Савмак. Пенталогия (СИ)

  На 25-й день похода и за 13 дней до погребения Скилур вернулся в Южную Скифию.

   7

  Давно ожидаемая херсонеситами весть о том, что похоронная процессия царя Скилура, двигавшаяся от Тафра вдоль побережья некогда херсонесской, а ныне, увы, скифской Равнины, уже миновала Хаб и во второй половине дня будет в устье Напита, была привезена в город скифским гонцом на взмыленном коне пасмурным, ветреным осенним днём часа за три до полудня. Послал гонца известить сограждан о приближении к херсонесской границе скифского царя стратег Формион, проделавший с невесткой, внуком и всей своей скифской роднёй весь этот круговой, близившийся теперь к завершению путь вдоль границ Скифского царства.

  Большое посольство, коему надлежало отдать последнюю дань уважения могущественному союзнику и доброму соседу херсонеситов, было избрано полисным Советом ещё два дня назад, когда золотую колымагу царя Скилура заметили с посланного в дозор корабля у стен Керкинитиды. В него вошли по три представителя от каждой из 12-ти правящих полисом коллегий, главный секретарь Совета Дамасикл и 13 из 33-х так называемых эйсимнетов ("рассудительных") - граждан, избранных народом для контроля над магистратами и обсуждения предлагаемых народному собранию законов. Все они с утра собирались на агоре и в булевтерии, кутаясь от осенней непогоды в длинные гиматии тёмных траурных тонов, и ждали только вестника от Формиона (о чём с ним было условлено ещё месяц назад - при его спешном отъезде с невесткой-царевной и внуком в Неаполь Скифский сразу по получении известия о смерти царя Скилура), чтобы без промедления отплыть к скифской границе.

  Помимо этих 50-ти членов официальной делегации, которая должна была вручить отошедшему в вечность владыке скифов от имени полиса три специально изготовленных по такому случаю лучшим херсонесским ювелиром золотых венка - лавровый, миртовый и сельдереевый - с опустевшей средь бела дня агоры повалила в гавань густая толпа народа, шествовавшая за послами в чинном молчании, будто провожала их не к расположенной в двух часах морского пути скифской границе, а в далёкое и опасное плавание куда-нибудь на неведомый край Ойкумены. Сам жрец-басилей Гиппоклид, которому, как номинальному главе государства, не дозволялось покидать его пределы, прежде чем послы отправились в путь, принёс жертвы на алтаре Зевса-Херсонаса в центре агоры и помолился об успехе их миссии. Затем послы и все, кто был в этот час на агоре, двинулись через центральный теменос, где принесли жертвы и молитвы Деве и Посейдону, в гавань. Не остались без подношений и Навархида с Гермесом возле Портовых ворот.

  Помимо официальных делегатов, ещё сотни полторы их родных и друзей - вся херсонесская олигархическая элита - решили отправиться с ними к устью Напита, чтобы поглядеть собственными глазами на мёртвого скифского царя и всех его многочисленных жён, дочерей и сыновей - ведь такое зрелище увидишь не часто! Две из четырёх имевшихся у Херсонеса стареньких военных триер, с носа до кормы увешанные траурными кипарисовыми гирляндами и венками, ждали их у центрального причала напротив Портовых ворот. Шесть сотен херсонесских рыбаков и освободившихся с торговых кораблей к концу навигации моряков, сидели на скамьях гребцов, опустив в сине-зелёную воду длинные вёсла.

  На причалах единая в тесноте городских улиц делегация естественным образом разделилась: младшие братья Формиона с сыновьями и многочисленными приспешниками поднялись на борт одной триеры, Гераклид с обоими сыновьями, зятем Мегаклом, будущим зятем Каллиадом, друзьями и сторонниками - оказались на палубе другой.

  Гераклид с Агасиклом приглашали накануне вечером во время совместной трапезы и Минния поехать с ними к скифам, но тот отказался, сославшись на занятость судебными делами. Зато очень хотела поехать и долго упрашивала отца взять её с собой, чтоб хотя бы с корабля поглядеть на похороны скифского царя, любопытная Агафоклея. Но Гераклид, всегда баловавший любимую младшую дочь, ответил, что это никак невозможно, поскольку они поплывут на военном корабле, на котором женщинам не место.

