Крутоверхи берега,
Ручейки студены,
Злачны пажити, луга,
Рощицы зелены,
Где весенний соловей,
Вторя нежности моей,
Пел со мной Корину,
Где нередко голубок,
С милой розно, клял свой рок,
Ворковал кручину!
Мирны кущи и поля,
Радостей обитель,
Где живет душа моя!
Я не ваш уж житель!
И отчизны сладкий дым
Не явит очам моим
Места, где родился!
И мой вещий сердца страх
Не шепнет в драгих местах:
«Вот — где ты пленился!»
Он не скажет мне: «Вот терн!
Вот твоя судьбина!
Вот цветущий, злачный дерн,
Где прошла Корина!
Тут, где роща зеленей,
Где поток течет светлей,
Тут она сидела!
Там, где птичек хор стройней
Песнь поет любви своей,
Там Корина пела».
Голос сердца моего
Смолк, заглохнул в скуке:
Не услышу я его
С милою в разлуке;
Разве только для того
Звуки голоса сего
Назовут Корину,
Чтоб в мечтаниях о ней
Вдруг очнувшись, — в страсти злей
Клял мою судьбину!
Хоть не знал, любим ли я
Радостью моею,
Но я видел взор ея,
Вместе был я с нею!
Слышал мне любезный глас,
Из ее прелестных глаз
Пил я жизнь, отрады,
И в надежде лучших дней
От души души моей
Ждал из уст награды!
Жизнь моя тогда была
Нежный цвет весенний,
И душа моя ждала —
Чтоб, как плод осенний,
Милой томный, нежный взгляд
Был мне вместо всех наград,
Всех даров вселенной;
Чтоб, созрев от горьких слез,
Мне отрадой был небес
Плод сей драгоценный!
Где вы, сладостны часы,
С нею проведенны?
Где вы, радости, красы?..
О места священны,
Где родился я на свет,
Где любви моей предмет,
Милую Корину,
Я увидел в первый раз!
Ах! твердите каждый час
Ей мою кручину!
Вы скажите, что не смел
Вымолвить любезной:
Как горел я, как я тлел
В страсти бесполезной;
Всё пылает грудь моя,
Всё люблю Корину я,—
Вы ей повторите,
И Корины мне ответ,
Если он мне жизнь дает,
С ветром перешлите!
Если ж страшен сей ответ,
Коль лютей судьбины,
То — пусть вихорь разнесет
Злой ответ Корины!
Пусть увянет жизнь моя;
Лишь бы с той надеждой я
Встретил час кончины,
Что мой камень гробовой
Будет окроплен слезой
Ангела — Корины!
<1815>
Мирный злак полей иссушила осень;
Все дары Марцаны [219] пожирает хлад;
Белый снег пушит рощи черных сосен;
В густоте дремучей лешие [220] шумят.
Ясны облака гонит с тверди синей —
Грозною десницей — стропотный Позвизд [221].
Где дохнет — там снег; где воззрит — там иней.
Ужасом несется в уши резкий свист.
Спутники его — вьющиеся вихри,
В дальние пещеры мча свой быстрый бег,
Сыплют на пути блещущие искры,
И в полянах белых к небу веют снег.
Резвы ручейки брызжущей струею,
Прыгая по камням в долы с синих гор,
Замерли в брегах, и над их рудою —
Льдистый, неподвижный стелется ковер.
Мёртво всё в полях, и в тиши долинной
Слышен за холмами мразов дикий треск;
При подошве гор — мир воссел пустынный;
Но сей мир страшнее, чем перунов блеск.
Мразная зима! К смерти путь открытый
Для полей, для долов, для природы всей —
Ты подобье нашей старости маститой,
Ты нам служишь дверью в области теней.
Некогда и вы, древеса зелены!
Сению приятной прохлаждали луг;
Некогда и вы, о дубровы темны,
Песнями пернатых услаждали слух!
Ваш зеленый лист длань зимы сорвала;
Вас теперь склоняет долу бурный ветр;
Жителей дубров стужа разогнала,
Мраз чело подъемлет из подземных недр.
Некогда и ты, славный сын Добрыни —
Смелый воевода громоносных сил,
Возносясь как дуб посреди равнины,
Процветал меж руссов пышный Рагуил!
Но прошло красы время знаменито:
Ты главу седую к персям преклонил,
И чело твое, лаврами обвито,
Снежными власами перст веков покрыл.
Мир тебе, о сын славного Добрыни!
Дел твоих под сенью век твой пролетел;
Как богатый плод посреди долины —
Так твой славный вечер радостно приспел.
Счастлив, кто, как ты — смело, безмятежно, —
Не страшится встретить зиму жизни сей,
И с душою твердой, радостной, надежной —
За дверями гроба ждет весенних дней!
После 1803
