Песни нашего двора

Как все случилось, расскажу я вам.

Вы помните те годы на Урале,

Как стало трудно деловым ворам,

А в лагерях всем суки заправляли?

Мы порешили убежать в тайгу,

А перед этим рассчитаться с гадом.

Ползли мы, кровью харкая, в снегу...

Ну да об этом вспоминать не надо.

Куда бежал - была, брат, у меня

Одна девчоночка - пять лет с ней не видался,

Этап мой угоняли в лагеря,

Я плакал, когда с нею расставался.

И вышел я. Везло, как дураку.

И поезд прогудел на остановке,

Вскочил в вагон на полном я ходу

И завалился спать на верхней полке.

Нашел я улицу и старый ветхий дом.

Я на крыльцо поднялся. Сердце билось.

Внимательно я посмотрел кругом,

Но лишь звезда на небе закатилась.

Открылась дверь, и вот она стоит.

А на руках ребеночек - мальчишка.

"А мне сказали, что в побеге ты убит.

Ждать перестала и не знаю уж, простишь ли.

Лишь одного тебя любила я.

Пять лет ждала и мальчика растила.

Но, видно, горькая была судьба моя

Я замуж вышла, обвенчалась я, мой милый".

Я взял сыночка, пред глазами подержал.

Запомнил все: лицо, глаза, ресницы.

А деньги все, что в поездах я взял,

Ей в руку сунул - даже не простился.

Пошел к начальнику тогда и сдался я.

Сказал, что, мол, в побеге. И откуда.

Легавые собрались вкруг меня

И на меня глазели, как на чудо.

Потом начальник папки полистал

И, побледнев, промолвил тихо: "Точно.

Ты при побеге ведь убийцей стал

И к вышаку приговорен заочно".

Простите меня, люди всей земли.

Прости, господь. Ты есть, теперь я знаю.

Жить не могу я без большой любви,

Да и без сына быть я не желаю.

Плохо, мой друг, мы свободу любили,

Плохо ценили домашний уют...

* * *

Сегодня праздник в доме дяди Зуя.

Хозяин нынче ласковый, как кот:

Маруську - дочь свою родную

За Ваську замуж отдает.

Маруська - баба в теле, по натуре,

Ни дать ни взять - красавица собой,

Сидела в розовом ажуре,

Уставив в Ваську глаз косой.

А Васька - плут с разбитою губою

Сидел, качал больною головой:

С утра хватил бедняга вдвое

И к свадьбе был совсем плохой.

К обеду стали гости собираться.

Стал воздух тяжелее топора.

Пришла Заикалка Параська.

Пришли отпетых два вора.

Пришли две свахи, как селедки, тощих,

И бабушка, что делала аборт.

Пришел и Яшка-фармазонщик,

По прозвищу Корявый Черт.

Но тут, веселья шум перебивая,

Вбежал пацан к собранию тому:

"Наташка в кожанке, хромая,

Идет с отрядом ГПУ!"

Все гости как-то сразу осовели,

И вовсе опупел наш дядя Зуй:

Не пили гости и не ели,

А дядя Зуй торчал, как буй.

СУДИЛИ ДЕВУШКУ ОДНУ

Друзья, я песню вам спою,

Своими видел я глазами:

Судили девушку одну,

Она дитя была годами.

Она просилась говорить,

И судьи ей не отказали.

Когда ж закончила она,

Весь зал наполнился слезами.

"В каком-то непонятном сне

Он овладел коварно мною,

И тихо вкралась в душу мне

Любовь коварною змеею.

И долго я боролась с ней,

Но чувств своих не победила,

Ушла от матери родной...

О судьи, я его любила!

Но он другую полюбил,

Стал насмехаться надо мною.

Меня открыто презирал,

Не дорожил, коварный, мною.

Однажды он меня прогнал...

Я отомстить ему решила:

Вонзила в грудь ему кинжал.

О судьи, я его убила!

Прощай, мой мальчик дорогой,

Тебя я больше не увижу.

А судьи, вас, а судьи, вас,

А судьи, вас я ненавижу!"

Девчонка серые глаза

Свои печально опустила.

