Избранное

И те же складочки у рта,

И так же вещи дома жгутся.

Вокруг такая теснота,

Что невозможно повернуться.

Ты так касаешься плеча,

Что поворот вполоборота,

Как поворот в замке ключа,

Приводит в действие кого-то.

Отходит кто-то второпях,

Поспешно кто-то руку прячет,

И, оглянувшись, весь в слезах,

Ты видишь: рядом кто-то плачет.

1969

Александр Кушнер. Канва.

Ленинградское Отделение,

"Советский Писатель", 1981.

* * *

Снег подлетает к ночному окну,

Вьюга дымится.

Как мы с тобой угадали страну,

Где нам родиться!

Вьюжная. Ватная. Снежная вся.

Давит на плечи.

Но и представить другую нельзя

Шубу, полегче.

Гоголь из Рима нам пишет письмо,

Как виноватый.

Бритвой почтовое смотрит клеймо

Продолговатой.

Но и представить другое нельзя

Поле, поуже.

Доблести, подлости, горе, семья,

Зимы и дружбы.

И англичанин, что к нам заходил,

Строгий, как вымпел,

Не понимал ничего, говорил

Глупости, выпив.

Как на дитя, мы тогда на него

С грустью смотрели.

И доставали плеча твоего

Крылья метели.

Александр Кушнер. Канва.

Ленинградское Отделение,

"Советский Писатель", 1981.

* * *

У меня зазвонил телефон.

То не слон говорил.1 Что за стон!

Что за буря и плач! И гудки!

И щелчки, и звонки. Что за тон!

Я сказал:— Ничего не слыхать.—

И в ответ застонало опять,

Загудело опять, и едва

Долетали до слуха слова:

— Вам звонят из Уфы.— Перерыв.—

Плохо слышно, увы.— Перерыв.—

Все архивы Уфы перерыв,

Не нашли мы, а вы?— Перерыв.

— Все труды таковы,— говорю,—

С кем, простите, сейчас говорю?

— Нет, простите, с кем мы говорим?

В прошлый раз говорили с другим!

Кто-то в черную трубку дышал.

Зимний ветер ему подвывал.

Словно зверь, притаясь, выжидал.

Я нажал рычажок — он пропал.

Примечания

1. См. стихотворение К.Чуковского «Телефон». Обратно

Александр Кушнер. Канва.

Ленинградское Отделение,

"Советский Писатель", 1981.

* * *

Мне боль придает одержимость и силу.

     Открою окно.

Не знать бы названия этому пылу

По Фрейду, зачем мне оно?

О, шелест листвы, сквозняка дуновенье,

     Ладонь у виска!

Не знать бы, что муза и есть замещенье,

Сухая возгонка, тоска.

На что не хватило души и отваги

     В томленьях дневных —

То скорый и горький реванш на бумаге

Берет в бормотаньях моих.

И жизнь, что с утра под рукой западает,

     Как клавиш в гнезде,

Бесстрашие ночью и строй обретает

На рыхлом мучнистом листе.

О, жесткий нажим этих черт, этих линий!

     Мерцает за ним

И блеск ее глаз, лихорадочно-синий,

И тополь под ветром сквозным.

Отточенным слухом к созревшему звуку

     Прижавшись, как серп,

Не знать бы, что так убирают разлуку,

Снимают урон и ущерб.

Что слово, на этой взращенное ниве,

     Отдарит с лихвой.

Не знать бы, что привкус беды конструктивен

В саднящей строке стиховой.

Александр Кушнер. Канва.

Ленинградское Отделение,

"Советский Писатель", 1981.

СОН

Я ли свой не знаю город?

Дождь пошел. Я поднял ворот.

Сел в трамвай полупустой.

От дороги Турухтанной

По Кронштадтской... вид туманный.

Стачек, Трефолева... стой!

Как по плоскости наклонной,

Мимо темной Оборонной.

Все смешалось... не понять...

Вдруг трамвай свернул куда-то,

Мост, канал, большого сада

Темень, мост, канал опять.

Ничего не понимаю!

Слева тучу обгоняю,

Справа в тень ее вхожу,

Вижу пасмурную воду,

Зелень, темную с исподу,

Возвращаюсь и кружу.

