Графиня де Монсоро (ил. Мориса Лелуара)

— Вот как! Кто-то из ваших друзей отправился в Анжу?

— Вы могли бы, пожалуй, сказать: «Кто-то из наших друзей», господин граф, потому что это даже больше ваши друзья, чем мои.

— Вы меня удивляете, господин Шико, — ответил граф, — у меня нет никаких друзей, которые бы…

— Ладно, скрытничайте.

— Клянусь вам.

— У вас их предостаточно, и, более того, эти друзья настолько вам дороги, что вы только что, — по привычке, потому что прекрасно знаете, что они сейчас находятся на пути в Анжу, — только что по привычке искали их, как я заметил, в этой толпе, и, разумеется, безрезультатно.

— Я? — воскликнул граф. — Вы заметили?..

— Да, вы — самый бледный из всех главных ловчих, бывших, существующих и будущих, начиная с Немврода и кончая вашим предшественником господином д’Отфором.

— Господин Шико!

— Самый бледный, повторяю. Veritas veritatum. [125] Это варваризм, поскольку истина всегда одна, ибо если бы их было две, одна из них, по меньшей мере, была бы не истинной, впрочем, вы ведь не филолог, дорогой господин Исав. [126]

— Да, сударь, я не филолог, вот почему я и попросил бы вас возвратиться без всяких отступлений к тем друзьям, о которых вы упомянули, и соблаговолить, ежели это позволит присущий вам избыток воображения, соблаговолить назвать этих друзей их подлинными именами.

— Э! Вы все время твердите одно и то же. Ищите, господин главный ловчий, клянусь смертью Христовой, ищите! Выслеживать дичь — ваше ремесло, свидетель тому несчастный олень, которого вы потревожили сегодня утром, он, должно быть, вовсе не ждал этого с вашей стороны. Коли вас самого поднять чуть свет, разве вам это доставит удовольствие?

Глаза Монсоро испуганно обежали окружавших короля людей.

— Как! — вскричал он, бросив взгляд на пустое кресло рядом с королем.

— Ну, ну! — поощрил его Шико.

— Господин герцог Анжуйский? — воскликнул главный ловчий.

— Ату! Ату его! — сказал гасконец. — Зверь обнаружен.

— Он выехал сегодня? — вскричал граф.

— Он выехал сегодня, но вполне возможно, что и вчера вечером. Спросите у короля. Когда, то есть в какое время, исчез твой брат, Генрике?

— Этой ночью, — ответил король.

— Уехал, герцог уехал, — прошептал дрожащий и бледный Монсоро. — Ах, боже мой, боже мой! Что вы мне сказали, государь!

— Я не утверждаю, — продолжал король, — что мой брат уехал, я говорю только, что нынче ночью он исчез и даже его ближайшие друзья не знают, где он.

— О, — гневно воскликнул граф, — если бы только я подозревал!..

— Так, так. Ну и что бы вы сделали? — поинтересовался Шико. — Хотя, впрочем, велика важность, если он и отпустит несколько любезностей графине де Монсоро. Наш друг Франсуа — главный волокита в роду; он волочился за дамами вместо короля Карла Девятого в те времена, когда Карл Девятый еще жил на свете, и он это делает за короля Генриха Третьего, которому не до ухаживаний — у него есть другие заботы. Черт побери, это совсем недурно — иметь при дворе принца, воплощающего в себе французскую галантность.

— Уехал, герцог уехал! — повторил Монсоро. — Вы в этом уверены, сударь?

— А вы? — спросил Шико.

Главный ловчий вновь повернулся к тому креслу, где обычно сидел возле своего брата герцог, — к креслу, которое по-прежнему оставалось незанятым.

— Я погиб, — прошептал он и сделал резкое движение, явно собираясь бежать, но Шико схватил его за руку.

— Да успокойтесь наконец, дьявол вас побери! Вы все время вертитесь; у короля от этого голова кружится. Проклятие! Желал бы я оказаться на месте вашей жены, хотя бы для того, чтобы все время видеть двуносого принца и слушать господина Орильи, который играет на лютне не хуже покойника Орфея. Как ей повезло, вашей супруге, как повезло!

