Первостепь

– И вправду, чудно, – соглашается Чёрная Ива. – Но…

– Это ещё не все чудеса, – перебивает Сквалыга. – Их мужчины прыгают на спины лошадей и носятся быстрее ветра вместе с лошадями, усевшись на их спинах!

– На спинах лошадей?.. – Чёрной Иве, наконец, становится интересно. – Разве так может быть?

– Может, может… Они у коз и коров берут молоко и пьют его как грудные дети. И мужчины, и женщины – как грудные дети.

Да, чудеса. В этом мире много чудес. Чёрная Ива сколько раз убеждалась сама, что любой сорванный цветок или листик с дерева вырастает обратно прямо на глазах… но чтобы мужчины пили молоко из козьего вымени как козлята… может, и впрямь стоило бы поглядеть… Раз Сквалыга утверждает, что тамошние люди светятся подобно звёздам… пьют молоко травоедов и светятся подобно звёздам – ведь не похоже, что она врёт. Может, всё-таки, сын её обманул? Ну разве может так быть?

Карзунья тут же приметила сомнения Чёрной Ивы. Даже обиделась. Надула щёки. Осуждающе кивает головой:

– Напрасно не веришь… Как же ты хочешь вернуться в плоть? Ведь говорят же, что есть один секрет, чтобы сохранить память. Тогда надо их посмотреть, тех людей… А потом и в Срединном мире так сделать, когда родимся и вырастем… Я ведь тоже тоскую по дочери и хожу к ней по ночам…

Дух печали возникает из ниоткуда. Его имя – Журба. Чёрной Иве уже доводилось видеть эту большущую муху с агатовыми глазами и бусами из вербных серёжек. Но сейчас молчаливая муха вьётся над её подругой и распаляет Сквалыгу. На глаза несчастной готовы навернуться слёзы. Нет, ни капли она не врёт. Чёрная Ива ей верит. И даже про секрет сохранения памяти, может быть, верит. Кто знает…

Сквалыга отмахивается от назойливой мухи, пытается не замечать.

– Мой сын с другими мальчишками пробовал туда пробраться, – продолжает она разговор, справившись с мимолётной грустью. (Дух Журба исчезает так же внезапно, как появился). – Но они слепли и глохли, чем дальше поднимались. Они же дети.

«Да, дети, – думает Чёрная Ива. – У всех должно быть своё место, так всюду заведено. Чего же хочет Сквалыга?»

– Они дети, – повторяет ещё раз её собеседница. А потом, глубоко вздохнув и гордо расправив груди, добавляет: – Зато мы с тобой – женщины. И мы сумеем пройти дальше там, где детям пришлось повернуть назад. Решайся!

Чёрная Ива не может никак увернуться от её взгляда. Красноватые зрачки так и впиваются, жалят огнём, словно тлеющие угольки. Хочешь – не хочешь, но придётся смириться. Воля Сквалыги сильней. Раз она так уверена, что им вдвоём нужно пойти, Чёрная Ива сразу же соглашается на безмолвные уговоры настойчивых глаз.

Они выходят, никому ничего не сказав. Им нужно подниматься на отдалённую гору, вершина которой всегда скрыта плотным туманом. И потому никогда нельзя видеть отсюда, что там творится. Может быть, там сыро и темно. Слякотно, как и в приземных туманах. Но мальчишки не говорили такого. Сквалыга, почувствовав мысли спутницы, уверяет, что та не права. Туман – это только граница. Те миры выше тумана. Там, должно быть, очень светло.

В этом мире нетрудно идти, ведь тела здесь легки. Они словно плывут. Они не ступают ногами. Ниже колен ног вообще не видать. Чёрная Ива по дороге срывает цветы, составляет букет: маки, тюльпаны, большие ромашки и ещё неизвестные в прежней жизни растения с бутонами наподобие лилий, голубоватого цвета. Их аромат прогоняет последнюю лень и нагоняет неотразимую негу. Чёрной Иве хочется повалиться в цветы и лежать, глядя в небо без солнца, светлое небо Верхнего мира, чтобы слушать полёты шмелей и стрекотанье кузнечиков. Слушать и слушать. Она так и делает. Падает. Но в этом благоуханном мире почему-то нет комаров. Чёрной Иве необъяснимым образом вдруг становится скучно без комаров. Она хочет взглянуть исподтишка на попутчицу, но встречает её настороженные глаза.

– Что с тобой, Чёрная Ива? Ты странная.

Чёрная Ива опять на ногах. Да, она странная. И она сомневается:

– Ты действительно веришь, что существует секрет?.. И мы будем помнить… Почему тогда в прежней жизни не помнили?