Никто не видел, как она

Кусочек яда проглотила.

И пошатнулася она,

Последний стон ее раздался.

И приговор в руках судьи

Так недочитанным остался.

Друзья, я песню вам пропел,

Своими видел я глазами:

Сгубили девушку одну,

Она дитя была годами.

ЯРКО СВЕТИТ ЛУНА

Ярко светит луна

Там вдали за рекою.

По широкой тропе

Проскакали ковбои.

Трое верных коней,

Три ножа, три нагана.

Трое верных друзей.

Старший был атаманом.

Вдруг за дальним холмом

Огоньки засияли

Это был кабачок

Одноглазого Гарри.

Трое слезли с коней,

Сапоги подтянули.

И в открытую дверь

Трое смело шагнули.

Сидит банда кругом

Человек девятнадцать

И ковбоям троим

Предлагает убраться.

Тут сказал атаман:

"Мы ребята лихие

И не любим, когда

Нам перечат другие".

Вынул нож атаман.

И резня завязалась.

На дубовом полу

Двадцать трупов осталось.

Ярко светит луна

Там вдали за рекою.

По широкой тропе

Проскакали ковбои.

Двое верных коней,

Два ножа, два нагана.

Двое верных друзей.

Только нет атамана.

* * *

Губ твоих накрашенных малина,

В кольцах пальцы ласковой руки.

От бессонницы и кокаина

Под глазами черные круги.

Припев:

Муж твой в далеком море

Ждет от тебя привета,

В суровом ночном дозоре

Шепчет: "Где ты? Где ты?"

Зубки твои в чувственном оскале,

Тонкая изломанная бровь.

Слишком многие тебя ласкали,

Чтоб мужскую знала ты любовь.

Припев.

Офицеров знала ты немало,

Кортики, погоны, ордена...

О такой ли жизни ты мечтала,

Трижды разведенная жена?

Припев.

Лишь порою встанешь ты не рано

С грустью от загубленной красы...

А на вечер - снова рестораны,

Снова чернобровые тузы.

Припев.

Отошли в небытие притоны

Легких девок в наши времена,

Но верна велению закона

Чья-нибудь хорошая жена.

ЧЕТЫРЕ ИНВАЛИДА

По прямой извилистой дороге

Через Сочи прямо на Кавказ

Ехали четыре инвалида.

Вез их безколесный тарантас.

Им слепой указывал дорогу,

А безногий жал на тормоза,

А безрукий все крутил баранку,

А дурак сигналил без конца.

Вдруг из леса выскочила банда,

Тарантас пришлось остановить.

Тут немой глухому что-то крикнул,

И бандиты начали палить.

Но безногий бил приемом самбо,

А безрукий боксом побивал,

А дурак лупил куда придется,

А слепой на ноги наступал.

Инвалиды банду перебили,

Быстро погрузились в тарантас.

И поехали опять своей дорогой,

Что ведет из Сочи на Кавказ.

По прямой извилистой дороге

Через Сочи прямо на Кавказ

Ехали четыре инвалида.

Вез их безколесный тарантас.

* * *

Передо мной остатки древней старины,

А нити памяти с прошедшим неразрывны,

Но только мне воспоминанья не нужны,

А все, что было между нами, мне противно.

Ты в дни удачи одевал меня в меха,

И я под елкой находила чувств презенты,

Но незаметно подошла ко мне беда,

И жизнь помчалась, будто в жуткой киноленте.

Шум кабаков, меха и платья-декольте

Пришлось сменить мне на сатиновую робу.

И за окном пейзажи вижу я не те,

А завтра снова гонят в дальнюю дорогу.

Но ты остался непричастен ни к чему.

Я лишь мечтала сохранить все наши чувства,

А для чего, теперь сама я не пойму,

Ведь без тебя в душе и в сердце стало пусто.

Мне все равно, я жду какого-то конца.

Забыть пытаюсь я конвой, этап и зоны,

Но для чего ж храню я образ подлеца?

Для чувства, видно, не написаны законы.

И если ты придешь когда-нибудь ко мне,

Блеснув беспечно вновь улыбкой златозубой...

Теперь не снишься ты мне даже и во сне,