По тебе не рыщут флаги,
Ты не носишь корабли.
Ты лелеешь в синей влаге
Юных нимф моей земли.
Волны резвы, волны быстры,
И сверкуч студеный вал.
Золотое имя Истры
Кто тебе, родная, дал!
Словно радуясь свободе
От разрушенного льда,
В дни весенних половодий
Как гремит твоя вода!
И, взревев, как зверь огромный,
Мирно катишься потом
Там, где Павловск многохолмный
Блещет пламенным крестом.
Огороды огибая,
Холмы кругом сплетя,
Золотая, голубая,
Ты смеешься как дитя.
То струишься гордо, плавно,
То взволнуешься, и вновь —
Своевольна, своенравна,
Словно девичья любовь!
Ты трепещешь, мечешь искры,
Завиваешься кольцом;
И глядится в лоно Истры
Нимфа с розовым лицом.
Отливаешься червонцем,
И в кристалле синих струй
Ослепителен под солнцем
Блеск серебряных чешуй.
Но, от буйств уставши диких,
Ты в зерцале отдала
И обителей великих
Золотые купола.
Истра! Богом ты хранима.
Знак тебе священный дан:
Возле рощ Иерусалима
Ты зовешься Иордан.
Ты, Брюсов, не был бы унижен
Среди поэзии царей,
И к ямбу Пушкина приближен
Твой новоявленный хорей.
Я женской, медленной цезуре
Послушным был рабом, и вот
Твоих созвучий ярой бури
Меня схватил водоворот.
То вещим магом, то ученым,
Ты встал: безжалостно греметь.
В твоем стихе озолоченном
Звенит Виргилиева медь.
Твой стих, что конь, в кипящей злобе
Уздою сдержанный едва,
И как удары мелкой дроби —
Твои короткие слова.
Чредой подъемов и падений
Твой стих бежит, как вал в реке.
Ты замыкаешь вихрь видений
В одной стремительной строке.
Ты тлеющего манускрипта
Разжечь угасший дух сумел.
Поешь ты о богах Египта,
Как будто их когда-то зрел.
Равно ко всем явленьям чуток,
Передаешь в напевах ты
И ласки грешных проституток,
И чистых мучениц мечты.
Всегда иной, всегда притворный,
Ты созерцаешь снег вершин,
Вдыхая чистый воздух горный,
Сам — в тине илистых низин.
Ты, Валерий, Пушкина лиру поднял.
Долго в прахе звонкая лира тлела.
В пальцах ловких вновь рассыпает лира
Сладкие звуки.
Дал ты метко в речи созвучной образ
В шлеме медном воина Рима. Равен
Стиль искусный медному звону речи
Римских поэтов.
Ты Эллады нежные понял песни.
Ты рисуешь девы стыдливой ласки.
Песни льются Аттики синим небом,
Медом Гимета.
Властно, крепко стих с меднозвонной рифмой
Ты чеканишь; образы — ярки; краски —
Сочны, свежи; цельною жизнью строфы
Полные дышат.
Вечно, вечно памятны будут, Брюсов,
Всем поэтам сон Ариадны нежной,
В мире мертвых стоны Орфея; вечны
Вопли Медеи!
Прах, вспоенный влагой снега, Режет гения соха.
Звука Пушкинского нега!
Пушкин — альфа, ты — омега
В книге русского стиха.
Нет, наших песен не иссякла
Когда-то мощная струя:
В тебе поэзии Геракла
Встречают русские края.
Эллада, вновь из праха вырой
Кумиров мертвых телеса;
Воскрес Орфей с волшебной лирой,
Чтоб двигать камни и леса.
Но жребий царственный поэта
Язвящим тернием остер:
Тебя зовет вторая Эта
И очистительный костер.
Свиваясь, сохнут листья лавра
В пожаре яростных страстей,
И ядовитый плащ кентавра
Сжигает тело до костей.
Но — полубог — ты прянул в небо,
И нектар, сладкий и густой,
Тебе улыбчивая Геба
Подносит в чаше золотой.