Противнее всего что есть — есть времени движение.
Не потому, что время, как положено, тебя меняет,
но потому, что не меняется вокруг ничто.
Не стоит, впрочем, этим обобщением прельщаться:
лицо твоё в его овале перестало умещаться.
Но от зеркал тебя отвадит мельтешение
единоликих лиц, похерив побуждение
доискиваться счастья, размножаться.
Ты выкажешь презрение к нему
и станешь повторять: «К чему?!»
Октавой ниже жизнь — какая есть — влачится…
Твоё «К чему?» — не проявленье вкуса, не частица
премудрости, а признак неготовности к движениям
излишним, недоверия к ненаступившим дням,
страдающим амнезией, не ведающим срам
минувших дней слепого повторения.
А посему не смей роптать, что сущее — беда и горе:
любое будущее в наших мыслит категориях,
и жизнь — жиров нажитых и часов прожитых накопление.
Ещё, должно быть, времени движение
повинно в том, что исчезает боль, —
точней, о боли представление,
а вместе с ним и сострадания умение.
Теперь уже, когда троится ноль
в обозначеньи наступающего века,
легко твердить: у нас, у человеков,
не получилось вновь ни поперёк, ни вдоль…
При этом не моргнёт у нас и веко
теперь — в отличие от «до» —
а если вдруг продавится слеза,
то, значит, гарь разъела нам глаза
на этих берегах, где богу с взором мглистым,
избравшему терновый путь креста,
на вид поставили придурка мускулистого:
подняли не на крест, — на пъедестал;
и где на Магдалину — презирая, свысока —
глядят сисястые «хранительницы очага».
Не сокрушаться надо, — сокрушать!
До самых до корней! Чтоб не собрать!
А что до тех, до красных берегов,
дорвавшихся до воли молодцов, —
они за тридцать в серебре литых кусков
отдали пастбища под золотых тельцов,
под царство оскоплённых удальцов.
И делать нечего: сиди.
Лицо, ладонью подперев, тверди:
«Всё просто… Тихо… И не светит впереди…»
Не потому, что к этому пришло опять и снова,
а потому, что нет и не было иного.
И жди. Конца сомненьям жди,
чтоб пусто стало на душе и чтоб — ни зги,
иначе пулю и себе, и всем вокруг — в мозги.
А если человек любимый попытается слегка
утешить: «Стань добрей и помолись!» —
то попытайся и сама от гневного плевка
сдержаться. Или просто отвернись.