Снег лежал, как мех дорогой,
Чуть пошевеливаясь от ветра,
Петух кукарекал
И ждал ответа.
А время было перед пургой.
Снег лежал на тысячи верст,
Глубокий, дымясь,
Двухаршинный, санный.
И вспыхивал его звериный ворс
Где-то возле огней Зайсана.
А небо спокойным не было.
Молча,
Не выкрикивая, не дыша,
Большие тени летали по небу,
Широкими рукавами маша.
И в небе
То ль рябь ходила кругами,
То ль падал тонкий перстень луча,
То ль рыбы с отрезанными головами
Плыли, туман за хвостом волоча,
В мутной воде
Пробираясь еле…
И может, то впрямь,
Боясь зареветь,
Метались, привстав на шатких качелях,
Тени печальных иртышских ведьм,
Похожих на птиц — хозяек метелей.
Быть может, они,
Молчальницы,
Мчатся,
Раскинув саженные рукава…
…Но медленно
Стала обозначаться
Свирепая, сквозь муть, голова.
И когда уже проступили
В мутном свете
Хитрый рот ее и глазища,
В щель —
Длинно закричал «на помощь» ветер,
Набок упал, и пошла метель.
Еще до утра аршин остался.
От завалинок до самых труб
Каждый дом — сед.
Белоперого снегу повсюду
Столь навалено,
Будто целую ночь били
Красноклювых гусей.
Густо белоперье кругом лежало,
А самый нежный пух —
Из-под крыла,
Которого добыто тож немало,
На крыши метелица занесла.
Намело снегу, глубоко, глубоко,
По бровь им засыпаны дворы —
Небо рассвета темней банных окон,
Когда в банной печке
Ходят пары.
Сугробами непробитыми,
Друг друга торопя,
Из дому вышли Митины,
Дружные братовья.
И младший, в кривой папахе,
Оглядываясь на дом,
Шубу крепче запахивая,
Вымолвил: — Что ль, пойдем. —
И старший, чтоб не озябнуть,
Руки — снегом натер.
Схватился — ишь ветер! — за полу:
— Вернемся, коль не храбер.
— Мне что, когда б не увидели,
Тут надобно бы тая… —
По улице крались Митины,
Дружные братовья.
И когда ярковский дом
Под снегами
Потянулся к ним из-за угла, —
Старший сплюнул жемчугами
И сказал: — Была не была.
За дверью тихо спросили: —
Кто там? Пол заплескался от босых ног,
Телок замычал.
— Свои! — (Позевота.)
— От Милки, должно,
Замычал телок…
Вошли.
Игнашка за руку: — Просим,
В горницу, что ль, тогда.
(Шепотком.)
В горнице густо, как на покосе,
Пахло сеном и молоком.
Бабы всхрапывали и сквозь сон
«Господи милостивый» говорили.
Игнашка вытащил рыбу: — Сом… —
Налил зеленого из бутыли.
Рядом хозяин шею гнул,
В подштанниках. Супясь бровью,
Старший Митин ему моргнул:
— Павловичу,
Ваше здоровье.
Но тот отмахнул одеяльный шелк,
Плечей шарахнулась сажень косая.
— Вы как хотите… —
И ушел. —
Вашего дела
Я не касаюсь.
Игнашка смешок пустил жестяной:
— Видишь ты (из зеленой бутыли)…
Вы уж, ребята,
Лучше со мной —
Тятенька это мне поручили.
Тятенька, знаете, старовер.
Натура тятенькина другая,
Я ему, тятеньке, не в пример…
Как же мы, значится, располагаем.
Гребень взял, надел галифе.
— Игнатий Стигнеич,
Молва худая —
Братцу страшно,
А один — куда я?
— Страшно ли —
Пестиком по голове.
Впрочем, я, в случае,
Не принуждаю.
Но младший заторопился: — Но, но,
Нету от братца, сказать, покою.
Заладил и всё:
Страшно да страшно.
Да я завсегда
Готов на такое.
Мы сколь возле них
Вертелись зазря,
А что получили —
Одне бумажки.
Да я по любому из них заряд —
Хоть по учительше,
Хоть по Алексашке.
Тогда в порядке
Сошлись тесней
И шепотом (из зеленой бутыли):
— Коней!
— Коней.
— Добудем коней.
— А выплата?
— Как говорили.
— Как говорили?
— Так говорили.
— Все-таки.
(Из зеленой бутыли.)
Рядом закашляли.
Вздрогнул: — Ну,
Что это? — Братья переглянулись.
Вырвался И ушел в тишину
Топот — быстрый какой! — вдоль улиц.
Игнашка
Ну ладно, будем считать
Поденно, как говорят, али сдельно.
Учительшу эту —
Как ее звать? —
Вместе с Алексашкой в расчет принимать,
Али ее принимать отдельно?
Больно худа…
— Уж это как вы… —
Игнатий подумал, зрачком играя:
— Одна голова,
Голова вторая,
Опять же выходит — две головы.
Ну ладно, за Алексашку даю
Полета муки (в рыбину вилку).
Корову. Лошадь, значит. Мою.
И, как говорено раньше, Милку.
Ну, что ли, к ним
Еще порося.
Ишь надарил — одно безобразье.
Кур вам наловят, что ли, и вся,
А за учительшу —
Крысу разве.
Митин старший придвинулся: — Ишь,
У Милки, пожалуй, не те удои.
У нас же, сам знаешь:
И дом без крыши,
И сам понимаешь — дело худое.
Давай взамену Беляну —
И в путь.
Беляну давай,
И обоим — любо… —
Но младший
Капризно вытянул губы:
— Меньше Рыжухи не соглашусь.
— Что вы, ограбить меня хотите! —
Били в ладони,
Спор шелестел
Из-за коровьих розовых титек…
(Что вы, ограбить меня хотите!)
Из-за лошажьих
Рыжих мастей…
— Как говорили!
— Как говорили?
Или Рыжуху, Игнатий, или…
Игнашка вспотел, вынул платок.
Курчавясь, привстав на нежных копытцах,
С детским задумчивым любопытством
Глядел из-за жерди
На них телок.
— Ну, так решили, что ли? — Игнатий
Натужился, улыбнулся:
— Орлы! —
Бабье тело пало с полатей
И, пробежав,
Растрясло полы.
Солнце прошло по горнице вкось,
У Митина старшего еле-еле
Глаза зеленые подобрели:
— Игнатий,
Материалу б нашлось
Бабе? Уважь…
— Материалу? Ась?
Попробуй,
Тебя досыта
Уважь-ка! —
Сундук разбудил со звоном Игнашка,
Сквозь зубы молитвенно матерясь.
И вынул цельный кусок голубого:
— На тебе. Шелковый репис. Дарю.
Твоя, поди, в жись не знала такого.
Репис! Оставил голой свою.
И вывел их
В сенцы, в темь, в рогожу,
И шепотом еще им:
— Притом
Тятенька предполагает
Про то же,
Что предпочтительнее
Пестом.