Пещерная девушка

Эдгар Райс Берроуз

Пещерная девушка

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

I

ПОТЕРПЕВШИЙ КОРАБЛЕКРУШЕНИЕ

Чья-то неясная тень казалась каким-то расплывчатым пятном на фоне темнеющего леса.

Юноша не мог различить очертаний, свидетельствующих о присутствии зверя или человека.

Он не видел глаз, однако знал, что из глубины этой застывшей массы на него был устремлен подстерегающий взгляд.

Уже в четвертый раз, с наступлением темноты, это существо выползало из леса — в четвертый раз за те ужасные три недели, когда он был выброшен на этот пустынный берег и, охваченный ужасом, наблюдал, как ночь поглощает эту тень, притаившуюся на краю леса.

Существо не нападало на него, но в больном воображении юноши возникала картина, будто с приходом ночи существо подползает все ближе и ближе и ждет момента, когда он утратит бдительность.

Уолдо Эмерсон Смит-Джонса отнюдь нельзя было назвать образцом смелости. Он был воспитан в культурной и высокоинтеллектуальной среде в роскошном доме своих предков в Бэк Бэй.

Он был приучен относиться с презрением к людям, преимуществом которых были их крепкие мускулы — для него в этом было что-то грубое, звериное и примитивное.

Могучий интеллект — вот что притягивало его и его любящую мать, стремления их осуществились. В двадцать один год Уолдо представлял собой живую энциклопедию.

Теперь, дрожа от страха, он сидел у самой кромки воды, как можно дальше от зловещего леса.

Холодный пот сочился из каждой поры его длинного тонкого тела. Он был ростом более шести футов. Его худые руки и ноги конвульсивно подергивались. Временами на него нападал приступ кашля — кашля, который напоминал ему о роковом морском путешествии.

Он сидел съежившись на песке, вглядывался широко раскрытыми от страха глазами в беспроглядную ночь и крупные слезы катились по его впалым бледным щекам.

Ему с трудом удавалось удержаться от желания закричать. Его переполняло мучительное сожаление, что он не остался дома и не стал ждать медленной смерти, которую предрекали ему врачи — но по крайней мере спокойной смерти, а не того страшного конца, который предстоял ему теперь. Ленивые волны Тихого океана набегали на песок и омывали ему ноги, поскольку Уолдо расположился у самой кромки воды, как можно дальше от грозной тени. Минуты тянулись медленно, превращаясь в кажущиеся вечностью часы, и это нервное напряжение настолько сказалось на ослабевшем юноше, что к полночи — и это было своего рода благом — он впал в бессознательное состояние.

Наутро его разбудило теплое солнце, однако оно почти не прибавило ему мужества. И хотя существа не могли теперь подобраться к нему незамеченными, появиться они все же могли, ведь солнце не в силах защитить его. Может какой-то дикий зверь уже подкарауливает его в лесу.

Эта мысль в такой степени лишила его присутствия духа, что он не отважился отправиться в лес за фруктами, ставшими теперь его основной пищей. На берегу он собрал несколько пригоршней моллюсков и это составило весь его рацион.

День прошел как и другие, предшествовавшие ему страшные дни, в чередующейся последовательности:, океан — в ожидании не появится ли корабль и опушка леса — в ожидании жестокой смерти, когда с минуты на минуту она могла выползти из мрачных зарослей, чтобы забрать его.

Более практичный и смелый человек соорудил бы себе какое-то укрытие, чтобы проводить ночи в относительном удобстве и безопасности, однако образование, которое получил Уолдо Эмерсон было исключительно интеллектуальным — практические занятия и знания были ничтожны, в лучшем случае элементарны. Нелепо, если б Смит-Джонсам понадобились бы когда-нибудь элементарные знания.

В двадцать второй раз с того момента, когда гигантская волна выбросила его, захлебывающегося и задыхающегося, с палубы парохода на этот враждебный берег, Уолдо Эмерсон наблюдал, как солнце быстро опускалось за западный горизонт.

По мере того, как оно опускалось, страх юноши возрастал и он не сводил глаз с того места, откуда накануне вечером появилась тень.

