? Ты хочешь, чтобы я осталась здесь? Никогда! Слышишь? Никогда! — кричала она вслед уходящей матери, а когда дверь за нею закрылась, откинулась на подушки и горько заплакала. — Не было у меня матери, так и не надо было посылать ее! Господи, за что мне такое? Через месяц мать-настоятельница и игуменья Антония заставили Диану подписать акт об отказе от наследства в пользу монастыря. — Берите! Делайте, что хотите! Только оставьте меня в покое! Я никогда не стану послушницей, я такое устрою в вашем монастыре, что вы сами попросите меня его покинуть! — Тише! Сама не ведаешь, что говоришь! Бог может наказать тебя за такие слова, — успокаивала ее Антония. — Он меня и так наказал, послав тебя! — крикнула она. Как ни старалась Антония приблизить дочь к себе, ничего не получалось. Вместо этого началось противостояние и борьба между двумя женщинами. — У тебя никого на свете нет кроме меня, ты моя дочь и подопечная, и теперь только я могу распоряжаться твоей жизнью, — убеждала мать. Диана лишь молчала и, отвернувшись, плакала, глядя на отвратительные и холодные стены кельи. Глава 12 Много раз Филипп перебирал в памяти события, которые привели к такому неожиданному и неприятному повороту. «Неужели Елена? Неужели она могла нас предать?!» — размышлял он и отбрасывал эту мысль снова и снова. Он проснулся в камере. Теперь он окончательно понял, что Елена умерла. До последнего момента он пытался сохранить надежду на то, что девушка ранена и уже поправляется, но сон, в котором он увидел ее ангелом, дал ему разгадку. Елена умерла, но благословляет Филиппа и Диану. Он во сне услышал те же слова, что и Диана. Так они и жили, Диана и Филипп, в разных концах города, как в разных концах света. Засыпая, они умирали, а просыпаясь, оживали в одиночестве, холоде и смятении. И лишь теплящаяся надежда на лучший исход поддерживала в них силы. Только сейчас Филипп понял, насколько сильно любит Диану. Он знал, что найдет ее, чего бы это ему ни стоило. А Диана убедилась, что любима Филиппом и тоже по-настоящему любит его. Теперь никто и ничто не сможет разрушить это сильное чувство. * * * — Как же я теперь буду жить? Без кормильца-то? — плакала, сидя в одиночестве, Глаша. Вчера пришло письмо от Олега. Он сообщил, что ближе к весне приедет домой. Глаша решила написать им про отца. Сил больше не было переживать горе одной. В марте Олег приехал. Вместе с Максимом Парфеновым, мужем Ольги. — Правду говорят, что Дмитрий этот по ночам какие-то колдовства вытворяет? — спросил Максим у Глаши на третий день своего пребывания. — Ох, сынок! Многое говорят про него, но где правда, где ложь — никто не знает. Врач он хороший, вон, и брата твоего, и мать на ноги поставил, даже денег за это не взял! Как тут судить? А моего… Павла… — тут она расплакалась и вышла в сени. — Мне кажется, надо разобраться, что творится в Ближнем, — сказал Олег. — Я останусь здесь до весны. — А учеба? А что я передам сестре и Алексею? — спросил Максим. — Так и передашь, — ответил Олег. Он решил пойти к младшему брату Парфеновых Кириллу и расспросить его про Дмитрия Богуна. * * * Филиппа перевели в московскую тюрьму, где должно было состояться слушание. Этому способствовала игуменья Антония, которая донесла до митрополита Павла весть, что Филипп пытался украсть послушницу Диану Половцеву для плотских утех, которыми сей молодой человек славится. Откуда она взяла это? Придумала. Но митрополит, человек очень благовоспитанный, верил Антонии. На суде присутствовали церковные заседатели, и потому приговор оказался суровым. Через месяц, в апреле, Филиппа должны были сослать в Сибирь, но холодных и дальних дорог Филиппу не довелось изведать. На этап, откуда арестантам была прямая дорога на север, их привезли промозглым весенним вечером. Филипп, в отличие от других, чувствовал себя хорошо, учитывая, насколько, конечно, хорошо может быть заключенному. Физически он был силен и крепок, а душевно еще страдал мало, потому не отчаивался и старался держаться и не показывать своего крайне угнетенного состояния. Каморка, в которую их заселили, рассчитана была едва на два десятка человек, а их было около шестидесяти. Воздух был невыносимый, люди кашляли, задыхались, стонали, но некоторые, как заметил Филипп, расположились очень даже неплохо по сравнению с остальными. — Эй, ты, подойди! — услышал он позади незнакомый голос. Филипп обернулся. Здоровый волосатый детина с самокруткой в зубах пальцем поманил его. Филипп подошел к сидящим на нарах. Это были закоренелые преступники. Их лица не выражали никаких чувств и эмоций. — Чего вам? — спросил Филипп. — Какой прыткий! Мне такие нравятся! — сказал один из сидящих. Пять пар глаз уставились на него. — Красавчик, за что загремел? — спросил тот, который позвал его. Филипп оглядел сидящих, не испытывая страха. Его же спутники вжались в стены каморки и старались не издать ни звука. Филипп подошел ближе и, смотря в глаза волосатого, ответил: — Девушку хотел украсть. Не получилось, — гордо ответил он. Волосатый на миг растерялся, но хохот сокамерников быстро привел его в себя. Тут к Филиппу подскочил невысокий, но достаточно крепкий парень с обезображенным до отвращения лицом. Писклявым голосом он заверещал: — Ты так с самим Тузом не смей разговаривать! — Это почему? Он спросил, я ответил! — насмешливо улыбаясь, ответил Филипп. Все испуганно примолкли. Даже те, кто попал сюда впервые, поняли, что Филипп влип. — Да ты, верно, больной! Он ведь у нас главный! — писклявый сорвался на визг, с удивлением рассматривая Филиппа, как будто перед ним стоял оживший труп. Филипп рассмеялся. В каморке наступила зловещая тишина, слышался только смех Филиппа. Наконец он прекратил смеяться и обвел всех взглядом, выражавшим полное равнодушие и брезгливость. Писклявый кинулся на него с кулаками, но Филипп удачно отразил удар и скрутил руку парня так, что она захрустела. — Мне смешно, что ваши придуман