Большая книга стихов

С.Л.: Ну, во-первых, вся русская поэзия… Больше всего Тютчев, я думаю. Думаю, и от Ходасевича он тоже что-то важное взял.

А.К.: Сохранились ли в Вашем архиве какие-нибудь ранние стихи Тарковского? Или письма его к Вам? Был ли он плодовитым в юности?

С.Л.: Нет… Нет…

А.К.: То есть, когда Вы читали друг другу стихи на Ваших встречах, то плодовитым был Штейнберг?

С.Л.: Плодовитым был Штейнберг…

А.К.: Спасибо.

С.Л.: Я добавлю немного… Почему мне было трудно? Я понимаю так… Во-первых, я был религиозен. У Тарковского такого прямого чувства религии не было.

А.К.: По крайней мере, вначале, да?

С.Л.: Да… Я старался так сделать, чтобы не видно было, что речь идет о том, КТО нас создал… В издательствах это все очень быстро «раскручивалось»… Потом у меня были стихи, из которых ясно было, что я не согласен с нашим государством… У Тарковского этого не было… Я думаю, его не печатали потому, что его считали «мертвым» поэтом, который далек от магистральной линии развития советской поэзии, далек не только от Маяковского, но даже и от Пастернака, что он весь в каком-то мире серебряного века… Вот причина.

А.К.: Спасибо большое. Осталась самая малость. Почему в нем сохранилось так много детских черт?

С.Л.: Такой характер… Вообще он был очень женственный…

Характер у него был, как говорят, «сложный, но в действительности хороший»… Он никому не делал зла… не хотел зла… сочувствовал несчастным…

Все то, о чем я вам рассказывал, он тоже делал как ребенок. Ему казалось, что все должны радоваться, что ему помогают. Он был женственной натурой. Хотя и как мужчина он был большой молодец…

А.К.: Самым продуктивным в его творчестве оказался период совместной жизни с Татьяной Алексеевной Озерской-Тарковской. Вы знали и первую его семью, и вторую, и третью… Что-нибудь Вы могли бы сказать по этому поводу? Может быть, те жены не очень соответствовали ему как поэту?

С.Л.: Я знал его первую жену Марусю… Знал так хорошо, что я даже не знаю ее отчества. Это была прелестная милая женщина, которая его боготворила… Затем возникла Тоня… (Тренина, по первому мужу)… Это была женщина красивая, добрая, мягкая, но она не была властной… Она была куколкой… Прелестной, милой, доброй, порядочной, — и ему было тяжело… Квартира была такая: на первом этаже (на Серпуховской где-то, если я не ошибаюсь)… одна комната темная (без окна), другая хорошая; в темной спала дочь Тони, которая его очень не любила (почему, я не знаю)… Ему было очень тяжело: путь к дому часто заливался водой, а ему было очень трудно, на костыле… на костылях… Мое мнение, которое я доказать не могу, заключалось в том, что у Татьяны была хорошая квартира, в удобном месте, и это по-человечески понять можно… Как женщина, она была, по-моему, непривлекательна… Сухая… Например, мы жили в одном доме на Черняховской; встречаемся, — она жалуется, что Арсик не переводит, ленится… Мне она не нравилась… Ну… ничего такого плохого о ней я сказать не могу… Я не думаю, что он ее любил.

А.К.: Я слышал от супруги Корина (Гиляровой), что Татьяна Алексеевна очень часто говорила Тарковскому: «Ты — гениальный», «Ты — суперспособный», «Ты — должен!», «Ты — можешь!» — и тем самым его активно мобилизовала на работу, помогла ему раскрыться…

С.Л.: Ну… не знаю… может быть… Мне она жаловалась, что он не переводит…

А.К.: Были ли Вы вместе с Тарковским в компании с Цветаевой? Какие у них были отношения?

С.Л.: Не был… Не знаю, какие у них были отношения…

А.К.: И последний вопрос: с кем еще дружил Тарковский в 30-е, 40-е, 50-е годы?

С.Л.: У него были друзья… Горнунг, кажется… Есть такая фамилия?

А.К.: Есть, есть.

С.Л. Но я его не видел. Слышал… Я с ними вместе не сталкивался…

А.К. Это был известный для меня фотограф…

С.Л. Он еще и стихи писал.

А.К. Кстати, знаете ли Вы об этом или нет, Горнунг — это фамилия мужа дочери Тарковского Марины… Если Александр Горнунг — это сын того Горнунга, то это интересно…

С.Л. Вот как? Я ничего не знал об этом…

А.К. Семен Израилевич, большое Вам спасибо за все сегодняшнее длительное наше общение, крепкого Вам здоровья, долгих лет жизни, и побольше творческих удач! Ваши последние стихи мне очень понравились.

С.Л. По случаю вспомнил почти анекдот (хороший) из той жизни. Мы выступали где-то в одной из республик…

А.К. С Тарковским? Или с кем-то?

С.Л. Тарковский… и я… и Долматовский… и Ошанин… Ведущий сказал: «К нам приехали знаменитые поэты: Евгений Долматовский, Лев Ошанин, Михаил Луконин… а также переводчики — Липкин и Тарковский». И это его так рассердило, что он в президиуме — и все это видели! — поднялся и вышел за кулисы… Я ему потом говорю: «Ведь этот человек не имел в виду ничего плохого… ведь он нас не знает как оригинальных поэтов… Он сказал то, что есть…» Но он был очень раздосадован.

А.К. Спасибо огромное! Все эти воспоминания очень теплые, и последняя деталь — только Вы о ней можете рассказать… очень важная деталь — и только Вы ее свидетель. Большое, большое Вам спасибо!

Первая публикация в журнале "АНТОЛОГИЯ МИРОВОЙ ПОЭЗИИ", № 5, 2001, с. 69–78. [2]

Х А Й Я М И А Д А

Р У Б А И

(перевод: Семен Липкин)