Шанхай. Книга 2. Пробуждение дракона

Ту не отступил ни на шаг. Он заложил в рот два пальца и издал пронзительный свист. Несколько секунд ничего не происходило, а потом все двадцать огромных — от пола до потолка — окон кабинета вылетели внутрь, и в комнату вломились люди бандита Ту во главе с Лоа Вэй Фэнем. Все они были вооружены и готовы действовать.

— Как вы смеете! — вскричал Врассун.

Это восклицание толмач перевел слово в слово.

— Я осмеливаюсь потому, что я Ту Юэсэнь, Хозяин Гор клана тонгов из «Праведной руки», и я не позволю, чтобы меня оскорблял глупый и уродливый круглоглазый!

Толмач аккуратно перевел и эту фразу, опустив только ее окончание. Выражение «круглоглазый» он заменил «заморским дьяволом», которое почему-то показалось ему не столь обидным.

Ту выкрикнул приказ. Двери открылись нараспашку, и подручные бандита вкатили в кабинет две большие тележки, нагруженные ящиками из мангового дерева с опием.

— Что это должно означать? — потребовал объяснений Врассун.

— Взгляни на маркировку на ящиках, глупец. — Ту указал на штемпели, красовавшиеся на сопроводительных бумагах, прикрепленных к каждому из ящиков. Там был указан собственник груза — Британская восточно-индийская компания.

— Так это ты… — выдохнул Врассун.

Ту посмотрел на переводчика, который постарался не только перевести, но и закончить мысль Врассуна, причем так, чтобы перевод не прозвучал обидно для бандита.

— Да, это я! — буквально выплюнув, рассмеялся Ту. — Я напал на твой корабль в гавани и могу делать это снова и снова. И ни ты, ни твои друзья-англичане ничего не сможете поделать. А теперь говори: ты хочешь получить назад свою собственность?

Переводчик изложил все это на безупречном, вежливом английском.

Дальнейшие действия Врассуна удивили всех. Он откинулся на спинку кресла, жестом велев своим людям удалиться, и стал ждать. Они повиновались и вышли. Единственным звуком, раздававшимся в эти секунды, был хруст битого стекла под их ногами.

Ту улыбнулся, кивнул Лоа Вэй Фэню, и тот также отдал войску приказ к отступлению. Наконец в кабинете остались лишь Врассун, бандит Ту и, разумеется, холодный зимний ветер, который врывался в разбитые окна и шевелил тяжелые гардины, как паруса с перерезанными снастями.

Мужчины оставили в стороне оскорбления и занялись делом, в котором оба разбирались лучше всего, — стали торговаться. Это был бизнес в чистом виде. Козырем в руках Ту являлась угроза немедленной расправы, козырем Врассуна — угроза со стороны британского военного флота, а посередине находилась возможность установить совместный контроль над шанхайским рынком торговли опием, который выскользнул из рук Врассунов в конце семидесятых годов. После смерти Врассуна-патриарха его наследники консолидировали семейные капиталы, и теперь их больше интересовала недвижимость и строительство крупных универмагов, которые со временем назовут супермаркетами. Но ни одно из предприятий не могло гарантировать столь значимые и постоянные прибыли, как старая добрая торговля опием.

Что касается Ту, то ему был нужен сторонник. Влиятельный сторонник, который помог бы бандиту подняться на ступень выше и от воровства перейти к торговле опием. Это была необходимая промежуточная ступень на пути к конечной цели — выполнить обещание, данное бабушке, и отомстить ненавистным фань куэй.

Врассун понимал: чтобы вновь вернуться в игру опиумного бизнеса в качестве ведущего игрока, ему необходим союзник с крепкими мускулами. С тех пор как семья Врассунов утратила монополию на прямую торговлю между Англией и Китаем, ее доля в торговле опием сократилась многократно. Может быть, для того, чтобы отвоевать утраченные позиции на рынке продажи чандры, этот китайский уголовник и есть тот, кто ему нужен?

Дело у переговорщиков пошло на лад, их позиции стали сближаться, и вдруг Врассун неожиданно умолк. Он поглядел на фотографию отца, стоявшую на столе. На столе его отца. У Врассунов никогда не было партнеров из числа китайцев, и после смерти патриарха строгий запрет, наложенный им на ведение совместного бизнеса с «иноверцами», нисколько не ослабел.

«Для нас они потребители, а не партнеры, — сказал отец, уже лежа на смертном одре. — Религия делает их слабыми, поэтому они подпадают под чары наркотика. Они предназначены для того, чтобы таскать, грузить и накуриваться до умопомрачения. Помни об этом, сын».

— Что-то не так? — спросил Ту, и переводчик перевел его вопрос.

Врассун снова прокрутил в мозгу предсмертное напутствие отца, а затем резко встал. Ту был шокирован столь невежливым поведением.

— Передай этому косоглазому, — повернувшись к переводчику, сказал Врассун, — я даю ему тридцать секунд на то, чтобы убраться из моего дома. Кроме того, он должен возместить ущерб за разбитые окна и полностью возвратить собственность, принадлежащую Британской восточно-индийской компании. — С этими словами хозяин кабинета развернулся на каблуках и вышел.

— Что сказал этот глупый, зловонный человек? — осведомился Ту.

Переводчик стал что-то невразумительно мямлить на обоих языках.

— Ладно, — сказал Ту. — Если тебе дорога твоя жизнь, а также жизнь твоей идиотки жены и твоих крысят, переведи мне дословно все, что сказал сейчас фань куэй.

Переводчик повиновался и пересказал все слово в слово.

— Найди его и скажи то, что сейчас услышишь, и тоже дословно, — заявил Ту, когда его перестало трясти от ярости. — Он никогда не получит свой опий. Я никогда не возмещу ему расходы на ремонт его жалкого дома, и если он хочет дышать воздухом Шанхая, то пусть лучше не выходит за порог без десятка охранников.

Закончив свою речь, Ту повернулся и направился к выходу, но, остановившись на полпути, расстегнул штаны и выпустил струю мочи, которая быстро впиталась в бесценный мосульский ковер.

Глава одиннадцатая

РЕВОЛЮЦИОНЕР

Жу Чоу, хозяин лавки, торгующей горячей водой, заглянул в спальню к спящим дочерям, а потом, довольствуясь предрассветной зорькой, спустился по ступенькам крыльца в крохотный внутренний дворик своего лилуна, выходящего окнами в переулок. Шесть лет назад он переделал гостиную в лавку и чайную, ставшую теперь весьма популярной. Этим утром он услышал, как у порога возились золотари, и теперь, выйдя наружу, с удовлетворением увидел, что они не только опорожнили, но и дочиста выскребли их семейный «горшочек с медом». Жу Чоу взял выкрашенное в красный цвет деревянное ведро за медные ручки и поставил его у задней двери — достаточно далеко от кухни, но поближе к занавеске, за которой скрывались члены семьи, когда у них возникала необходимость в отправлении естественных потребностей.

Не успел он поставить на пол ведро для нечистот, как до его слуха донеслась песня продавца газет, а вскоре послышалась приятная песня торговца цветами. У одного он купил газету, а у второго — лиловые зимние ирисы, которые поставил в вазу на маленьком столике под круглым настенным зеркалом. Затем Жу Чоу открыл лавку — как раз в тот момент, когда к ней подходил его неизменный первый клиент, неимущий китайский работяга. День обещал быть ясным и холодным. Бизнес Жу Чоу шел в гору, и он был счастлив, выполняя простые, повторяющиеся каждое утро действия.

Это вселяло в него уверенность, помогало ощущать себя составной частью огромного, непрерывно растущего организма по имени Шанхай.

Он сунул в карман монету посетителя и вручил ему три кусочка туалетной бумаги. Работяга проверил каждый из них на свет, чтобы убедиться в том, что они не рваные, после чего передал хозяину лавки еще одну монетку. Взамен Жу Чоу дал ему две сигареты. Бедняк направился к нужнику для посетителей, стоявшему во дворе. Этот человек приходил сюда каждое утро на протяжении многих лет, и Жу Чоу надеялся, что так будет продолжаться еще очень, очень долго. Но бедный рабочий был не единственным, с кого начинался трудовой день Жу Чоу.