Гусар

— Все лучше, чем жариться на солнце, — откликнулся другой голос. — Я слыхал, при Байлене…

— Пошел ты к черту в зубы со своим Байленом, — отвечал Жан-Поль. — Как только рассветет, погоним этих оборванцев по всей Андалусии. Ты разве не слышал, что полковник вчера сказал?

— Нам бы твои уши, — заметил кто-то. — Они у тебя, как известно, самые большие в полку.

— За своими следи, — огрызнулся ветеран. — А не то отхвачу при первом удобном случае.

— Ты и еще кто? — глумливо поинтересовался гусар.

— Ты, кажется, Дюран?

— Дюран. И я спросил, сколько народу ты позовешь в помощники, когда соберешься отрезать мне уши.

— Погоди, вот спешимся, тогда посмотрим, кто чего стоит…

Фредерик решил, что настало время вмешаться.

— Прекратить разговоры! — приказал не допускающим возражений тоном.

Перепалка мгновенно угасла. В наступившей тишине было слышно, как Жан-Поль ворчит себе под нос:

— Наш подпоручик, чтоб его черти взяли! Хорохорится, а сам еще пороху не нюхал… Ничего, красавчик, посмотрим, что ты запоешь, когда рассветет!

В ответ раздались негромкие смешки, но конский топот почти заглушил их.

Бесконечная вереница наездников двигалась сквозь тьму. Сабли, висевшие у каждого гусара на левом бедре, то и дело задевали стремена и шпоры, и по рядам всадников поминутно пробегал мелодичный звон. Чтобы не ломать строй, гусары старались держаться поближе друг к другу, и время от времени у какого-нибудь гусара срывалось невольное проклятье, когда его конь задевал скакавшую впереди лошадь. Со стороны эскадрон походил на мрачную кавалькаду призрачных всадников.

Внезапно небо осветило ясное зарево, будто от пожара. С тревогой вглядевшись в пылающие небеса, Фредерик понял, что впереди что-то горит. Зарево стало ярче, и впереди возникли четкие силуэты домов. Их белые стены отчего-то напомнили юноше погребальные саваны; эскадрон въезжал в деревню.

— Вот она, Пьердас-Бланкас, — произнес один из гусар, но никто не обратил внимания на его слова.

Селение казалось совершенно безлюдным, лишь конский топот нарушал тишину. Почти все дома были заперты, как будто жители в полном составе покинули деревню. Хотя скорее всего они просто укрылись за белыми стенами и наблюдали за адской кавалькадой сквозь щели в оконных ставнях. Потонувшее во мраке немое селение выглядело настолько жутко, что Фредерика пробрала дрожь.

«Это и есть война», — подумал юноша. Люди и кони, бредущие куда-то в ночи, деревни, названий которых никто не помнит, короткие привалы на бесконечном пути. И мрак, непроглядный мрак, накрывший всю землю, такой густой и безнадежный, что кажется, будто солнце закатилось навеки и небо никогда больше не будет голубым. И подпоручику Фредерику Глюнтцу из Страсбурга, несмотря на то, что его окружали товарищи, вдруг стало неуютно и страшно. Юноша вообразил, что темнота скрывает нечто невыразимо ужасное, и инстинктивно потянулся к рукояти. Еще никогда в своей жизни он не желал так страстно, чтобы на горизонте забрезжил рассвет.

В деревне и вправду был пожар. На главной площади селения — почти все гусары решили, что это и есть Пьердас-Бланкас — пылал дом, но никто не пытался его потушить. Фузилеры, расположившиеся под колоннадой ратуши, равнодушно глазели на огонь. Пламя пожара освещало затянутых в шинели пехотинцев, безразлично наблюдавших за подъезжавшими гусарами. Некоторые лениво опирались на свои мушкеты. Огонь то и дело выхватывал из тени их лица, в основном — очень молодые, лишь изредка среди солдат можно было увидеть седоусого ветерана.

— Куда ведет эта дорога? — спросил один из гусар.

— А мы почем знаем? — огрызнулся молодой фузилер с мушкетом на плече и фляжкой в руках. — Не вам бы жаловаться, — добавил он со злобной усмешкой. — Господам кавалеристам не приходится топать пешком, как нам.

Площадь, пожар и все селение остались позади. Миновав во мраке очередную оливковую рощу, эскадрон нагнал пехотинцев, свернувших в сторону, чтобы срезать дорогу. На обочине стояли освещенные факелами пушки, артиллеристы отдыхали, лежа на лафетах. Готовые к походу тягловые лошади забили копытами, приветствуя эскадрон.

Горизонт начал робко проясняться. Ежась от холодного воздуха, Фредерик вновь пожалел о том, что не надел жилет. Молодой человек изо всех сил сжал зубы, чтобы никто не услышал, как они стучат. Он достал из седельной сумки шинель и набросил ее на плечи. За пару минут до этого Фредерик начал клевать носом и едва не выпал из седла, но теперь сон как рукой сняло. Порывшись в сумке, он нашел флягу, которую Франшо предусмотрительно наполнил коньяком, и отпил немного. Алкоголь окончательно взбодрил Фредерика, и юноша с наслаждением прикрыл глаза, чувствуя, как его тело наполняется приятным теплом. Спрятав флягу, он нежно похлопал Нуаро по шее. Светало.

Окружавшие Фредерика неясные фигуры становились четче. Впереди уже легко можно было различить силуэты коней и всадников. Чем ярче разгоралась заря, тем более ясные очертания приобретало все вокруг: освещенные первыми лучами человеческие фигуры, спины, перетянутые ремнями, богато расшитые доломаны, алые кивера, колыхавшиеся в такт скачке, отороченные мехом седла из узорчатой кожи, гладкие эфесы сабель, золоченые аксельбанты, поношенные мундиры цвета индиго. Бесформенная черная толпа снова превратилась в кавалерийский эскадрон, во главе которого парил имперский орел.

Ночной мрак полностью рассеялся. В тусклом утреннем свете кривые, узловатые стволы олив казались сероватыми. Глядя перед собой, Фредерик видел, как по уходящим вдаль, сухим и бурым полям Андалусии, ощетинившись штыками и волоча за собой пушки, шли бесконечные полки, шли на битву.