  - И вообще - стоит скифским царевичам увидеть такую красавицу, и ты и глазом моргнуть не успеешь, как окажешься у кого-то из них в гинекее, - пошутил, озорно улыбаясь, Агасикл, а отец пообещал, по возвращении, подробно рассказать обо всём увиденном. Агафоклея в ответ лишь покорно вздохнула, смирившись с неудачей...

  Вскоре после того, как триеры с послами отошли от причала и медленно поползли из гавани в открытое море, две плотно закутанные в длинные паллии фигуры выскользнули из калитки гераклидова дома и быстро зашагали безлюдными, продуваемыми холодными осенними ветрами улицами в противоположную от порта сторону. В одном из них по широкополой чёрной фетровой шляпе, светло-коричневой с проседью, курчавой бородке и тёмно-зелёному плащу легко можно было узнать примелькавшегося уже в городе гераклидова жильца Минния. Спутник его, завернувшийся по самый нос в несколько великоватый для него фиолетовый паллий, нижний край которого волочился сзади по мостовой, был поуже в плечах и почти на голову ниже. Правда, благодаря его высокому скифскому, обшитому мелкими серебряными бляшками кожаному башлыку с загнутым вперёд острым верхом (весьма часто встречавшиеся на херсонесских улицах в непогоду головные уборы!), эта разница в росте не слишком бросалась в глаза.

  Пройдя кратчайшим путём по нескольким поперечным и продольным улицам, путники вышли к Рыбным воротам.

  Двое пожилых стражей (а здесь больше и не требовалось) вели свою неторопливую беседу, сидя на лавочке под навесом справа от ворот. Их копья и большие прямоугольные щиты мирно подпирали стену по обе стороны от лавочки. Приветствовав почтительным "Радуйтесь, отцы!" умолкших на полуслове стражей, удивлённо уставившихся на редких здесь в эту неурочную пору прохожих, Минний и его спутник без задержки миновали узкий воротный створ и очутились на небольшом каменном выступе перед вырубленными в береговом откосе узкими ступенями, круто спускавшимися с невысокой в этом месте береговой кручи в полукруглую Рыбачью гавань.

  Навстречу им тотчас дунул снизу сильный, напитанный морской влагой ветер (Минний едва успел схватиться правой рукой за чуть не улетевший с головы петас), заполоскал взметнувшимися полами плащей, силясь затолкать неосторожных путников обратно в город.

  Окинув быстрым взглядом пенные водяные валы, шумно накатывавшие с тёмного, как грозовая туча, моря на усеянный множеством рыбачьих баркасов и лодок безлюдный берег, Минний увидел шагах в сорока правее нижнего края лестницы двух человек, сидевших на носу небольшого баркаса, один из которых, тотчас заметив его наверху, призывно замахал рукой.

  - Море сегодня сердито. Как бы не заштормило. Может нам лучше вернуться? - предложил Минний, обернувшись к своему спутнику. Но тот упрямо сдвинул к переносице чёрные крылья бровей.

  - Нет, пойдём.

  Покачав головой, Минний подставил юному напарнику согнутую в локте левую руку (правой продолжал удерживать рвавшуюся с головы шляпу), за которую тот с готовностью ухватился, и осторожно двинулся вниз по скользким, зализанным крепкими морскими ветрами и грубыми подошвами рыбаков каменным ступеням.

  Благополучно спустившись на покрытый мокрой галькой берег, они направились, перешагивая через свисавшие с носов раскачиваемых волнами лодок ржавые якорные цепи и канаты, обходя буро-зелёные кучи гниющих на берегу водорослей и скопления пузырившейся между лодками белой пены, к ожидавшим их возле баркаса бородатым мужчинам. Один из них, на котором в этот холодный день был только короткий серый хитон из грубой ткани, был раб Минния Лаг. Другой - тот, кто махал Миннию рукой - прикрытый от злого ветра и пенных брызг непромокаемым кожаным плащом с накинутым на голову глубоким капюшоном, оказался рыбаком Агелом, с которым Минний познакомился месяц назад в доме гончара Евклида. Обменявшись с подошедшим Миннием приветствиями и рукопожатиями, Агел бросил недоумевающий взгляд на нежно-румяное лицо его юного спутника.