Уэверли, или шестьдесят лет назад

– Я сделал то, что считал своим долгом, – говорил добрый старик, – и, без сомнения, они тоже считают, что выполнили свой. Иной раз меня берет тоска при виде почерневших стен жилища моих предков, но, без сомнения, не всегда офицерам удается удержать солдат от грабежа и разрушений, и даже сам Густав Адольф note 467нередко допускал их, как вы можете убедиться, прочитав реляцию Манро note 468, который участвовал в его кампаниях в рядах шотландского отряда, называвшегося Мак-Кеевым полком. Я и сам бывал свидетелем не менее печальных картин, чем та, что представляет собой сейчас Тулли-Веолан, когда служил под началом маршала герцога Берикского. Да, мы можем, подобно Вергилию Марону, воскликнуть: «Fuimus Troes!» note 469– и наша песенка спета. Но и дома, и целые роды, и люди могут сказать, что они довольно пожили, если им довелось погибнуть с честью. А теперь я нашел себе убежище, весьма похожее на domus ultima note 470.

В эту минуту они подошли к подножию крутой скалы.

– Мы, несчастные якобиты, похожи на кроликов в священном писании (которых великий путешественник Покок note 471называет jerboa), мы – слабые существа, ютящиеся в скалах. Итак, всего лучшего, мой добрый друг, вечером мы встретимся у Дженнет, ибо я должен забраться в мой Патмос note 472, а это нелегкое дело для моих старых костей.

С этими словами он начал карабкаться на скалу, перебираясь с помощью рук от одной неверной опоры до другой, пока не добрался до половины, где два-три куста заслоняли вход в пещеру, напоминавший отверстие в печи. Барон просунул в него сначала голову и плечи, а затем постепенно и все свое длинное тело. Последними исчезли ноги, и он скрылся в пещере, подобно змее, вползающей в нору, или длинному родословному списку, который с трудом втискивают в узкую клетку старинного шкафа. Уэверли из любопытства тоже полез взглянуть, как выглядит это логово, ибо это было наиболее подходящим названием для баронова убежища. В общем, оно до известной степени смахивало на остроумную игрушку, именуемую катушка в бутылке, неизменно приводящую в восторг всех детей (да и кое-кого из взрослых, меня в том числе), потому что никак нельзя понять, каким таинственным образом она туда попала и как ее можно оттуда извлечь. Пещера была очень узкая, слишком низкая, чтобы барон мог в ней выпрямиться и, собственно, даже сидеть, хотя он и предпринимал некоторые неловкие попытки принять это положение. Единственным развлечением было чтение его старого друга Тита Ливия. Для разнообразия он иногда выцарапывал на стенах и потолке своей крепости (это был мягкий песчаник) различные латинские изречения и тексты из священного писания.

– Пещера не сырая и выстлана чистой соломой и сухим папоротником, так что представляет весьма сносное gite note 473для старого солдата, – сказал барон, уютно сворачиваясь калачиком, с видом человека, вполне довольного своей судьбой, что было достаточно странно, если принять во внимание окружающую обстановку, – если только ветер не дует прямо с севера. Кроме того, у меня нет недостатка ни в часовых, ни в дозорных. Дэви и его мать постоянно начеку. Они замечают и устраняют малейшую опасность. Прямо удивляешься, какую хитрость внушает этому бедному юродивому его привязанность ко мне!

Теперь Эдуард постарался свидеться с Дженнет с глазу на глаз. Он с первого взгляда узнал в ней ту самую старуху, которая ухаживала за ним во время болезни, когда его вырвали из рук Одаренного Гилфиллана. Хижина, хотя ее немножко починили и получше обставили, была, несомненно, то самое место, где он тогда содержался. Кроме этого, он узнал на общинном выгоне в Тулли-Веолане большое высохшее дерево, называемое деревом сходок, которое, он уже теперь не сомневался, послужило местом встречи для горцев в ту памятную ночь. Все эти обстоятельства он уже накануне сопоставил в уме; но причины, вероятно достаточно очевидные для читателя, помешали ему расспрашивать старуху в присутствии барона.

Теперь он занялся этим делом со всей обстоятельностью и первым долгом спросил, кто была молодая особа, навещавшая его во время болезни. Дженнет на мгновение задумалась, а потом сказала, что соблюдать тайну теперь уже нет смысла: это не принесет никому ни добра, ни зла.

– Это была леди, равной которой нет во всем мире, – мисс Роза Брэдуордин.

– Тогда, вероятно, мисс Розе я обязан и своим спасением, – заключил Уэверли, чрезвычайно довольный, что догадки, основанные на совпадении места, подтвердились.

– Ну конечно, мистер Уэверли, а то кому же? Но, сэр, как бы она рассердилась, бедняжка, если бы подумала, что вы когда-нибудь узнаете хоть слово обо всем этом деле. Она заставляла меня все время говорить по-гэльски, когда вы могли меня услышать, и все для того, чтобы вы думали, что вы еще в горах. А я порядочно говорю на этом языке, моя мать из тех мест.

Еще несколько вопросов – и полностью разъяснилась вся тайна, связанная с освобождением Уэверли из рук конвоиров на пути из Кернврекана в Стерлинг. Никогда еще музыка не ласкала так слуха пламенного ее любителя, как ласкала слух Уэверли сонная, полная повторений речь старой Дженнет, во всех подробностях изложившей ему обстоятельства дела. Но читатель мой – не влюбленный, и я должен щадить его терпение. Поэтому я постараюсь сократить до разумных пределов рассказ, который старуха ухитрилась растянуть почти на два часа.

Читатель помнит, что Роза Брэдуордин послала нашему герою через Дэвида Геллатли письмо, в котором сообщала, что Тулли-Веолан занят небольшим отрядом солдат. Корда Уэверли показал его Фергюсу, тот обратил особое внимание на это обстоятельство, которое запомнилось этому деятельному и предприимчивому человеку. Он решил послать кое-кого из своих людей в Тулли-Веолан, чтобы прогнать оттуда красные мундиры и вывезти Розу. Он хотел уменьшить количество постов противника, помешав ему расположиться в его соседстве гарнизоном, и оказать услугу барону, так как у него начинала мелькать мысль о женитьбе на Розе. Но не успел он приказать Эвану выступить в Тулли-Веолан с небольшим отрядом, как пришло известие, что Коуп двинулся в Верхнюю Шотландию с целью дать бой силам принца и рассеять их, прежде чем они успеют сосредоточиться, и Фергюсу пришлось со всем кланом стать под знамена Карла Эдуарда.

Он послал человека к Доналду Бину с приказом присоединиться к его отряду, но осторожный разбойник, прекрасно понимая, как выгодно ему действовать самостоятельно, вместо того чтобы идти на соединение с Мак-Иворами, медлил, ссылаясь на ряд причин, которые Фергюс под давлением обстоятельств вынужден был признать уважительными, хотя про себя решил отомстить за это промедление, как только позволит время и обстановка. Однако, поскольку он не мог изменить положение вещей, он приказал Доналду спуститься в Нижнюю Шотландию и, ничего не трогая в замке барона, расположиться где-нибудь поблизости для защиты его дочери и домочадцев, одновременно всячески донимая вооруженных добровольцев и небольшие военные отряды, которые могли оказаться в окрестностях.

Поскольку это поручение придавало его шайке до известной степени характер партизанского отряда, Доналд решил истолковать его наиболее выгодным для себя образом. Теперь он был избавлен от страха перед Фергюсом, рассчитывая, что его прежние тайные заслуги обеспечат ему некоторое заступничество перед принцем, и решил ковать железо, пока горячо. Он без особого труда очистил Тулли-Веолан от солдат и, хотя не решился тревожить обитателей замка и беспокоить мисс Розу из боязни нажить себе сильного врага в армии принца, так как он прекрасно знал, Что в гневе беспощаден был барон, начал взимать контрибуции, пустился на всякие вымогательства у арендаторов и вообще принялся использовать войну в свою пользу. Тем временем он нацепил белого кокарду и явился к Розе, изъявляя всяческую преданность делу, которому служил ее отец, и рассыпаясь в извинениях за действия, которые вынужден предпринимать для того, чтобы поддерживать свой отряд. Как раз в это время молва донесла до Розы со всевозможными преувеличениями слух, что Уэверли убил в Кернврекане кузнеца, когда тот пытался его арестовать, засажен там в тюрьму по приказу майора Мелвила и через трое суток будет казнен по приговору военно-полевого суда. Потрясенная до глубины души этими известиями, Роза предложила Бин Лину попытаться освободить арестованного. Как раз такого рода поручение он готов был охотнее всего принять, так как считал, что заслуга в подобном деле сможет загладить все его провинности в округе. Однако у него хватило хитрости долгое время не соглашаться, ссылаясь на долг службы и дисциплину, пока несчастная Роза, дойдя до последних пределов отчаяния, не обещала ему некоторые драгоценности, принадлежавшие ее матери.