Стихи в переводах разных авторов

Но пахнет улица

Еще дождем,

И памятник, сияя

Мокрыми глазами,

С моста глядится в водоем.

И дышит дерево -

И дышит пламенем рассветного расцвета,

И именем грозы, громов и лета.

Перевод: Л. Гольдберг

ОЛИВКОВОЕ ДЕРЕВО

Лето царило

Семьдесят лет.

Солнце – яда и мести прибой.

Только он - оливняк, безмолвный аскет -

Стойко выдержал огненный бой.

Родина,

Его клятва свята! Будни сочные с ним

Груза звезд и луны не грузили.

Только бедность его, словно «Шир га Ширим» [33],

Сердце скал твоих насквозь пронзила.

Или, может быть, волей небесных высот

Он слезой наделен, распаленной в огне,

Чтоб над книгой твоей, как сухой счетовод,

Одиноко итожить гнев.

Когда горы твои жаждут смерти и в них

Молит блеянье стад о дожде на лугах,

Он твой страж крепостной,

Твой пустынник-жених,

Твоя жизнь в его цепких руках.

Ослепленный закатом, под вечер лицо

Твое ищет он – где ты?!...

В огне его жил и корней обручальным кольцом

Твой плач сохранен на дне.

От него далее ад в испуге бежит,

Зря растратив жару...

Если гложет

Грудь камней хоть один корешок, чтобы жить, -

Сердце гор никогда умереть не сможет!...

Перевод: А. Пэнн

ОГНЕННЫЙ БАСТИОН

Дымится и хрипит старинный гнев земли,

И местью бредит он, как раб в неволе...

Земля -

Она твоя в крови проклятий и молитв,

Она в глазах твоих осела белой солью.

Древней любви и слов ее прожженный прах,

А жажда

Первых лоз и струй вина древнее.

И человек во сне, и дерево в корнях –

Заложники ее. Всегда при ней и с нею.

Терзай ее металлом заступов –

Она

Щетинится щитами огненно и сухо.

И потом рук своих расплачешься ты под

ее неслышащим, окаменевшим ухом.

Но лишь растаял звук

То видишь, горы спят,

Не отступив.

Сильны.

Ни дрожи, ни ответа.

И над тобой, жесток, незыблем и распят,

Сияет дикий ад голубизны и света!...

Разгул огня.

Земли коричневая медь.

В утробе пламенной и серая руда.

Не тронь рукой пылающую смерть

Она и недоступна и горда.

У ног твоих она распластана, как даль

Допамятных времен, костьми и сердцем разом.

Ты дорог ей, как мысль последняя, когда

В погроме солнечном себя лишился разум.

Охотник-день –

Дикарь песчано-голубой -

Хоронит в ней тела зарезанных закатов.

Звездой далекою завещаны ей бой

И эхо ужасов, пережитых когда-то.

Гром – крик ее родов – грохочет.

Самка-мать

Зверенышей своих спасает, хвост развеяв.

Огнем

Целованы уста, дерзнувшие назвать

Вот эту землю родиной своею!..

Лишь небо и шатер. Вдвоем они весь век.

Дорога к ним горит, зажатая песками.

Во тьме к порогу их приходит человек,

Его глаза –

Два зеркала для камня.

Не на покой несет он сердце.

Пусть устал.

Но отдыха не настал еще для ран и ссадин.

Идущий из песков, он обнимает сталь, -

Буравя и кроша, она устала за день.

Ни тени облачной. Не поля хлебный круг –

Ночная дымка гор простор заворожила.

Он заступ опустил, и пальцы смелых рук

Улыбкой светятся – а плачут только жилы.

И небо, бровь кривя, глядит из тьмы ночей;

В шатре, сминая боль, растет покой звериный.

Свеча -

Могучей всех божественных свечей! –

Над хлебом и письмом слезится стеарином.

– Мертва ты, а я все еще живу, мой брат.

Теперь над нами ночь, немая до безумья,

Еще силен я, брат, и сталь еще остра,

И об нее земля свои ломает зубья.

Усталая моя!

С восхода по закат

Ее горючий гнев я потрошу покорно.

Во сне моей! она в моих руках – как ад.

И если б дни ее погасли, от когтей

Моей ослепшей страсти некуда ей деться.

Она к моей судьбе прикована, как тень.

Она моя дотла. Я взял ее за сердце.

Не видеть мне богатств ее чудесный сплав.

Не знаю, в чем и где моя награда...

Счастливым я умру, однажды услыхав

«Вода!»

Среди сухого каменного ада.

Перевод - А. Пэнн 

ВИНО

Сын янтарных ветвей. Лебеза-слововей.

Клялся тысячам и забывал.

Но смеется босая в нем дочь деревень,

Чьи ступни он, кипя, целовал.

И когда мудрецы, то хваля, то кляня,

Постигают в нем голую суть, –

Только память о ней провожает меня,

Как звезда неотступная в путь,

С первоздания бражного выкрика: пей!

Непременна его нищета.

Я его протащу под полою к себе

И тобой разбужу, Хамутал [34].

И притихший вдали от тебя, просыпаясь,

Он взбурлит, проклиная твоих краснобаев.

Ведь в тебе одинокость вина. И, огнем,

На пирах где смысл и тепло.

Но ревнивое сердце безглазо и в нем,

Как Самсон [35]ослепленный врасплох.

Хамухал, Хамутал, ты росой залита

Твои пальцы – глазам моим песнь.

Дик твой стан. Хамутал, как мустанг, Хамутал,

И как молния в далях небес.

Наша радость в тоску облачила себя.

Где ты? глаз от крови не отвлечь.

О, явись! много храбрых, увидев тебя,

Упадут на свой собственный меч.

Грусть вина неизменно верна. Мы же сами,

Друг мой, блудом блудили, идя за глазами.

По нему наша страсть, измельчавшая в пыль.

Бьет единственно-вечной – тобой.

Он молчал и любил. Он касался и пил,

Как луну пьет осипший прибой.

Он приют нашей первой любви. И над ней

Он, почерточно схож, нависал,

Он наш праздник живой – бедных будней бедней, –

Он стираем рукой, как слеза.

И когда своей старой печалью залит,

Он коснется и вас, как моря, -

Знайте: это последний влюбленный земли

Провожает нас в путь – умирать.

Ведь рука его в клятве, а наша – в измене,

Но вовек его милости мы не изменим.

Не забудь, исколола тебя, как ножи,

Нашей спеси болтливая роль.

Строгой грусти полно лишь вино твое, жизнь,

Сквозь отрепья в нем виден король.

Не забудь его имени выжатый сок

И касанье струи огневой,

Его первая ласка – свобода высот,

Что незнаема нами живой.

В нас от ласки повторной струится, как ртуть,

Его царственно звонкий металл.

А последняя ласка несет темноту, И забрезжит во тьме Хамутал.

Мы в хаос многопалой рукою врастали,

Но, как он, ее сердца, друзья, не касались.

Перевод: А. Пэнн

ДИАЛОГ

– Где ты, Михаль [36]? Я шорох слышу, скрип ворот.

О, если б миг один еще побыть с тобою.

Зажги свечу, жена, и выйди на порог,

Дан свет, чтоб тьма была бессильна надо мною.