Чья ловушка и причуда?

Мне не выбраться отсюда!

Где Фонтанка? Где Нева?

Если это чья-то шутка,

Почему мне стало жутко

И слабеет голова?

Этот сад меня пугает,

Этот мост не так мелькает,

И вода не так бежит,

И трамвайный бег бесстрастный

Приобрел уклон опасный,

И рука моя дрожит.

Вид у нас какой-то сирый.

Где другие пассажиры?

Было ж несколько старух!

Никого в трамвае нету.

Мы похожи на комету,

И вожатый слеп и глух.

Вровень с нами мчатся рядом

Все, кому мы были рады

В прежней жизни дорогой.

Блещут слезы их живые,

Словно капли дождевые.

Плачут, машут нам рукой.

Им не видно за дождями,

Сколько встало между нами

Улиц, улочек и рек.

Так привозят в парк трамвайный

Не заснувшего случайно,

А уснувшего навек.

Александр Кушнер. Канва.

Ленинградское Отделение,

"Советский Писатель", 1981.

* * *

Расположение вещей

На плоскости стола,

И преломление лучей,

И синий лед стекла.

Сюда — цветы, тюльпан и мак,

Бокал с вином — туда.

Скажи, ты счастлив?— Нет.— А так?

Почти.— А так?— О да!

Александр Кушнер. Канва.

Ленинградское Отделение,

"Советский Писатель", 1981.

* * *

              Г. С. Семенову

Почему бы в столе, где хранят

Авторучки, очки, сигареты,

Бланки, склянки, с орлами монеты,

Телеграммы, лет десять назад

Нас нашедшие, марки, билеты,

Почему бы в столе, где с ключом

От давно заколоченной двери

Притаился конверт с сургучом,

Почему бы в столе, где булавки,

Бритвы, бирки и старые справки

Образуют тот хаос второй,

Что сумел сам собой накопиться

И растет, и шуршит под рукой,

И, как первый, уже шевелится,—

Почему бы в столе завестись

Не сумели по собственной воле

То ли в тюбике яд, берегись,

То ли флейта волшебная, что ли?

Александр Кушнер. Канва.

Ленинградское Отделение,

"Советский Писатель", 1981.

* * *

Какое счастье, благодать

Ложиться, укрываться,

С тобою рядом засыпать,

С тобою просыпаться!

Пока мы спали, ты и я,

В саду листва шумела

И неба темные края

Сверкали то и дело.

Пока мы спали, у стола

Чудак с дремотой спорил,

Но спал я, спал, и ты спала,

И сон всех ямбов стоил.

Мы спали, спали, наравне

С любовью и бессмертьем

Давалось даром то во сне,

Что днем — сплошным усердьем.

Мы спали, спали, вопреки,

Наперекор, вникали

В узоры сна и завитки,

В детали, просто спали.

Всю ночь. Прильнув к щеке щекой.

С доверчивостью птичьей.

И в беззащитности такой

Сходило к нам величье.

Всю ночь в наш сон ломился гром,

Всю ночь он ждал ответа:

Какое счастье — сон вдвоем,

Кто нам позволил это?

Александр Кушнер. Канва.

Ленинградское Отделение,

"Советский Писатель", 1981.

НОЧНОЙ ПАРАД

Я смотр назначаю вещам и понятьям,

Друзьям и подругам, их лицам и платьям,

   Ладонь прижимая к глазам,

Плащу, и перчаткам, и шляпе в передней,

Прохладной и бодрой бессоннице летней,

   Чужим голосам.

Я смотр назначаю гостям перелетным,

Пернатым и перистым, в небе холодном,

   И всем кораблям на Неве.

Буксир, как Орфей, и блестят на нем блики,

Две баржи за ним, словно две Эвридики.

   Зачем ему две?

Приятелей давних спешит вереница:

Кто к полке подходит, кто в кресло садится,

   И умерший дверь отворил,

Его ненадолго сюда отпустили,

Неправда, не мы его вовсе забыли,

   А он нас — забыл!

Проходят сады, как войска на параде,

Веселые, в летнем зеленом наряде,

   И тополь, и дуб-молодец,

Кленовый листок, задевающий темя,

Любимый роман, возвращающий время,