Антология поэзии русского зарубежья (1920-1990). (Первая и вторая волна). В четырех книгах. Книга пе
На нашем литературном портале можно бесплатно читать книгу Антология поэзии русского зарубежья (1920-1990). (Первая и вторая волна). В четырех книгах. Книга пе, Мережковский Дмитрий Сергееевич-- . Жанр: Поэзия. Онлайн библиотека дает возможность прочитать весь текст и даже без регистрации и СМС подтверждения на нашем литературном портале bazaknig.info.
Название: Антология поэзии русского зарубежья (1920-1990). (Первая и вторая волна). В четырех книгах. Книга пе
Дата добавления: 15 январь 2020
Количество просмотров: 324
Антология поэзии русского зарубежья (1920-1990). (Первая и вторая волна). В четырех книгах. Книга пе читать книгу онлайн
Антология поэзии русского зарубежья (1920-1990). (Первая и вторая волна). В четырех книгах. Книга пе - читать бесплатно онлайн , автор Мережковский Дмитрий Сергееевич
Первая книга антологии дает широкую панораму поэзии старшего поколения русской эмиграции: от главных представителей русского символизма — Д. Мережковского, Вяч. Иванова, З. Гиппиус до старейшего представителя второй волны русской эмиграции Д. Кленовского. Большая часть имен этой книги хорошо известна русскому читателю, в том числе И. Бунин, В. Ходасевич, М. Цветаева, И. Северянин, — но многие прочно и незаслуженно забыты даже литературоведением русского зарубежья. В этом томе читатель найдет стихи Л. Бердяевой (жены философа), А. Кондратьева, Ю. Терапиано, А. Присмановой и многих других.
В антологию включены произведения, созданные поэтами только в эмигрантский период творчества.
Издание рассчитано на широкий круг читателей, а также может служить учебным пособием по литературе русского зарубежья.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Перейти на страницу:
1939
Земля
Невольно ослабляя напряженье
распластанного в воздухе крыла,
подвластна птица силе притяженья,
как в косном этом мире все тела.
Но хрупкий ком, садящийся на кровы,
на разные поющий голоса,
сбирающий крупицы у подковы,
опять уносится под небеса.
И перьями приподнятая птица
без трепета висит на высоте,
откуда человеческие лица
чуть видимы, как гвозди на кресте.
А человек, уставший от полета,
от содроганий вечного пера,
обычно ищет теплого оплота
гораздо ниже горного ребра,
гораздо ближе к чавкающим недрам
гостеприимной низменной земли —
защитницы незыблемой и щедрой,
которой в горе жаждут корабли.
Бабушка
Изъяны предков достаются детям,
и внучка болью бабушки больна.
Любовью звали бабушку, и этим
моя судьба предопределена.
О бабушка, жила ты в желтом доме,
где рукава сходились на спине.
Остался желтый облик твой в альбоме,
а рукава — ты завещала мне.
Как два пути с единым назначеньем,
живут во мне раздельно кровь и кость.
Стремится кровь к тебе своим теченьем,
но кость моя — тебе незваный гость.
Лишь только ночь подходит к изголовью,
два дерева меня на части рвут.
Быть может, и меня зовут Любовью,
но я не знаю, как меня зовут.
Раковина
Вадиму Андрееву
За годом год ступеньку не одну,
вздымаясь, отнимаем мы у века,
и все ж не в вышину, а в глубину
прыжок — есть назначенье человека.
Лишь непрестанно думая о дне
всеобщего духовного слиянья,
на низшей, на подводной глубине
он видит перлы высшего сиянья.
Сияет перл меж двух кривых частей
глубоководной раковины южной.
Составленный из сердца и костей,
ее изучит человек недужный:
застыла в виде извести она,
хранит она гудение пучины
и пустотой насыщенной полна,
как череп музыканта пред кончиной.
Рука
Когда рука, строптивая вначале,
склоняется во сне к другой подчас —
сон состоит из счастья и печали…
но явь дает ей лишь вторую часть.
От этой части днем душа худеет,
оставив сладость пищи на потом.
Действительно — рукою чародея
ей сновиденье вносит пищу в дом.
Знакомьтесь, не спеша, с душой такою,
которая, от голода дрожа,
во сне — вас гладит гладкою рукою,
а наяву — пугливее ежа.
Никто сказать душе такой не вправе,
что сон ее построен на песке.
Бывает сон, что явственнее яви,
и слово, что висит на волоске.
У слов таких возвышена основа.
Они — не для бумаги и чернил…
И Осип Мандельштам такое слово
с тяжелым камнем некогда сравнил.
Прости
Когда надумает расстаться
мое дыхание со мной,
я не смогу уже остаться
на затверделости земной.
Когда в лампаде мало масла,
когда у свечки сала нет…
Но прежде, чем она погасла,
она дает высокий свет.
Прости меня, что не блистала
я в полдень полной красотой,
зато полуночью листала
я листья книги золотой,
той самой, что рассталась с глиной,
и всю меня несет туда,
откуда кажутся равниной
ущелия и города.
Желтый дом
Лоснился щебень. Бились воробьи
над крошками разрушенного хлеба.
Тяжелый флот скользил вдоль моря и
флот облачный — по временам — вдоль неба.
Весенний сквер был по-балтийски чист.
Гудела детвора вокруг эстрады…
Одно дитя, как виноградный лист,
упорно липло к столбикам ограды…
* * *
Через дорогу, в дюнах, над песком,
у грядок с будущими огурцами,
стоял в уединенье длинный дом
с довольно необычными жильцами.
Он сделан был из желтых кирпичей,
и все вокруг весной дышало, кроме
смирительных рубашек и ключей,
для тех, кто проживали в желтом доме.
Они гуляли парами порой,
но двигался иной и в одиночку…
Я помню гравий, солнце над горой
и их глаза, направленные в точку.
Они срывали тонкую траву
невозмутимым выспренним движеньем.
Движенья их, заснувших наяву,
других миров казались отраженьем.
А между ними поливал газон
веселый молодой садовник. С лейкой,
в лучах заката направлялся он
к насосу, что плескался за скамейкой.
Здесь мелкие лазурные цветы,
имея блеск небесного оттенка,
казались капельками высоты,
упавшими к подножию застенка…
Перейти на страницу:
