Дикое золото

под гитару о своей службе… Розог бы отведал, точно тебе говорю…

– Меняются ж времена, Пантелей.

– И плохо. Вольности как раз от перемен заводятся… – Пантелей явно намеревался ублажить себя ворчаньем по полной программе. – Вот, опять за свое… В мои времена этих гробин не было, смит-вессонами обходились…

Сенечка, как раз отложивший гитару и извлекший маузер в деревянной кобуре, чтобы лишний раз протереть без всякой надобности, отмахнулся:

– Пока ты свой вессон переломишь… – его физиономия озарилась коварной догадкой. – Пантелей!

– А?

– В твои молодые годы и браунингов не было. А браунинг-то таскаешь?

– Ну, сподручнее, чем вессон…

– И тем не менее – новшество. А? Что до маузеров, я, серьезно тебе говорю, видел в Эстляндии, насколько они удобны для уличного боя на короткой дистанции. С тех пор и обзавелся.

Пантелей, не терпевший, чтобы последнее слово оставалось за кем-то другим, обиженно помолчал, потом вдруг просиял:

– Зато патроны для браунинга раздобудешь в любом жандармском пункте, а к твоему «мозеру» черта с два достанешь. Разве что свой запас на горбу переть… И вообще, хороший филер не должен по лесам с пистолетом бегать, для того есть охранная команда…

– Это не в мой огород камешек? – поинтересовался Бестужев весело. – Ведь это я тебя, Пантелей, сюда загнал…

– Да что вы, Алексей Воинович! Вовсе даже не вы, а высокое начальство… Непривычно просто…

– Потерпи уж, – развел руками Бестужев. – Откуда в этом губернском захолустье охранная команда? Ее по штатному расписанию не полагается… Да, кстати, Пантелей! Какой я тебе Алексей Воинович? Я опять на краткое время Леонид Карлович Лямпе, благо в паспортах у нас род занятий не обозначается…

– Простите, Леонид Карлович, господин инженер, – серьезно сказал Пантелей. – Только скажите этому вот, чтоб не фыркал. С каждым промашка может случиться.

– Не фыркай, Семен, – поддержал Бестужев. – Не фыркай. И маузер спрячь подальше – я уже слышу повозку, и, хотя приедут люди доверенные, маузер при рабочем геодезического отряда им может показаться странностью, о которой они обязательно проболтаются по простоте душевной среди своих…

В самом деле, стук колес уже совсем приблизился, затих у ворот. Бестужев побыстрее надел инженерную фуражку с зеленым верхом и кокардой в виде якоря, перекрещенного с топором, – чтобы привыкнуть к ней и носить непринужденно.

Слышно было, как у ворот шумно фыркают кони. В избу вошел высокий горбоносый человек, одетый по-русски, снял картуз, бегло перекрестился на иконы – причем оказалось, что он лыс, как пророк Елисей. Холодные глаза вмиг обшарили присутствующих, задержались на Бестужеве. Незнакомец раскланялся с самым что ни на есть подобострастным видом:

– Я так понимаю, вы и будете ваше благородие? Тш-ш, мы люди посвященные, больше этого словечка не произнесем… Величать вашу милость как прикажете?

– Леонид Карлович, – сухо сказал Бестужев. – Вас, позвольте узнать…

– Лука Гнездаков-с, недостойный… – горбоносый уцапал руку Бестужева