В метелице
В метелице… в шубке… Да что там!..
Напрасно! Опять повторится
Все то же. За этим полетом,
За этими взмахами птицы…
Сначала — парить и стесняться.
Потом — говорить-объясняться.
Не надо… пусть лучше не крахом,
А нежным останется взмахом,
Оглядкой метелицы дымной,
Загадочной и не взаимной…
А то перейдет беспричинно
С порыва к любви и звезде
На вечную тяжбу с мужчиной,
Которого нету нигде.
1981
«Вот уже и зима, а меня не позвали…»
Вот уже и зима, а меня не позвали
На пустой перекресток в садовую глушь.
Не окликнули даже ночные трамваи,
Отражаясь в дрожанье нечаянных луж.
Я пошел бы на зов в самом снежном завале,
Вышел в самый зальдевший запутанный путь…
Вот уже и зима, а меня не позвали,
Чтобы новое слово тихонько шепнуть.
1982
«Когда случаются в судьбе…»
Когда случаются в судьбе
Провалы, темени,
Не надо думать о себе
В прошедшем времени.
Тогда сырой землей дохнет,
Родной, суглинистой,
И хризантемою пахнет
Поблекшей, инистой.
Гляди в провал, во тьму гляди,
Гляди-разглядывай.
Но все, что будет впереди,
Не предугадывай.
Живая ночь, живая тьма
Не вечно тянется…
Она прояснится сама,
Сама проглянется.
1982
«Как будто нет других поэтов…»
Как будто нет других поэтов,
Пишу, пишу, пишу. Зачем?
Быть прожигателем рассветов
И сочинителем поэм?
Сломав перо, бумагу скомкав, —
В ближайший лес за три версты
Бегом от предков и потомков,
От злобы дня и доброты!
Но лишь завижу лист зеленый
Иль прошлогодним прошуршу,
Опять пишу как заведенный.
Куда? Зачем? Кому? — Пишу!
1982
«Не хотел он понять, с мальчишек…»
Не хотел он понять, с мальчишек
Вдоль коринфских бродя колонн,
Что поэзия — это лишек,
Превышающий эталон…
Строгость к слову
в удел поэта
Входит. Будет входить
всегда.
Но ведь лишнее
слово — это
Правда сущая иногда.
Так вот маленьким и остался,
Не сумевший ни дать, ни взять.
Потому, что всегда старался
Слова лишнего не сказать.
1982
«Надо вспомнить, обязательно вспомнить…»
Не падать, не плакать!
В осеннюю слякоть
Врывается первого снега полет.
Капель начинает копейками звякать,
Считать свою мелочь и биться об лед.
В. С.
Надо вспомнить, обязательно вспомнить
Эти липы, эти мокрые хлопья,
Я их стряхивал в окрестностях комнат,
Где встречали меня мягко, но в копья.
Был я ровней снеговому рассвету,
Современником сырому закату.
Стал я тих, как подражанье поэту,
Мной написанному где-то когда-то.
Надо вспомнить, обязательно вспомнить,
Как входил, сутулясь нелицемерно,
В пустоту чужих заполненных комнат.
Наследить боясь… как выглядел скверно.
Быть поэтом невозможно и стыдно —
Не с цезурой лепеча, а с запинкой,
Долг тому, кто выручал тебя сытно,
Возвращать, как сумасшедший, — снежинкой.
Надо вспомнить, обязательно вспомнить
Клятву юности — не падать, не плакать.
Старой рифмой не гнушаясь, исполнить,
Оправдать свою любимую слякоть.
Надо вспомнить, что завещано метром,
Поглощенным подземельною высью,
Где души его, пронизанной ветром,
Семантически касаются листья.
1982
Озаренье
Приближаются чудные вести
О еще незнакомых путях.
Ты колеблешься, точно созвездья
В расцветающих южных ночах.
А кругом — уходящего снега
Чуть запавшие в душу следы
Уступают места для побега,
Для расцвета и чистой воды.
Я стою пред тобой в озаренье,
И лицо твое в отблеске дня
Из куста нерасцветшей сирени
Так цветуще глядит на меня.
1982
«Я понял жизнь свою как жизнь людей…»
Не хотел он понять, с мальчишек
Димитру Пантелееву
Я понял жизнь свою как жизнь людей
(Часы отшельничества понял тоже),
И догадался, что она лютей,
Нежней, чем думал, и на все похожа.
И во внезапной схожести с людьми
Открыл такое счастье единенья,
Что защемило сердце от любви,
Любви, похожей на благодаренье.
Ко мне приблизилась моя звезда…
И многое открылось мне тогда.
1982