Забытый легион

— Думаю, что нет. — Бренн приложил усилие, чтобы ответить небрежным тоном. — В прошлом году перед битвой добрых три недели продолжались мелкие стычки. Помнишь?

— Разве такое можно забыть? — Память Брака во всех подробностях сохранила образы воинов, когда те возвращались, опьяненные успехом и навьюченные захваченными у римлян оружием и припасами.

Римская республика наложила лапу на Трансальпийскую Галлию шестьдесят с лишним лет назад, поблизости от почти каждого поселения теперь стояли римские войска. Победа, которую в конце концов одержали над римлянами аллоброги благодаря своей тактике партизанских наскоков из-под покрова леса, оказалась крайне необычным явлением. Но досталась она очень дорогой ценой, настолько дорогой, что мало кто это осознал.

— Может, Карадок все же поймет, что произойдет, — пробормотал Бренн. — Лучше ли умереть свободными, чем трусливо бежать из родных мест?

— Ты о чем?

— Так, ни о чем, малый. Подбрось-ка дровишек. Я голоден, как медведь, когда он вылезает весной из берлоги.

Браку нужно было много чему научиться, и его обучением занимался Бренн, как старший родственник-мужчина. Начав свежевать оленя, богатырь помолился богам, чтобы те позволили ему справиться с этой задачей, а также защитить жену и младенца, единственных людей, которые были для него еще ближе и дороже, чем Брак и его родня. Мысль о бегстве вместе с ними через горы казалась недостойной, но бегство было неизбежным, как и предстоящее поражение. Бренн был уверен, что все, кто выйдет биться против римлян, обречены. Карадок настраивал воинов по-другому. Подавленный неотступной тревогой Бренн не так давно попытался попросить помощи у друида племени, но Ультан не пожелал ни во что вмешиваться. А Карадок, как и ожидал Бренн, отказался даже обсуждать возможность вывести племя в безопасные места.

— Аллоброги не станут удирать, как побитые псы! — ревел он. — Мы сокрушим эти легионы. Рим получит такой урок, которого никогда не забудет! — Бренн продолжал настаивать, но добился лишь того, что в глазах престарелого вождя вспыхнуло бешенство. Опасаясь дурного нрава Карадока, Бренн поклялся повиноваться ему и больше не заговаривал о бегстве вслух даже с близкими друзьями. Вождь допускал лишь разговоры о предстоящем разгроме римлян.

Разногласия с Карадоком помогли Бренну принять решение. Воспользовавшись охотой как предлогом, он намеревался сразу же по возвращении собрать обе семьи и уйти с ними. Лиат и мать Брака знали о его плане, а вот двоюродному брату он решил открыться лишь в самый последний момент. Все еще наивный по-мальчишески, Брак мог нечаянно проболтаться о плане кому-нибудь из воинов.

Охотники в молчании выпотрошили оленя и принялись резать мясо на длинные ленты, которые тут же развешивали на сушиле. Одну ногу насадили на палку и подвесили над огнем. Когда зашло солнце, над поляной уже висел густой аромат жареного мяса. Собаки неподвижно сидели у костра, не сводя глаз с куска, точно зная, что вскоре и им достанется что-то вкусное.

Когда они наелись, луна уже висела высоко в небе. Горный воздух быстро остывал. Охотники завернулись в одеяла и прижались друг к другу, у их ног звучно чавкали собаки.

— Из лучших мест в мире это второе. — Бренн громко рыгнул и показал рукой перед собой.

Висевшая над ближней горой луна изливала чудесный свет на снежные вершины. Тишину нарушало лишь умиротворяющее потрескивание угольев в костре.

— Отлично поохотились, а теперь набили животы мясом и греемся у огня.

— А где же самое лучшее место? — с любопытством спросил Брак.

— Как — где? Под одеялом со своей женщиной, естественно!

Брак залился краской и поспешил переменить тему:

— Расскажи что-нибудь о тех временах, когда здесь еще не было римлян.

Бренн с радостью согласился. Он не только очень любил рассказывать длинные истории об охоте или дальних перегонах скота, но и был очень хорошим рассказчиком; его любили слушать все жители деревни. И сейчас он, не задумываясь, начал повествование о самом большом волке из всех, которых только доводилось убивать аллоброгам.

