Палач, или Аббатство виноградарей

По другую сторону окажутся те, кто борется с предрассудками, неуклонно и мучительно ища путь к самим себе, чтобы определиться в мире дольнем и горнем. В целом можно сказать, что под воздействием Европы мир Купера расширился и действительность предстала более сложной, многоплановой, неоднозначной. Это новое видение мира проявилось в романе с особенной силой. Оно придает ему жизненность, словно Купер писал книгу для нашего «века надменного», завещая урок: вернее различать посреди «нашей правды современной» людей и палачей, подлинных и мнимых.

А. В. Ващенко

ПРИЛОЖЕНИЕ

Книга Купера «Заметки о Швейцарии» («Sketches of Switzerland. By an American». 2 vols. Philadelphia, Carey, Lea & Blanchard, 1836) в английском издании имела заголовок «Excursions in Switzerland» (Paris, Baudry's European Library, 1836). По этому последнему изданию и печатается фрагмент из нее.

Вторая часть книги вышла в том же году; американское название осталось тем же, а английское звучало совершенно иначе: «A Residence in France, with an Excursion up the Rhine, and a Second Visit to Swizerland».

Книга о Швейцарии представляет собой серию путевых очерков, изложенных в виде посланий воображаемому адресату-американцу; всего их тридцать. В предисловии писатель сообщает, что книга является выборкой из более обширной рукописи. Поскольку «Заметки о Швейцарии» стали первой документальной книгой Купера об Европе, уместно привести отрывок из предисловия к ней, в котором автор поясняет характер своего произведения:

«Существует некая особенность, которую каждый, кто повидал немало разных стран, не мог не наблюдать повсеместно — просто потому, что она связана с несовершенством человеческой природы. Не сыскать, вероятно, нации, в которой большинство жителей не считало бы себя выше своих соседей в смысле обладания завидными качествами. Одна из задач путешествия — избавлять людей от этой слабости; но во многих случаях за исцелением следует повсеместное и огульное равнодушие, которым те, кто считает себя „светскими людьми“, слишком часто кичатся, ошибочно принимая его за либерализм и философский склад ума; между тем они столь же далеки от истины, как и в ту пору, когда пребывали в состоянии национального самодовольства, из которого только что явились на свет. Хотя всякое общество представляет собой всего лишь собрание человеческих особей, оно обладает собственными отличительными чертами, как и каждый индивид; и никакой рассказ о нациях не ценится, помимо описаний предметов материальных, если он не касается обстоятельств, порождающих модификации характера, составляющего суть национального своеобразия.

В этих томиках, однако, мы мало заботились о чем-либо, помимо описаний естественных предметов; ибо Швейцария, наслаждаясь, быть может, величественнейшими и разнообразнейшими природными прелестями из всех, что существуют под солнцем, как будто претендует на то, чтобы рассматривать ее как предмет sui generic note 183. Человек словно бы отходит в такой стране на второй план, и писатель, в этой части своих путешествий, не слишком стремился дать ему место на изображаемой картине».

Фенимор Купер. ЗАМЕТКИ О ШВЕЙЦАРИИ. Письмо XXIII

Дорогой!..

Основная ошибка тех, кто пишет об Америке, будь то путешественники, специалисты в области политической экономии или толкователи нравственных устоев общества, состоит в том, что они объясняют едва ли не все особенности нашей страны природой ее институтов. Едва ли будет преувеличением сказать, что даже явления физические ставятся в зависимость от ее демократического устройства. Размышляя на эту тему, я был поражен мыслью, что такие фантазии вовсе не свойственны тем, кто говорит о Швейцарии. То, что, говоря о нас, называют грубостью, порожденной свободой и равенством, здесь оказывается непосредственностью горцев или здоровым чувством независимости республиканцев; то, что считается вульгарностью применительно к другой стороне Атлантики, воспринимается как простодушие на этой, а агрессивность в Штатах превращается в искреннее выражение протеста в кантонах! note 184

Несомненно, между американцами и швейцарцами существуют заметные линии разграничения. Преимущества подлинно народной формы правления не признаются здесь нигде, кроме нескольких незначительных горных кантонов, которые мало известны, а будь они известны шире, все же не оказали бы сколько-нибудь серьезного влияния ни на кого, кроме своих собственных жителей. С нами дело обстоит совсем по-другому. Например, Нью-Йорк, Пенсильвания и Огайо, где общее количество населения достигает почти пяти миллионов душ, являются демократиями в чистом виде, насколько это возможно при представительной форме правления, а благодаря развитию производства и торговли, связывающих их с остальным христианским миром, они стали предметом для подражания, привлекая внимание всех, кто, изучая историю человека, не ограничивается рамками только нынешнего момента.

В Штатах, однако, привилегии, предоставляемые правительством, практически не отличаются от тех, что имеются во многих кантонах, и тем не менее иностранные обозреватели не находят ничего привлекательного даже в этом. Немногие рассматривают Штаты, где существует имущественное неравенство, с какой-либо иной точки зрения, а беспорядки в Вирджинии были сочтены таким же следствием демократических страстей, как и в Пенсильвании.

Для этого должны быть причины. У меня нет сомнений в том, что их следует искать в мощном влиянии большого, растущего общества, в его деловой и политической активности, притом не такого общества, как то, что довольствуется просто сохранением тихого и безопасного существования; дело тут в нашем полном неприятии обычных аристократических привилегий, которые все еще существуют, в большей или меньшей степени, всюду в Швейцарии; наконец, причины эти — в зависти к торговой и морской державе note 185 и в памяти, связанной с тем, что когда-то лагери внутри общества находились в положении господ и зависимого люда. Это последнее чувство — неизбежное следствие европейского порядка вещей — распространено более, чем можно себе представить, ибо поскольку почти вся Европа прежде имела колонии, то чувство превосходства, которое неизменно порождают подобные обстоятельства, столь же естественно переросло в ревность к растущему влиянию нашего полушария. Вы, возможно, улыбнетесь в ответ на мое утверждение; но я не припомню ни одного европейца, в сознании которого, при определенных обстоятельствах, я не мог бы обнаружить остаточных признаков древних представлений о моральном и физическом превосходстве Европейца над Американцем. Я не хочу сказать, будто все, кого я встречал, обнаруживали это предубеждение, ибо едва ли хоть в одном случае из десяти у меня была возможность допытываться об этом; но оно, я думаю, проявляется всякий раз, пусть и в очень разной степени, едва появится повод.

Хотя горное или чисто крестьянское население здесь обладает большей независимостью и прямотой нрава, чем те, кто населяет города и густонаселенные долины, ни у кого эти чувства не развиты настолько, чтобы заложить серьезные основания для веры в то, что общественные институты глубоко зависят от местных особенностей. Институты способны опускать людей ниже того, что можно назвать естественным уровнем, как в случае рабства; но я сильно сомневаюсь, чтобы в обществе цивилизованном, где оказало свое влияние право собственности, какие-либо политические установления смогли бы поднять людей выше этого понятия. Допуская независимость манер и чувств, вкупе с благоприятностью обстоятельств, явившихся результатом вполне понятных причин, я не знаю ни одной части Америки, по отношению к которой это также не было бы справедливо. Наемный работник есть и повсюду будет, до определенной степени, зависимым от своего нанимателя, и взаимоотношения между ними не могут не породить некой степени власти и подчинения, которая зависит от характера индивидуума и обусловлена конкретными обстоятельствами момента.