Брат Третьей Степени (Эзотерический роман)

— Вам очень повезло, месье, что у вас были такие учителя. В наше время немногим достается подобная удача.

Итак, экипаж быстро катился вперед, а она пока не дала никакого намека. Но каждое слово, произнесенное моей неизвестной спутницей, наполняло меня никогда прежде не изведанным наслаждением. Я впивал ее музыкальный голос, будто некий восхитительный напиток, и был так поглощен своей спутницей, что не обратил внимания на маршрут, которым мы ехали. Она зачем-то посмотрела на ладонь своей тонкой изящной руки, и я воспользовался возможностью спросить:

— Вы верите в хиромантию, мадемуазель?

Она быстро сжала руку и, повернувшись ко мне, сказала:

— Разве ладонь руки не является одной из самых чувствительных частей тела? Ведь сказано в писаниях, что рука вся покрыта светом. Можно ли взглянуть на руку месье?

Я протянул ей свою руку, и она мягко взяла ее. О, что значит эта великая радость, охватившая мое сердце? Какое наслаждение в этом прикосновении! Не ошибаюсь ли я? Вуаль была двойной, и я не мог видеть ее лица, но мне показалось, что она вздрогнула и голос слегка изменился, когда она произнесла:

— Месье никогда не любил. Вот как!? — и добавила быстро: — В этой жизни.

— А мадемуазель верит, что были прошлые жизни? — поинтересовался я.

Ничего не ответив, она продолжила:

— Но линии и бугры говорят, что на двадцать втором году вашей жизни или близко к тому вы встретите свою избранницу и будете любить глубоко. Можно спросить, сколько вам лет, месье?

— Мне уже двадцать два, — ответил я поспешно, ибо очень хотел, чтобы ее слова оказались правдой, и в душе вспыхнула тайная надежда, что этот момент уже близок, почти рядом. Но тут экипаж остановился, и незнакомка выпустила мою руку. Я выглянул в окно.

Мы находились перед гранитной аркой, которая обозначала въезд в дворцовую резиденцию, расположенную посреди огромного луга, окруженного высокой чугунной изгородью с гранитными столбами. Взглянув вверх, я обратил внимание на скульптурную группу, венчавшую арку: громадного бронзового тигра — само покорное смирение — держал на цепи крылатый купидон, стоящий на золотом яйце. «Кто бы ни были люди, живущие здесь, — подумал я, — они знают толк в искусстве». Было очевидно, что группа исполнена значения и ценность ее именно в нем, а не просто в искусном исполнении.

Спутница заметила мое восхищение и, когда чугунные ворота неожиданно распахнулись сами, будто по волшебству, сказала: — Я вижу, у вас глаз художника. Понимаете ли вы, что это означает?

— Я могу ошибиться. Прошу вас, объясните.

— Группа означает весьма многое. Но если говорить вкратце, тигр символизирует животную природу человека-бестию, подчиненную и посаженную на цепь любовью, которая, согласно учению мистиков, рождается из золотого яйца.

В ее голосе звучала нежность, от которой таяла моя душа, и впервые в жизни я почувствовал трепет зарождающейся любви.

— Прекрасная идея, — похвалил я. — Если судить о людях, живущих здесь, по их искусству, они должны быть чисты и благородны.

— Таковы они и есть, — подтвердила она.

В этот момент мы ехали по покрытой гравием дороге, пролегавшей через ухоженную лужайку. Окруженный деревьями и украшенный цветами бархатистый газон сиял под лучами солнца во всей красе. «Если это и есть путь моего посвящения, он совсем не похож на тот, что приходил мне на ум», — подумал я. Мое воображение рисовало тяжкие испытания, от каких стыла кровь, здесь же рядом со мной женщина, которая — я знал, хоть и не видел ее лица, — должна быть прекрасна, а все вокруг так светло и радостно. Но может, это лишь затишье перед бурей? Что ж, я готов встретить ее.

