Светлые Силы,
Власти верховные,
Стражи-хранители!
Дайте свои
Крылья духовные
В путь из могилы
К горней обители
Детям любви, —
Душам-страдалицам,
Мира скиталицам!..
Звенит кадило; туман дымовой
Волнами ходит; кресты озаряя,
Мигают свечи… Беру с алтаря я
Кувшин, налитый Водою Живой,
И в чашу с тонкой резьбой краевой
Роняю каплю. Отливом опала
Она сверкнула, и в чашу упала,
Как влага утра в раскрытый цветок.
Я поднял жизнью насыщенный кубок
И взял столетья изживший клинок,
Закланий нож со следами зарубок,
Местами ржавый, но грозный, как рок…
В тот миг взглянул я с невольным участьем,
С земным участьем, царевне в глаза:
В очах, сиявших неведомым счастьем,
Кристальной каплей блестела слеза,
Как будто миру свой жемчуг хотело
Оставить сердце, блаженно дрожа…
И чуть заметно лишь дернулось тело,
Почуяв холод зловещий ножа.
У кисти левой руки, где под нежной
Прозрачной кожей в узор голубой
Сплетались жилки и бился мятежно
Горячей крови немолчный прибой,
Одну из жил я надрезом коротким
Открыл искусно. За кровью густой,
Спадавшей струйкой в сосуд золотой,
Царевна взором спокойным и кротким
Следила, молча. В залог бытия,
Как дар во имя всемирного блага,
Текла рудная и тленная влага,
Природы женской даянье…И я
Теченье крови, с молитвой беззвучной,
Утишил властью целительных чар…
Как дым сожженья над жертвою тучной,
Всходил от чаши таинственный пар.
Подняв сосуд, я прошел к изголовью
Святого Ложа. Царевич с креста
Меня окликнул. Сбывалась мечта:
Любви их ради с безмерной любовью
Теперь готов он пожертвовать кровью!
И как с царевной был юноша схож
В минуту эту лицом вдохновенным
И глаз глубоких огнем сокровенным…
«Я счастлив!..» — тихо шепнул он.
И нож Вонзился в руку уколом мгновенным.
И жаркой крови расплавленный лал,
Сливаясь с кровью горячею женской,
Из ранки в чашу струею стекал,
Как дань мужская победе вселенской…
С молитвой новой, глубокий укол
Врачуя новым святым заговором,
Вознес я жертву на древний престол,
Укрыл под тканью, расшитой узором,
И тихо, чаши, согретой теплом
Пролитой крови, касаясь челом,
Творил молитву… Ее вдохновенье
Сплотило чувства в стремленьи одном:
Умолкло тело, и впал я в забвенье,
Охвачен негой меж бденьем и сном.
В покое ясном, светло и безлично,
С душою мира роднясь гармонично,
Душа юнела, срывая слои
Земных влияний, как кожу змеи.
Тогда-то Сила, как ток кольцевидный,
Зажглась внезапно в крови у меня,
А в сердце пламень святого огня,
Колеблясь, дрогнул, как жало ехидны;
И мне наитье пророческих слов
Уста отверзло у темных крестов:
Чрез смерть сопричтены к бессмертной доле,
Примите дух познания полно, —
Неслыханное вам возвещено…
Ничто не существует здесь, доколе
По имени не названо оно;
Что существует, то воплощено,
Как в образе, в зиждительном глаголе
И именем своим наречено;
Но вновь ничто не существует боле,
Едва лишь имя творческою волей
В созвучии своем умерщвлено!..
Горел, как факел, в незримом огне я:
Он волю мне закалял, словно сталь,
И чудной Силы прилив, пламенея,
Бежал по телу извивами змея,
К челу от сердца всходя, как спираль.
Та Сила — пламень, душа мирозданья,
Всего благая и грозная мать;
Тая предвечный родник созиданья,
Равно способна она убивать.
Мне должно волей бесстрастную Силу,
Как челн, послушный и в бурю кормилу,
Направить в море страданий и зол:
Метну ее повелительным словом,
Как мечет медный свой круг дискобол, —
И мир воскреснет, разбуженный зовом
Хвала Тебе, чудотворный Глагол!
С нашим миром сорубежный,
Но закрытый от людей
Разливается безбрежный
Мир внечувственных идей.
Сны Хаоса — сны Титана —
В мертвом зеркале веков,
Как на глади океана
Тень от пара облаков.
Там родятся без зачатий,
Вне причин и череды,
Неосознанных понятий
Безымянные орды.
Свет им чужд, им разум не дан,
Дух их жизнью не согрел:
Им досрочно заповедан
Обезличенный удел.
Но тревожа и неволя
Тягой темного чутья,
Их гнетет слепая Воля
Алчной жаждой бытия…
И лишь Слова сила творческая
Над безличностью властна!
Звуком зова мироборческая
Раздробится тишина:
Слова молнии могучие
Брызнут в мрак небытия,
В явном образе созвучия
Суть безликую живя;
Чуя Слова власть нездешнюю
В повеленьи: «Ты будь — То!» —
Вступит зримо в область внешнюю
Воплощенное Ничто.
Реченья — словно жемчужные четки.
Их звук последний еще не заглох,
Как в храме тихо пронесся короткий,
Подобный стону, подавленный вздох…
Я понял муку. Но, чужд сожаленья,
В прозреньи вещем, отраде творцов,
Окинул взором, как образы тленья,
Плотские формы четы близнецов.
Их пыл погас. Истомили их путы;
Им жар недужный уста иссушил;
В глазах страданье; под узами вздуты
Отеки кровью налившихся жил…