Ушкуйник. Бить врага в его логове!

А сам следующим днем в Хлынов подался. Надо развалюшку искать. И нашел-таки. Не в самом центре – чуть поодаль, но место бойкое, на спуске к реке, и храм недалеко. Сторговался с хозяином-дедом за гроши.

– Вот и славно, – шамкал дед. – Я в городе один остался, переберусь к родне в Никулицино.

Составил Мишаня договор купли-продажи, чтобы все – честь по чести. Старик крестик вместо подписи внизу поставил.

Отсчитал ему Мишаня медяков.

– Ты уж извини, но меня срочные дела поджимают, потому времени тебе, дед, вещи собрать даю до завтра.

– А ключи кому отдать?

– Да хоть выкинь. Я все равно избу разберу.

Нашел нищих у замерзшего причала. Проживали они в ветхой лачуге, грелись у костра.

– Мужики, дрова нужны?

– Никак шутишь, барин?

– Да не барин я. Завтра с утра ветхую избенку развалить надо. За работу все отдаю – бревна, дранку с крыши. Хотите – продайте, нет – сожгите в костре, мне все едино. Вечером работу приму и даже по медяхе на пропитание дам.

– Не обманешь?

Мишка перекрестился.

– Тогда ждем с утра.

Довольный сделкой, Мишка помчался в Чижи. Лошадь бы еще с санями, да денег маловато. Еще неизвестно, в какие деньги стройка обойдется.

Прибежав домой, он наскоро поел и отогрелся. Потом накинул тулуп и – во двор. На снегу стал прутиком рисовать дом с лавкой. Подсобку отдельную да обширную – надо, комнатенку, где деньги да вощаные таблички с записями хранить – надо, торговый зал опять-таки – как без него? И наверху жилье устроить: деду с бабкой – комнату, Мишане – самую большую, Лизавете – маленькую. Вроде все. Эх, а кухня? А сени? И их пририсовал Мишаня. Теперь он уже яснее представлял себе, каким будет его будущее жилье – с лавкой вместе.

И закрутилось. С утра – к нищим, избу-развалюху показал, вечером работу принял, рассчитался. Следующим утром – снова в Хлынов, к Косте, с ним вместе – к воеводе.

Поначалу оробел Мишаня, в богатый дом входя.

Разделись, холоп их в горницу провел. Видно, Костя здесь бывал не раз. Уселись на лавку, хозяина поджидая.

Через некоторое время вышел к ним и он. Высокий, дородный, в кафтане из добротного фряжского сукна – это Мишаня сразу определил. Взгляд пронизывающий, суровый.

Вскочили Костя и Михаил, поклон отвесили.

– Здрав буди, боярин-воевода. Вот, как уговаривались давеча – подрядчика привел, лес за посадом порубить.

Воевода внимательно посмотрел на Мишаню.

– Что-то больно молод подрядчик-то. Не подведет ли? Справится?

– Я порукой, Яков.

– Договорились. Ступайте.

Костя с Михаилом отвесили поклон, вышли в сени. Одеваясь, Мишаня шепотом спросил:

– Это кто такой будет?

– Вот деревня неотесанная! Это же Яков Пугвин, воевода хлыновский, из бояр.

– Откуда мне знать?

– Теперь будешь знать.

Вышли на улицу.

– Пошли на крепостные стены, покажу.

На дозорных вышках стояли часовые. Узнали Костю, поприветствовали. Костя с Мишаней взобрались по крутым ступеням на стену. Ух, красотища! Видно далеко – лес, Вятка во льду с санным путем посредине изгибами петляет, скрываясь за холмом, деревни поодаль.

– Лес видишь? – показал рукой Костя. – Надо по всей длине, начиная с опушки, саженей на двадцать убрать. Слишком близко он в этом месте к городу подступает. Ежели враг там укроется, сможет безнаказанно стрелы внутрь крепости кидать. Сам понимать должен: не дать ворогу незамеченным к крепости подобраться – дело важное и нужное, не подведи. Ну а лес порубленный – куда хочешь девай, по своему разумению. Можешь продать, можешь на избу себе привезти, а не будет желания – хоть сожги. Мы его рубим, а он снова вырастает. Понял?

Мишаня кивнул головой.

– Ты, Костя, не сомневайся – не подведу. Вот только скажи, подряд – это сколько?

– Пять рублей серебром.

Мишаня прикинул в уме: рубль, а то и полтора, лесорубам отдать, еще рубль – возчикам, что лес на стройку возить будут, столько же – плотникам за дом, да еще каменщику – за кладку печи. Про подарки Косте и воеводе не забыть. От подряда ничего и не остается, зато дом – почти за бесплатно выйдет. «А что – здорово!» – загорелся Мишаня.

