Всё было, было ... (СИ)

поезда с дальним маршрутом.

Багаж мой

легко разместился в одном рюкзаке.

Мой мир прозябает со мною

в вагончике утлом,

и все полустанки,

как точки в истлевшей строке.

 А жизнь проплывала лениво

в начале маршрута —

ведь поезд считает на ощупь

плетенку путей.

И время идет не спеша,

словно в сутки минута,

а сутки ползут,

будто в них

тридцать месячных дней.

Вот вырвался поезд

из плена вокзальной толкучки.

Остались платформы

и сеть тупиков позади.

Ребенок в окошко

просяще высовывал ручки

и время молил:

«Ну, скорее, скорее иди!».

Мальчишки на великах

спорят о скорости с нами,

девчонки приветливо

машут ладошками вслед.

Ребенок на мир

удивленными смотрит глазами

и радостно

доброе

жизни лепечет в ответ.

Состав пожирает

бескрайней вселенной просторы,

в азарте погони

во всю убыстряя свой бег.

К заводам теперь

пассажиров прикованы взоры

и к бизнесу,

к стройкам,

к карьере — своей и коллег.

А время? Что время!

Оно зазвенело монетой.

Идет незаметно,

ссыпая валюту в карман.

Сосед, закрываясь

от яркого света газетой,

вдыхает с отравой свинца

этой жизни обман.

Конечная точка маршрута

все ближе и ближе,

и спутников меньше

осталось в вагоне моем.

Но скорость растет,

и время мелькает, но тише,

все тише, спокойнее

в мире бурливом живем.

А жизнь проплывает за окнами

пестрым ландшафтом —

лачуги да бурость

не тронутых плугом полей.

Вагончик скрипит,

весь обшарпан, замызган, расшатан

на множестве стрелок,

разъездов

и стыков колей.

Продразвёрстка-1988

Слух пустили как-то раз,

Что в продмаг "Находку"

(это лету только час)

завезли селедку.

Как и все, икру мечу,

Расшибаюсь в доску

И в счет отпуска лечу

Делать продразверстку.

Спутник мой не даст соврать:

У торговой точки

Тьма любителей пожрать,

Как селедок в бочке.

Всех клеймят, а номера

Пишут где угодно.

Бедолаги у костра

Греются повзводно.

Я, как принято, сую

В ближней подворотне

В лапу писарю — стою

В первой полусотне.

По толпе пошла молва

И терзает жалом,

Мол, селедка уплыла

По другим каналам.

Дескать, для сирот-детей

Разошлась по блату ...

Для реакции моей

Не хватило мату.

Ну, народ вогнали в раж!

Он в одно мгновенье

Взял продмаг на абордаж

И застыл в смятенье.

И чего тут только нет?! —

Ничего нет, кстати.

На подстилке из газет

Килечка в томате.

Все Программы костеря

От души и хлестко, ...

Боком вышла для меня

Эта продразверстка.

ДТП

Рассказ (пособие) в стихах для невинно пострадавших

Мой «мерин» -старик, изменившись в «лице»,

Ободран, как в рубище нищий,

Страдает на Третьем злосчастном кольце

С огромною лужей под днищем.

Из «вен» хлещет масло, тосол и бензин,

Капот — не узнаешь штамповку.

Усатый, пальцатый сухумский грузин

Брезгливо сует мне страховку.

Оценщик — не промах и очень не глуп,

Подкормлен, обласкан госстрахом,

Пощупал, попробовал бампер на зуб,

В три раза надул одним махом.

Госстрах от него отставать не хотел —

Урезал для выплаты сумму.

Ну, тоже в три раза — настолько сумел,

Чтоб не было лишнего шуму.

За то, что мой «мерин» в преклонных годах,

Пробег на три круга исхожен.

Ну, вобщем, остался я тут «на бобах»,

И счастлив, что сам хоть не должен.

Читаю инструкцию, коей творят

Оценщики суд и расправу.

Они не со зла ведь, а кушать хотят

И жить веселей на халяву.