Монсоро весь трясся от ярости.

— Спокойней, господин главный ловчий, — сказал Шико, — не выказывайте столь бурно вашу радость — заседание уже начинается. Это неприлично — давать волю своим чувствам. Слушайте речь короля.

Главному ловчему пришлось поневоле остаться на месте, так как тронный зал Лувра и в самом деле понемногу уже заполнился людьми, Монсоро застыл в подобающей по этикету позе.

Все заняли свои места. Только что появившийся герцог де Гиз преклонил колено перед королем и тоже с удивлением и беспокойством посмотрел на пустое кресло герцога Анжуйского.

Король встал. Герольды призвали к тишине.

Глава IX

О том, как король назначил главу лиги, который не оказался ни его высочеством герцогом Анжуйским, ни монсеньором герцогом де Гизом

— Господа, — произнес король посреди глубочайшей тишины и удостоверившись предварительно, что д’Эпернон, Шомберг, Можирон и Келюс, которых сменили на их посту десять швейцарцев, уже в зале и стоят за его креслом, — господа, король, занимающий место между небесами и землей, если можно так выразиться, с одинаковым вниманием прислушивается к голосам, которые доносятся до него сверху, и к тем, которые к нему доносятся снизу, то есть к тому, что требует от него бог, и к тому, что требует от него его народ. Сплочение всех сил в единый союз во имя защиты католической веры является залогом благополучия для моих подданных, я это прекрасно понимаю. Поэтому мне по душе совет, который дал нам наш кузен де Гиз. И отныне я провозглашаю святую Лигу должным образом дозволенной и учрежденной. А поелику столь большое тело должно иметь хорошую, могучую голову, поелику необходимо, чтобы глава Лиги, призванный защищать церковь, был одним из самых ревностных сынов церкви и дабы к сему рвению его обязывали само его естество и его сан, я остановил свой выбор на человеке высокородном и добром христианине и объявляю, что отныне главой Лиги будет…

Генрих преднамеренно сделал паузу. Тишина была такая, что можно было услышать, как пролетит муха.

Генрих повторил:

— И объявляю, что главой Лиги будет Генрих де Валуа, король Франции и Польши.

Произнося эти слова, Генрих несколько театрально повысил голос, чтобы подчеркнуть свою победу и подогреть энтузиазм своих друзей, которые готовились разразиться ликующими криками, а также чтобы окончательно добить лигистов, чей глухой ропот выдавал их недовольство, удивление и испуг.

Что же касается герцога де Гиза, то он был просто изничтожен. Со лба его катились крупные капли пота. Он обменялся взглядом с герцогом Майеннским и своим братом, кардиналом, которые стояли в центре двух групп лигистских главарей — один справа от него, другой — слева.

Монсоро, все больше удивляясь отсутствию герцога Анжуйского, начал тем не менее успокаиваться, вспомнив, что сказал Генрих III.

Ведь в самом деле — герцог мог исчезнуть и не уезжая никуда.

Кардинал не торопясь отошел от группы, в которой он находился, и пробрался поближе к герцогу Майеннскому.

— Послушайте, — шепнул он ему на ухо, — или я очень ошибаюсь, или мы не можем больше рассчитывать здесь на безопасность. Поспешим с уходом. Кто его знает, этот народ! Вчера он ненавидел короля, а сегодня может сделать его своим кумиром на несколько дней.

— Будь по-вашему, — сказал герцог Майеннский, — уйдем. Подождите здесь брата, а я подготовлю отступление.

— Идите.

Тем временем король первым подписал акт, который лежал на столе и был составлен заранее господином де Морвилье, единственным человеком, кроме королевы-матери, посвященным в тайну; после чего Генрих обратился к герцогу де Гизу гнусавя и тем издевательским тоном, какой он так хорошо умел принимать при случае:

— Что ж, подпишите и вы, мой дорогой кузен.