Легенда о гетмане. Том II (СИ)

— Если ляхи по правде своей не устоят, то я им этого не попущу. А, если господь Бог нас не помилует, выдаст в поруганье проклятым ляхам и стоять мне против ляхов будет не в силу, то я с Войском Запорожским на царскую милость надежен, отступлю от проклятых ляхов в царского величества сторону, а в иные государства переходить мысли у меня нет.

Он выразительно взглянул на Неронова и продолжил:

— А, если Бог нас помилует от проклятых ляхов освободить, то я, гетман, и Войско Запорожское иного государя, кроме великого государя, светила русского, иметь не будем.

Хмельницкий умолк, затем, тяжело вздохнув, заключил:

— А я думаю, что ляхам на правде своей не устоять, и на сейме договорных статей не закреплять, и войну против Войска Запорожского начинать.

В ответ на слова гетмана царский посланник осторожно заметил:

— В вечном докончании[23]о перебежчиках не написано и после вечного докончания на обе стороны переходить вольно.

О том Хмельницкому было известно, но срок Поляновского мирного договора истекал не скоро, поэтому он, заканчивая разговор, сказал:

— Если ляхи со мною договорные статьи на сейме совершат, то великому государю было бы ведомо, что, сложась с крымским царем, с волохами, сербами и молдаванами хочу промышлять над турским царем, в Турской земле мне и Войску Запорожскому зипун есть, где добыть.

Из этих слов Неронову стало ясно, что уже спустя два месяца после Зборовского трактата Хмельницкий сомневался в том, что его пункты будут ратифицированы сеймом, а, следовательно, уже в следующем году грядет новая война. При этом гетман осознавал, что исход ее может быть для него неудачным, и стремился заручиться поддержкой Москвы на случай поражения. Опытный дипломат Неронов понял, что именно в таком смысле и следует понимать его угрозы о возможном походе вместе с татарами в московские украйны, это не более, чем средство привлечь внимание царя Алексея Михайловича к малороссийской проблеме. Хмельницкий не оставлял надежды втянуть Москву в войну с Польшей, но, если этого не случится, то он хотел узнать позицию царского правительства о возможном переходе Войска Запорожского под руку московского царя. Конечно, всему, что говорил Хмельницкий московский посланник не поверил, но было ясно, что гетман искренне стремился к установлению более тесных отношений с Москвой, однако осторожничает и не хочет окончательно рвать ни с польским королем, ни с крымским ханом. Гетман сумел убедить царского посланника, что он остается верным царю АлексеюМихайловичу, но вынужден быть в союзе и с Ислам Гиреем, которому обязан своими победами над поляками. Понимая, что Хмельницкий в сложившейся ситуации вынужден хитрить и идти на всякого рода компромиссы и с турками и, особенно, с татарами, Москва, в то же время, не была готова к решительному шагу — присоединению Войска Запорожского к своему государству. Поэтому царское правительство продолжало придерживаться выжидательной политики и с пониманием относилось к сложному положению, в котором оказался запорожский гетман.

Позднее, по приезду в Москву, Неронов докладывал, что по дороге беседовал со многими людьми различных чинов и званий, но все они войной недовольны, так как она несетразорение и убытки. Многие пошли еще весной в казацкое войско, и, рассчитывая на добычу, не стали засевать свои наделы. Кто засеял, не смог убрать урожай, так как военные действия прекратились только к концу августа. Из-за этого по всей малороссийской территории свирепствует голод. Все с кем он беседовал, выражают желание перейти в московское государство, где нет войны и притеснения христианской веры. В долговечность Зборовского мира люди повсеместно не верят, так как понимают, что теперь, когда панам разрешено вернуться в свои владения, они начнут жестоко мстить за участие в восстании. Таким образом, видно, что настроение и самого гетмана, и народных масс изменилось буквально в течение месяца. Путивльские посланцы докладывали о наличии у населения черкаских территорий антимосковских настроений, Неронов, проезжая через те же места, слышал уже совершенно другие разговоры.

Действительно, все, о чем докладывал Неронов в Москве, было правдой, но положение простого народа на Украйне продолжало осложняться с каждым днем. Когда свирепствовал голод, та добыча, которая была захвачена в сражениях с поляками, оказалась никому не нужной. Особенно тяжело становилось бедным, у кого не было никаких сбережений или запасов, они были обречены на голодную смерть. Многие надеялись, что после составления казацкого реестра, положение улучшится, так как будет выплачиваться жалованье и начнется снабжение продовольствием.

Глава вторая. Создание реестра

Харизматическая личность, отважный воин, талантливый полководец и искусный дипломат, Хмельницкий опыта политической и государственной деятельности практически не имел. Наиболее близкой и понятной ему системой управления было военно-политическое устройство Запорожской Сечи, основными принципами которого являлось равенство всех перед законом и централизация власти сверху донизу. Вознесенный победами над поляками при Желтых Водах, Корсуне и Пилявцах на самую вершину государственной власти, гетман уже к концу 1648 года столкнулся с проблемой необходимости проведения административно-территориальной реформы. Поступил он тогда просто, разделив всю освобожденную территорию на 24 округа (поровну по обеим сторонам Днепра), во главе которых стояли полковники, избранные на полкових радах. Полки делились на сотни и десятки, превратив таким образом всю казацкую территорию в подобие Запорожской Сечи. Полковники обладали всей полнотой административной власти в местах дислокации своих полков, сотники — сотен в селах и местечках, а куренные атаманы возглавляли десятки и командовали в паланках. В городах, управлявшихся магистратами на основании магдебургского права, Хмельницкий менять ничего не стал. Для мещан в городах Брацлаве, Виннице, Черкасах, Василькове, Овруче, Киеве, Переяславле, Остре, Нежине, Мглине, Чернигове, Почепе, Козельце, Стародубе, Новогород-Северском было сохранено магдебургское право, предусматривавшее свой суд и общинное самоуправление. Для ремесленников сохранилось право объединяться в цеха, которые имели свои гербы и печати.

Полковники управляли подвластными территориями и через полкових судей вершили суд на основании гетманских универсалов, норм обычного права, и частично Литовского Статута. Но главной их задачей являлся контроль за сбором налогов, таможенных пошлин и акцизов. На период ее создания эта система работала достаточно эффективно, так как не позникало проблем с включением населения в казацкий реестр, казаком считался каждый, кто хотел этого, более того, многих в полки зачисляли насильно, не взирая на протесты. Из-за такого формирования казацких полков они по численности существенно отличались друг от друга, самый большой, брацлавський, включал в себя 21 сотню, по тысяче человек в каждой, а самый маленький едва насчитывал тысячу казаков. Перед началом весенней кампании 1649 года к регулярным казацким полкам присоединилось много желающих поживиться за счет предполагаемых трофеев, поэтому Хмельницкий и сам толком не знал численности всех своих войск. В воспоминаниях современников фигурируют цифры от 200 до 400 тысяч, и, возможно, по состоянию на различные периоды 1649 года так оно и было.

Однако после заключения Зборовского трактата, установившего численность казацкого реестра в сорок тысяч, возникла острая необходимость в проведении новой административной реформы. Подлежал сокращению не только численный состав полков и сотен, но и само их количество.

Закрывшись в своем кабинете с недавно избранным генеральным писарем Иваном Выговским, гетман напряженно размышлял над этитими проблемами, от которых шла кругом голова.

— Посуди сам, Иван, — тяжело вздохнул он, — реестр предусматривает сорок тысяч, у нас же желающих в него попасть не менее двухсот тысяч. Ну, количество полков, допустим, мы подсократим, а людей куда девать?