Моя спутница молчала, пока мы подъезжали к дому. Это был образец классической архитектуры, облицованный полированным мрамором. Остановившись у ступеней, поднимавшихся к коринфскому портику, украшенному двумя скульптурными группами по краям, возница открыл дверцу кареты, и я учтиво помог даме сойти. Указывая дорогу, она прошла в зал, который представлял собой произведение искусства. На стенах висели чудесные картины, пилястры коринфских колонн по сторонам были отполированы, как зеркала. Незнакомка проводила меня в большую приемную и, сказав, что вернется через несколько минут, вышла. Не успел я оглядеться, как она вернулась и велела мне следовать за собой.

Мы снова прошли через зал, поднялись по мраморной лестнице и очутились перед дверью, которую она открыла, не постучав. Я оказался в комнате, отделанной в светло-голубых тонах. За столом, покрытым голубым шелком, затканным мистическими символами, сидела женщина крепкого телосложения лет около шестидесяти. У нее было широкое, покрытое морщинами лицо, казавшееся на первый взгляд грубоватым, но вскоре я понял, что оно обладает способностью мгновенно изменяться. Поражали ее глаза — они, казалось, читали в душе. Женщина жестом показала мне садиться и, не говоря ни слова, уставилась на меня своими голубыми глазами. Смотрела почти минуту, а затем спросила:

— Записка при вас?

Я вручил ей записку, которую получил утром. Она убрала ее в ящик стола и продолжила:

— Вас зовут Колоно?

— Да, мадам.

— Ну-с, молодой человек, зачем вы сюда пришли?

Я подумал, что ее тон и манера речи несколько бесцеремонны, но ответил:

— Хочу вступить в Братство.

— Каковы ваши мотивы? — Ее проницательные глаза ловили мой взгляд.

— Я жажду обрести знание.

— Для чего вы ищете знания? Для личных целей?

— Нет у меня эгоистических целей. Это врожденное желание. С той поры, когда я был еще ребенком, во мне росло стремление узнать истинный смысл вещей, таинство жизни всегда казалось неодолимо чарующим моему уму.

— И вы думаете, что Братство может привести вас к этому знанию, не так ли?

— Здесь должны быть те, кто осведомлен больше, чем люди во внешнем мире.

— Откуда вам это известно? — спросила она резко.

— От моих родителей, — ответил я.

— О! И вы основываетесь на их утверждениях?

— Мои родители, будучи членами Братства, должны были знать об этом. Они не стали бы меня обманывать. Кроме того, у меня есть внутреннее сознание, которое подсказывает мне, что Братство существует и что среди его членов — возвышенные мужчины и женщины, обладающие глубокими познаниями, силой и богоподобной мудростью.

— Ах, так вы верите во внутреннее сознание? — На мгновение ее лицо смягчилось и сразу стало более женственным.

— Я верю в то, что человек является храмом Божественности и что в нем живут удивительные силы и способности.

— Человек — не только храм Божественности, человек и есть Божественность, совершенный человек — это Бог! — сказала она со страстностью, исключавшей возражения. Затем, внезапно сменив тему разговора, спросила:

— Что вы думаете о нынешнем социальном устройстве мира?

В то время я, хотя и вырос в среде аристократов и состоятельных людей, был тем, кого слишком консервативные люди назвали бы вольнодумцем, и ответил на поставленный вопрос соответственно:

— Я думаю, оно ненормально, чудовищно и противно божественному намерению. Социальное устройство, при котором альтруизм и индустрия стали жертвами алчности и лени, не может долго быть насмешкой над вечной справедливостью, его конец близок.

Эта странная женщина усилием воли контролировала выражение своего лица, но по лучистому свету в глазах я понял, что высказал чувства, близкие ее собственным.

— И как это завершится? — спросила она.

— Все зависит от людей. Если со временем моральные устои станут достаточно сильны, нынешнее плачевное положение дел уступит место чему-то более высокому. Однако, если эти моральные перемены слишком надолго откладывать, то, подобно многим цивилизациям прошлого, мы ввергнемся в хаос, в ночь ужаса. И тогда из оставшихся осколков через годы и столетия тяжких трудов и горя будем строить вновь.

Беспокойство, которое всегда находило на меня в моменты полной откровенности, сейчас поднималось изнутри. Я едва мог усидеть.