Лирика

(1901)

Перевод К. Бальмонта

26. THE HAUNTED PALACE

In the greenest of our valleys

By good angels tenanted,

Once a fair and stately palace

Radiant palace - reared its head.

In the monarch Thought's dominion

It stood there!

Never seraph spread a pinion

Over fabric half so fair!

Banners yellow, glorious, golden,

On its roof did float and flow

(This - all this - was in the olden

Time long ago)

And every gentle air that dallied,

In that sweet day,

Along the ramparts plumed and pallid,

A winged odor went away.

Wanderers in that happy valley,

Through two luminous windows, saw

Spirits moving musically,

To a lute's well-tuned law,

Round about a throne where, sitting,

Porphyrogene,

In state his glory well befitting

The ruler of the realm was seen.

And all with pearl and ruby glowing

Was the fair palace door,

Through which came flowing, flowing, flowing,

And sparkling evermore,

A troop of Echoes whose sweet duty

Was but to sing,

In voices of suprassing beauty,

The wit and wisdom of their king.

But evil things, in robes of sorrow,

Assailed the monarch's high estate.

(Ah, let us mourn! - for never morrow

Shall dawn upon him, desolate!)

And round about his home the glory

That blushed and bloomed,

Is but a dim-remembered story

Of the old-time entombed.

And travellers, now, within that valley,

Through the encrimsoned windows see

Vast forms that move fantastically

To a discordant melody,

While, like a ghastly rapid river,

Through the pale door

A hideous throng rush out forever

And laugh - but smile no more.

(1838-1848)

26. ЗАКОЛДОВАННЫЙ ЗАМОК

В самой зеленой из наших долин,

Где обиталище духов добра,

Некогда замок стоял властелин,

Кажется, высился только вчера.

Там он вздымался, где Ум молодой

Был самодержцем своим.

Нет, никогда над такой красотой

Не раскрывал своих крыл Серафим!

Бились знамена, горя, как огни,

Как золотое сверкая руно.

(Все это было - в минувшие дни,

Все это было давно.)

Полный воздушных своих перемен,

В нежном сиянии дня,

Ветер душистый вдоль призрачных стен

Вился, крылатый, чуть слышно звеня.

Путники, странствуя в области той,

Видели в два огневые окна

Духов, идущих певучей четой,

Духов, которым звучала струна,

Вкруг того трона, где высился он,

Багрянородный герой,

Славой, достойной его, окружен,

Царь над волшебною этой страной,

Вся в жемчугах и рубинах была

Пышная дверь золотого дворца,

В дверь все плыла и плыла и плыла,

Искрясь, горя без конца,

Армия Откликов, долг чей святой

Был только - славить его,

Петь, с поражающей слух красотой,

Мудрость и силу царя своего.

Но злые созданья, в одеждах печали,

Напали на дивную область царя.

(О, плачьте, о, плачьте! Над тем, кто в опале,

Ни завтра, ни после не вспыхнет заря!)

И вкруг его дома та слава, что прежде

Жила и цвела в обаяньи лучей,

Живет лишь как стон панихиды надежде,

Как память едва вспоминаемых дней.

И путники видят, в том крае туманном,

Сквозь окна, залитые красною мглой,

Огромные формы, в движении странном,

Диктуемом дико звучащей струной.

Меж тем как, противные, быстрой рекою,

Сквозь бледную дверь, за которой Беда,

Выносятся тени и шумной толпою,

Забывши улыбку, хохочут всегда.

(1901)

Перевод К. Бальмонта

27. SONNET - SILENCE

There are some qualities - some incorporate things,

That have a double life, which thus is made

A type of that twin entity which springs

From matter and light, evinced in solid and shade.

There is a two-fold _Silence_ - sea and shore

Body and Soul. One dwells in lonely places,

Newly with grass o'ergrown; some solemn graces,

Some human memories and tearful lore,

Render him berrorless: his name's "No more."

He is the corporate Silence: dread him not!

No power hath he of evil in himself;

But should some urgent fate (untimely lot!)

Bring thee to meet his shadow (nameless elf,

That haunteth the lone regions where hath trod

No foot of man), commend thyself to God!

(1839-1845)

27. МОЛЧАНИЕ

Есть свойства - существа без воплощенья,

С двойною жизнью: видимый их лик

В той сущности двоякой, чей родник

Свет в веществе, предмет и отраженье.

Двойное есть _Молчанье_ в наших днях,

Душа и тело - берега и море.

Одно живет в заброшенных местах,

Вчера травой поросших; в ясном взоре,

Глубоком, как прозрачная вода,

Оно хранит печаль воспоминанья,

Среди рыданий найденное знанье;

Его названье: "Больше Никогда".

Не бойся воплощенного Молчанья,

Ни для кого не скрыто в нем вреда.

Но если ты с его столкнешься тенью

(Эльф безымянный, что живет всегда

Там, где людского не было следа),

Тогда молись, ты обречен мученью!

(1895)

Перевод К. Бальмонта

28. THE CONQUEROR WORM

Lo! 'tis a gala night

Within the lonesome latter years!

An angel throng, bewinged, bedight

In veils, and drowned in tears,

Sit in a theatre, to see

A play of hopes and fears,

While the orchestra breathes fitfully

The music of the spheres.

Mimes, in the form of God on high,

Mutter and mumble low,

And hither and thither fly

Mere puppets they, who come and go

At bidding of vast formless things

That shift the scenery to and fro,

Flapping from out their Condor wings

Invisible Wo!

That motley drama - oh, be sure

It shall not be forgot!

With its Phantom chased for evermore,

By a crowd that seize it not,

Through a circle that ever returneth in

To the self-same spot,

And much of Madness, and more of Sin,

And Horror the soul of the plot.

But see, amid the mimic rout

A crawling shape intrude!

A blood-red thing that writhes from out

The scenic solitude!

It writhes! - it writhes! - with mortal pangs

The mimes become its food,

And seraphs sob at vermin fangs

In human gore imbued.

Out - out are the lights - out all!

And, over each quivering form,

The curtain, a funeral pall,

Comes down with the rush of a storm,

While the angels, all pallid and wan,

Uprising, unveiling, affirm

That the play is the tragedy, "Man,"

And its hero the Conqueror Worm.

(1842-1849)

28. ЧЕРВЬ-ПОБЕДИТЕЛЬ

Во тьме безутешной - блистающий праздник,

Огнями волшебный театр озарен;

Сидят серафимы, в покровах, и плачут,

И каждый печалью глубокой смущен.

Трепещут крылами и смотрят на сцену,

Надежда и ужас проходят, как сон;

И звуки оркестра в тревоге вздыхают,

Заоблачной музыки слышится стон.

Имея подобие Господа Бога,

Снуют скоморохи туда и сюда;

Ничтожные куклы, приходят, уходят,

О чем-то бормочут, ворчат иногда.

Над ними нависли огромные тени,

Со сцены они не уйдут никуда,

И крыльями Кондора веют бесшумно,

С тех крыльев незримо слетает - Беда!

Мишурные лица! - Но знаешь, ты знаешь,

Причудливой пьесе забвения нет.

Безумцы за Призраком гонятся жадно,

Но Призрак скользит, как блуждающий свет.

Бежит он по кругу, чтоб снова вернуться

В исходную точку, в святилище бед;

И много Безумия в драме ужасной,

И Грех в ней завязка, и Счастья в ней нет.

Но что это там? Между гаеров пестрых

Какая-то красная форма ползет,

Оттуда, где сцена окутана мраком!

То червь, - скоморохам он гибель несет.

Он корчится! - корчится! - гнусною пастью

Испуганных гаеров алчно грызет,