Он чувствовал, что не выдержит еще одной ночи той пытки, которой подвергся уже четырежды. Он был уверен, что сойдет с ума, его охватила дрожь и на глаза навернулись слезы, хотя до темноты еще оставалось время. Он сел спиной к лесу и сидел, съежившись, вглядываясь в океан, но катящиеся по щекам слезы застилали ему глаза.

В конце концов, не в силах больше вынести это, задыхаясь от ужаса, он повернулся в сторону леса, и хотя ничего не увидел, тем не менее потерял самообладание и разрыдался как ребенок от одиночества и страха.

Когда на какой-то момент ему удалось справиться со слезами, он еще раз вгляделся в сгущающиеся сумерки.

И сразу с его побелевших губ сорвался пронзительный крик.

Оно было там!

На этот раз юноша не упал ничком на песок, вместо этого он поднялся и широко открытыми глазами смотрел на расплывчатую тень, губы Уолдо кривились, он не мог сдерживать крик.

Разум мутился.

Существо или что там это было, замерло при первом же леденящем кровь вопле, а затем, поскольку крики не смолкали, повернуло к лесу.

В угасающем сознании Уолдо мелькнуло, что лучше сразу погибнуть, чем вновь испытать ужасы черной ночи. Он устремится навстречу своей судьбе и таким образом покончит с мучительной агонией неизвестности.

Вместе с этой мыслью появилась необходимость действовать, и он, все еще крича, помчался к лесной опушке. Когда Уолдо побежал, существо тоже побежало, углубляясь в лес, Уолдо несся за ним на своих длинных тонких ногах, делая огромные прыжки, и заросли царапали его исхудавшее тело.

Он испускал пронзительные вопли, которые сливались в протяжный вой, скорее волчий, нежели человечий. И существо, которое мчалось сквозь ночь впереди него, теперь тоже вопило.

Порой юноша спотыкался и падал. Колючки и шипы разрывали его одежду и впивались в тело. Он был залит кровью с головы до ног. Но тем не менее продолжал бежать теперь уже по освещенному светом луны лесу.

Если поначалу им двигало безумное желание встретиться лицом к лицу со смертью и вырвать покой забвения из ее цепких когтей, то теперь Уолдо Эмерсон преследовал визжащую тень совершенно из других побуждений. Он не мог вынести одиночества. Теперь он кричал от страха, что существо ускользнет от него и оставит одного в дебрях этого таинственного леса.

Медленно, но неуклонно оно удалялось и, осознав это, Уолдо удвоил усилия, чтобы догнать его. Он уже не кричал, чтобы поберечь свои силы и дать возможность слабым легким ровно дышать.

Внезапно перед Уолдо возникла небольшая, залитая лунным светом поляна, на противоположной стороне — которой высилась отвесная скалистая гора. Именно к ней и устремилось бегущее существо и в одно мгновение скала поглотила его.

Это исчезновение было таким же загадочным и внушающим страх, как и само существо, и повергло юношу в состояние полного отчаяния.

Теперь, когда объект преследования исчез, Уолдо Эмерсон, дрожащий и изможденный, опустился на землю у подножья скалы. На него напал приступ кашля и, охваченный мрачными предчувствиями и страхом, он лежал там до тех пор, пока вконец ослабнув, не погрузился в глубокий сон.

Когда он проснулся, было совсем светло — тело его одеревенело, ноги были стерты и саднили, он был голоден и несчастен, но в то же время чувствовал себя освеженным и в здравом уме. Его первой мыслью была мысль, подсказанная ему пустым желудком, однако заставить свой боязливый ум направить шаги в сторону леса, изобилующего фруктами, оказалось чрезвычайно трудно.

При каждом малейшем шорохе он останавливался и замирал, готовый тут же сорваться с места. Его колени дрожали так, что стукались друг о друга, но все же в конце концов он вошел в полумрак зарослей и вскоре уже с жадностью поглощал спелые фрукты.

Для того, чтобы дотянуться до самых сладких плодов, он подобрал с земли упавшую ветку диаметром в четыре дюйма на одном конце и немногим более дюйма на другом. Это было первым практическим действием, которое совершил Уолдо Эмерсон с того момента, как был выброшен на берег своего нового места обитания — и вообще, пожалуй, первым в его жизни действием такого плана.