И закипела работа. Артель лесорубов пилами да топорами деревья валила. Стволы, что поровнее да потолще – сосновые, дубовые – от веток зачищали. Ими у костров в перерывах грелись. Возчики хлысты в город возили, складывали в штабеля на Мишкином участке. Подбадривая лесорубов, Мишаня хлеб привозил да крупы, да сало. А уж похлебку мужики сами варили.

Месяц ушел на очистку участка. Мужики от работы не отлынивали, трудились на совесть – даже пни пожгли.

Принял работу Костя, самолично все обошел.

– Ну, Михаил, не подвел. Даже вешки поджег. Молодец, теперь здесь врагу не укрыться, и незаметно ему не подобраться. Пошли к воеводе за платой.

Мишка, пообещав назавтра оплату дать, отпустил лесорубов да возчиков – чего на морозе людей держать? Не лето, чай.

У воеводы задержались недолго.

– Сам лично проверил? – спросил он у Кости.

– Доподлинно, только из леса.

Воевода черкнул на листе бумаги подпись и протянул Мишане. Мишаня взял бумагу и поклонился. Воевода посмотрел на него вопросительно да и удалился. Костя досадливо крякнул:

– Чего же не отблагодарил?

Не нашелся Мишаня, что ответить – замотался, не успел спросить заранее у Кости – чего в подарок-то покупать.

Вышли из воеводских хором. Мишаня бумагу бережно свернул рулоном и сунул за пазуху.

– Куда мне с бумагой этой?

– В управу, за деньгами. Пойдем, провожу.

Идти пришлось недолго. Костя показал рукой:

– Вот управа, иди, я в коридоре подожду.

Писарь в управе долго читал бумагу, шевеля губами, и Мишкино терпение чуть не лопнуло. Потом он ушел – долго не было, и вернулся с кожаным мешочком.

– Пересчитай и распишись. Грамотный?

– А то!

Мишаня пересчитал монеты, обмакнул перо в чернильницу и вывел: «Лобановъ».

Они вышли из управы.

– Ты прости, Костя, что ждать заставил. Я в первый раз на подряде, не знаю всего.

– Наверное – в последний. Я же тебя предуп-реждал.

– Ты о подарке? Я все спросить хотел – чего воеводе дарить принято? Опять-таки: мало подаришь – обидится, а много не могу, с людьми еще расплатиться надо.

– Цацки подари. У воеводы дочь есть, и он в ней души не чает. Пошли к златокузнецам.

Костя привел Мишаню в лавку. Невелика лавка, скорее даже – лавчонка. Зато на прилавке – золотые да серебряные украшения. Есть и попроще – медные.

Разбежались глаза у Мишани. Чего выбрать? Золото он только в монетах видел, а украшения и в руках не держал. Опять выручил Костя, уверенно ткнув пальцем в серебряные серьги.

– Эти бери. Я вкус дочки воеводы знаю – ей понравятся.

Узнав о цене, Мишаня внутренне содрогнулся, но виду не подал – снял с пояса кошель. Куда деваться – купил он серьги.

Еще вот Косте подарок нужен. Только как его об этом спросить?

Набрался смелости Мишаня, завел разговор об этом уже на улице.

– Брось, свои люди – сочтемся! Ты скоро в Хлынове жить будешь, видеться часто придется – авось наступит пора, не откажешь мне в помощи, коль попрошу!

Но Мишка уперся – сказывалась купеческая привычка не откладывать расчет.

– Хорошо, будь по-твоему – пошли к оружейнику. Для воина самый ценный подарок – оружие.

Костя выбрал себе засапожный нож – длинный, узкий, с костяной ручкой. Мишаня расплатился и тут же, в лавке, вручил нож Косте.

– Как бы теперь с воеводой увидеться?

– Пошли к нему домой. Повинишься, скажешь – забыл.

Долго воеводу пришлось ждать в гостиной, но – появился все-таки. Поклонился Мишаня:

– Вернулся я, воевода-боярин, чтобы благодарность тебе принести! Прости, воевода, совсем из головы выскочило. Увидел тебя поперва – растерялся.

И протянул на ладони серьги.

Воевода серьги принял, осмотрел.

– Прощаю. Впредь не теряйся.

Подал голос Костя:

– Молод он еще, исправится. Растерялся просто, рядом с боярином не стоял никогда. Слава твоя воинская да знатность совсем памороки парню отбила.