Сквалыга смеётся в ответ:

– Ты ещё молодая. Мало пожила на той земле. Я перед смертью всё время гуляла здесь в своих снах. А ты, наверное, занималась любовью все ночи.

Сквалыга права. Чёрная Ива смущается, ощущая её правоту. Как быстро она позабыла своего мужа. Каким это кажется дальним теперь. Другим. И Сквалыга скоро забудет о своей дочери. И когда родится младенцем, её дочь уже будет, наверное, замужем. И она, может быть, станет дочерью своей дочери. Или внучкой. Но не вспомнит об этом.

Сквалыга опять угадывает её мысли. Говорит, что не сможет долго тянуть, родится быстрее, чтоб её дочь не успела состариться. Карзунья ещё не беседовала с ведуном. Не знает всех хитростей. Нужно долго готовиться. И быть очень внимательной. Необходимо быть сильной, когда рождаешься. Иначе очнёшься вдруг на земле шерстистым зверем – и в конце концов твоя же дочь расстелет на плоском камне твою косматую шкуру, выскоблит и пропитает твоим же жиром или твоими мозгами. Вот к чему приводит спешка. Ведун долго это разъяснял Чёрной Иве. Скоро, наверное, настанет очередь Сквалыги получать наставления. Но сначала её морщины разгладятся полностью.

Сквалыга притихла. Не отзывается. Хотя ведь, наверняка, и теперь знает мысли. Чёрная Ива неожиданно чувствует беспокойство. Стороннее беспокойство, пришедшее со стороны. Воняющее со стороны. Букет цветов в руке не может уже заглушить резкой вони.

– Со мной происходит неладное, – сознаётся Сквалыга. – Я стала смердеть. Давай повернём. Мне противно.

В её глазах на самом деле засел страх. А Чёрная Ива ещё удивлялась, что нет комаров. Есть. Залепили глаза её спутницы, прочно обосновались, в этом нет ни малейших сомнений, но Чёрной Иве кажется глупым так быстро сдаваться. Хотя и она заметила явные перемены вокруг. Они потихоньку вошли в туман, и всякий свет померк. Ничего больше не видно вдали и не слышно. И никаких запахов тоже нет, кроме вони Сквалыги. Паршивой вони. Опять она видит испуганные глаза навыкате. Облепленные комарами. Сквалыга взмолилась:

– Иди дальше одна. Я задыхаюсь от собственной вони! Я ничего не вижу! Ни шагу не сделаю больше. Ни шагу!

Что ж, Чёрная Ива согласна. Она может ещё идти, хотя ноги отяжелели. Она бросает свою попутчицу и движется, как слепая, маленькими шажками сквозь непроглядный туман. Но её очень быстро догоняет отчаяние. Сквалыге совсем туго. Сквалыга в ужасе. Её лицо стало мертвенно-бледным, тело посинело, а на руках будто вскочили прыщи мелкой сыпью. Она готова рвать волосы на голове и царапать ногтями лицо. Чёрная Ива должна вернуться и успокоить её.

На этот раз Сквалыгу хочет боднуть огромный серый дух ужаса, Рах. Он распугал комаров. У него две сросшиеся вместе бараньих головы и кожистые крылья громадной летучей мыши на человеческом туловище. Говорят, будто он может высушить взглядом, может вытянуть – что?.. Чёрная Ива не верит. Она хватает подругу за руку, и грозный дух исчезает в тумане. Туда ему и дорога.

Они садятся, чтобы передохнуть. Но Сквалыга не может ждать. Она согласна волочиться на четвереньках, лишь бы выбраться поскорее из этой вонючей мглы грязно-жёлтого цвета. Они так и делают. Чёрная Ива идёт маленькими шажками назад, а Сквалыга ползёт рядом с ней на четвереньках, как зверь. Туман сразу же начинает редеть. Внизу снова видна их долина. Вонь унялась.

– Вот, мы – женщины, а прошли меньше мальчишек, – сокрушается Чёрная Ива; зато Сквалыга не может скрыть радости, что они, наконец, выбрались из кошмара. От неё даже стелется бледно-розовый пар. Перед ними растёт высокое дерево, будто бы ясень с резными листьями, на суку воркует прелестный голубь.

Чёрная Ива останавливается, чтобы послушать нежданную птицу, тонкий голубиный голос её заворожил. Сквалыга же нетерпеливо тянет за руку, торопит домой. Но Чёрная Ива не может идти.

Голубь спархивает к ним – и вдруг превращается в нагого мальчика, совсем маленького, но с удивительно знакомыми глазами.