Не пером, но пулеметом (ЛП)

как муравьи в шкуре мертвого зверя

он жрет тебя день за днем

и в глазах у тебя все больше одиночества

ты живешь так словно ты бессмертен

потому что жизнь твоя не здесь

но смерть бежит по твоим жилам

смерть бежит по твоим кишкам

и связывает твои крылья

и вслед за глазами в земле появляются дыры могил

и холмы тихи и зелены как нигде

рушатся руки и усмешки

над воспоминаниями наклеены фотографии

и плакат: все пережитое - сон

ты учишься молиться

о том чтобы угрызения совести твоего народа

докопались до ненасытных бюрократов

до всех Чиновников Мировой Совести

ты глядишь в дыры их сердец и видишь там зеркала

так что ты еще весел по утрам

словно кишат во рту

с сердитым шипением

строят гнезда у тебя в глотке

и словно паразиты облепили язык

для всех твоя профессия - эмигрант

ты не пьешь и не куришь

потому что твоя жизнь это оружие

ты гибнешь затравленный отчаянием

зажатый в тупик как собака

и когда ты хочешь ударить кулаком по дню

чтобы сказать: смотри, мои люди встают!

ослепительный блеск над страной!

это ты забыл тишину языка

муравьи ползут из твоего вопля

из гортани выходят слепые борцы за свободу

ПИСЬМО С ЧУЖБИНЫ МЯСНИКУ

Балтазару

арестованный говорит

я уже не знаю

не вопил ли Спаситель на кресте

но над лицом вьется первая муха

и помпон на берете охранника за окном

качается в воздухе как цветок

на стенах кровь

и сердце человечье замирает в груди

от страха что эта радость может кончиться

и вбирает мельчайшие крупицы тишины и промедления

словно собирает завтрак в дорогу для неуклюжего старика

который как в камере скрючился в собственном теле

арестованный утверждает

Ли Шань-инь советовал не верить дождевым жалобам:

"никогда не открывай своего сердца весенни цветам,

ибо мера любви суть мера праха"

я надеюсь ты сможешь узнать мои серые кости

в мертвом огне земли

а я - я отправляюсь странствовать

облеченный плотью буду лежать на верхней палубе

всем телом буду чувствовать корабельную качку

канаты дремлют свернувшись в тени

мачта будет выписывать в небе восьмерки

море будет волноваться море будет пахнуть морем

море будет полно дельфинов

чайки стаями будут скользить над сердцем

солнце будет при звуках человеческой речи

пронзать и жечь каждое волокно в деревянной каюте

а я - я отправляюсь путешествовать

арестованный признает

когда твои мечты стерты в порошок

и ты далеко от ближних своих выжидаешь во мраке

как корабельная сосна болезненно ждет языка пламени

и белый ветер жалуется в роще

чтобы утро понедельника как калека по-вороньи

присело на корточки у губ океана

ибо ты готов

трепеща и дрожа

откармливать червей и муравьев

и давать свидетельские показания глубоко в земле

я могу свидетельствовать

я могу описать цвета изнутри

стены черные сопли золотые

гной и кровь суть мед и сок смородины

которую на бастионах клюют птицы

я стою на кирпичах перед моим ближним

я есмь статуя Свободы

и прикосновение электродов

легко вырывает крик из моей глотки во мраке

я пишу лозунги кровавой мочой

на полу и на собственной коже

я не сплю

я задушен намыленными канатами собственных кишок

ломающих мой хребет

меня убили в вечерней газете

я лечу с десятого этажа неба

к людям на мостовую

и ты мясник

ты что уполномочен безопасностью государства

о чем ты думаешь когда ночь выставляет напоказ свой скелет

и первый захлебывающийся крик арестанта

сжимается

как новорожденный

залитый родовыми водами?

готов ли ты быть спокойным перед лужами крови

когда людей бьет озноб

и они обреченно дышат гибелью

в твоих руках?

застревает ли сердце жестким комком в глотке

когда ты прикасаешься к холодеющим конечностям

той же ладонью которой гладишь грудь жены?

ответь мясник

может ли акушерство которое ты

творишь во имя моего дальнейшего существования

может ли оно стать для меня очевидным

и на моем родном языке?

арестованный сказал

я не хочу умирать взаперти

я хочу быть просто повешенным в пустыне снаружи

чтобы сердце мое вернулось в холод рассвета

где горы как мухи облепили горизонт

где песок горит серебряными язычками

где луна падает гнилым обломком корабля

в голубую дымку

ответь мне теперь мясник

прежде чем ремесло твое стало твоим проклятием

прежде чем ты будешь поставлен

у пасти могилы

прежде чем тебе дадут последнее слово

перед воскресшими арестантами Африки

ЗАПАЛ

когда ты думаешь о родине,

ты видишь

судейские косички и очки; старую собаку;

утонувшую в реке лошадь; огнедышащую гору;

кусочек постели между беззубыми стариками;

темные фикусы и песок; тропинку, тополя,

дом, облака, небеса;

тростник; телефон;

все это ты видишь

когда думаешь о родине,

ты видишь также

"мы должны быть сильными";

нутро падали, полное мух и каверн;

гору - скотобойню из стен;

кулаки военных торчат, как знамена,

над тысячью холмов Наталя;

спящих в дерьме арестантов; ты видишь

шахты, изрыгивающие толпы рабов; вечерний дождь,

потрескивающий, как искры в вышине;

в тростниках гниет скелет карлика

когда ты думаешь о родине,

происходит эвакуация всех мыслей;

если нет дождя, ты оставляешь окна открытыми,

ты видишь, что звезды суть стрелы в ничто;

слышишь ли тогда еле слышное?

"мы народ, мы черные, но мы не спим.

мы прислушиваемся в темноте, как хищники жрут на деревьях.

мы прислушиваемся к своей силе, о которой они не могут знать.

мы прислушиваемся к сердцу своего дыхания.

мы слышим солнце, трепещущее за ночными камышами. Мы ждем,

когда обжоры, отяжелев, посыплются с веток

мы узнаем их по плодам их

или научим свиней лазить по деревьям"

x x x

как не спалось нам здесь на полу среди сквозняков

запах пламени и скипидара

холсты белоснежны ибо глаза пусты

странность ночи

и луна как улыбка где-то снаружи

извне

дни идут как времена года за оконным стеклом

облако лицо мокрые листья эти стихи

я хотел оставить на тебе свой отпечаток

я хотел заклеймить тебя пламенем

одиночества

ни одно пламя не поет так прекрасно

как лунное серебро если ты недвижима

и тело твое печально

я хотел извлечь из тебя эту печаль

чтобы ты могла открыться настежь

как открывается город

на светлом ландшафте

полном голубей и пламени деревьев

где серебряные вороны невидимы в ночи

и устами луны можно ранить пожар

еще я хотел чтобы могли смеяться ты

и твое горькое тело

и мои фарфоровые руки на твоих бедрах

такая темная боль в твоем дыхании

режущем слух

как часто бывали мы здесь

где остались только серебряные тени

я одинок из-за тебя и должен отвергнуть себя самого

из-за тебя я понял что у меня нет пристани

в пылающем море

БЕЛАЯ ЛОШАДЬ

белая лошадь сегодняшнего утра

пасется на зеленой лужайке

за пенящейся каймой моря:

сейчас никто и ничто не запятнает нашу любовь

воздух полон морских чаек; наш отель называется

"белая лошадь" - так как уже наступило утро

уже идут рабочие с кривыми ногами в синих блузах

их воротники и глаза распахнуты навстречу ветру