Брак расцвел от удовольствия.

— Зима десять лет назад выдалась чуть ли не самой холодной, какие только бывали на людской памяти, — начал Бренн. — Страшные метели выгнали стаи голодных волков из лесу. От голода они повадились каждую ночь резать скотину, которая стояла у нас в загонах. И никто из воинов не осмеливался выйти и попробовать перебить их. — Он выразительно пожал плечами. — Снег был глубоченный, и зверюги редко ходили стаями меньше чем по двадцать голов.

Юный родственник обвел поляну тревожным взглядом.

— За месяц они убили несколько десятков коров. Потом напали на старика, который собирал хворост на опушке, и Коналл, твой отец, решил: все, хватит! Он взял на помощь меня, и мы несколько дней мастерили большие ловушки.

— И переловили множество! — Глаза Брака ярко вспыхнули, и он потер пальцами собачий клык, прикрепленный к надетому на шею тонкому кожаному шнурку.

Бренн кивнул:

— По пять за ночь — много ночей. Волки быстро вспомнили об осторожности, а люди осмелели. Но довольно скоро несколько оставшихся с вожаком во главе очухались, снова стали нападать и каждый раз резали по корове. Уцелели из них самые умные, которые не желали хватать приманку в ловушках, и народ стал говорить, что это злые духи.

— Ультан говорит, что все так боялись, что никто не хотел вам помогать.

Вместо ответа Бренн лишь вскинул брови и, взяв бурдюк с водой, сделал большой глоток.

— Коналл позвал меня, мы долго говорили. О том, чтобы гоняться за волками по лесу, и речи не было. Там сугробы были выше человеческого роста. Так что на следующую ночь мы с Коналлом привязали снаружи, возле ограды, старую корову. Ночь была безлунная, лишь несколько звездочек светили. Он не разрешил мне остаться с ним. Сказал, что я еще слишком молод. — Бренн ухмыльнулся приятному воспоминанию о человеке, который преподал ему искусство обращения с оружием. Родной его отец умер, когда Бренн был еще маленьким ребенком. — Так что я сидел поодаль с луком и факелом наготове.

— А где же был отец? — Эту историю Брак слышал уже много раз, но неизменно задавал один и тот же вопрос.

— Он завернулся в шкуру и сидел в сугробе возле коровы. Ночь была морозная, ждать долго.

— Он говорил, что полночи просидел в снегу.

Могучий воин кивнул:

— Конечно, корова первая учуяла волков и принялась реветь как ошалелая. А Коналл сохранял спокойствие и сидел неподвижно, как и подобает доброму охотнику. Я же со своего места ничего не видел. — Бренн поднес руку козырьком ко лбу и театрально вгляделся во тьму. — И внезапно они появились: семь серых теней, бесшумно скользящих по снегу.

Брак даже похолодел от восторга.

— Вожак шел впереди, готовый напасть и зарезать жертву. Я поспешно воткнул горящий факел в снег возле своего укрытия, но волки были такими голодными, что даже не замедлили бег.

— Отец говорил, что ты орал так, будто за тобой гнались дьяволы, — вставил сквозь смех Брак.

— Орал, а то как же! Они могли в любой миг учуять его. — Бренн пожал плечами. — От стаи волков никто в одиночку не отобьется.

— Потом он вскочил, а ты уже убил троих стрелами.

Бренн пожал плечами:

— Его задача была куда опаснее. К тому времени, как я застрелил третьего зверюгу, Коналл успел отрубить голову четвертому и сильно ранил пятого. Остались только вожак и его волчица. А они, несмотря ни на что, принялись терзать бедную корову. Волчицу я тоже застрелил и прицелился в вожака, который как раз изготовился напасть на Коналла. Их разделяло чуть не двадцать шагов, я мог смело стрелять, не опасаясь попасть в Коналла. Но твой отец заорал, чтоб я не стрелял. «С этой тварью я разделаюсь сам!» — крикнул он.

Наступило недолгое молчание.

Бренн в упор взглянул на Брака:

— Он был храбрейшим из мужчин, каких я встречал в своей жизни. Этот волк был с медведя величиной, а у Коналла не было ни щита, ни доспехов. Только меч да охотничий нож.