Нашел я в инструкции пунктов пяток,

Где «лепят горбатых» клиенту.

Иду я к оценщику: — Слушай, браток!

А он посылает … ну, в энту.

Тогда обращаюсь в контору «Госстрах»,

Толкую, что так, мол, и эдак.

Там тоже советуют следовать НАХ

И в суд подавать напоследок.

Ну что ж, согласился принять их совет.

Судебную тяжбу затеял.

Не просто судиться, коль опыта нет,

Но влезть в эту драчку сумел я.

По пунктам претензии все разложил.

К примеру скажу вам такое:

Конечно, мой «мерин», увы, старожил,

Но, значит, на нем все родное.

Так что ж мне запчасти из Чайны суют?

Считать обучили нас в школе.

Они подешевле штамповку куют,

У «Мерса» же втрое поболе.

Так все популярно судье рассказал,

Но вроде как зря беспокоил —

Я вижу по смурым судейским глазам,

Что он это дело не понял.

И начал грузить то одним, то другим.

Таскаю за справкою справку.

Короче, прошло пару лет, пару зим,

И запер судья свою лавку.

Госстрах этот, видно, судейских достал,

Впустую судье заговаривал зубы.

Вердикт зимним громом для нас прозвучал:

Мне выплатить более Исковой суммы!

Да здравствует наш российский суд,

Самый справедливый суд в мире!

Взгляд из палаты 406

*

На Запад путь,

к заре вечернего заката.

Теряет людь

куски телесных агрегатов.

Летим стремглав.

Ошмёток брызги, бег под горку.

И кайф поймав,

идём в тираж и под разборку.

Хоть старость гнал,

попытки были неуклюжи.

Час икс настал,

и началась разделка туши.

*

Животы пластырями искрещены,

словно окна в полосках газет от бомбёжек.

Запеклась боль морщинами-трещинами

и пунктиром укольных следов многоножек.

*

Поступила желанная весть:

в другой корпус рысцой, коль ходячий.

И у жизни больничной, однако же, есть

для радости повод — маленький, но подходящий.

Бог скрасил чуть-чуть нашу долю,

с переездом избавив от мук.

В окошко видны мне ворота на волю,

а раньше лишь зал ритуальных услуг.

Отброшен на обочину

Отброшен на обочину

Сверхвыслуженных лет,

Взираю озабоченно

На суету сует.

Струит поток ошпаренный

Огнем мирских забот,

А я сижу отставленный

На милость госщедрот.

Накормлен обещанием

Защиты от мытарств,

Представлен к вымиранию

Отсутствием лекарств.

Полечат и в «историю»

Ногами наперед,

Согреют в крематории,

И все за мой же счет…

Довольствуюсь подачками

Зурабовских доброт,

Любуюсь инотачками

Сегодняшних господ.

Зализываю ссадины.

Сирены режут слух —

Летят «Геландевагены»,

Везя «народных слуг».

На «Брабусе» банкир спешит,

Ценя уют-покой.

И тут же «Бумер» мельтешит,

В нем шлюхи со шпаной.

С эскортом «Хамер» — броневик

«Законного» вора,

«Четверка» -ВАЗ везет барыг

С «Каширского двора»…

Сижу я на обочине,

Рукой подать — кювет.

В поток вернуться мочи нет,

Да и желанья нет.

Не дал Господь таланта

В искусствах мне Господь

не отпустил таланта:

не пел и не плясал,

поэтов не читал,

недолго побывал

в обличье музыканта,

но, маму обманув,

аккордеон загнал.

На слух греша,

не стал я меломаном,

не подобрав себе любимый жанр.

Увлекся историческим романом,

но не надолго —

спорт разжег пожар.

И живопись влекла порою —

пейзажи лунные писать.

Увы, нет школы под рукою,

а мячик есть где погонять.

Не дал Господь таланта,

к искусствам не сподобил...

Я вспомнил Иоланту —

а, может, так спокойней?

Пишу, что диктует мне жизнь