«Насколько мудрее законы, чем мы, брат, с тобою!..»
Насколько мудрее законы, чем мы, брат, с тобою!
Настолько, насколько прекраснее солнце, чем тьма.
Лишь только начнешь размышлять над своею судьбою,
как тотчас в башке — то печаль, то сума, то тюрьма.
А долго ль еще колесить нам по этим дорогам
с тоскою в глазах и с сумой на сутулой спине?
И кто виноват, если выбор, дарованный Богом,
выходит нам боком? По нашей, по нашей вине.
Конечно, когда-нибудь будет конец этой драме,
а нынче всё то же, что нам непонятно самим:
насколько прекрасней портрет наш в ореховой раме,
чем мы, брат, с тобою, лежащие в прахе пред ним!
«В арбатском подъезде мне видятся дивные сцены…»
В арбатском подъезде мне видятся дивные сцены
из давнего детства, которого мне не вернуть:
то Ленька Гаврилов ухватит чинарик бесценный,
мусолит, мусолит и мне оставляет курнуть.
То Нинка Сочилина учит меня целоваться,
и сердце мое разрывается там, под пальто.
И счастливы мы, что не знаем, что значит прощаться,
тем более слова «навеки» не знает никто.
«Что было, то было. Минувшее не оживает…»
Что было, то было. Минувшее не оживает.
Ничто ничего никуда никого не зовет.
И немец, застреленный Ленькой, в раю проживает,
и Ленька, застреленный немцем, в соседях живет.
Что было, то было. Не нужно им славы и денег.
По кущам и рощам гуляют они налегке.
То перышки белые чистят, то яблочко делят,
то сладкие речи на райском ведут языке.
Что было, то было. И я по окопам полазил.
И я пострелял по живым — все одно к одному.
Убил ли кого? Или вдруг поспешил и промазал?..
…А справиться негде. И надо решать самому.
«Когда петух над Марбургским собором…»
Когда петух над Марбургским собором
пророчит ночь и предрекает тьму,
его усердье не считайте вздором,
но счеты предъявляйте не ему.
Он это так заигрывает с нами
и самоутверждается притом.
А подлинную ночь несем мы сами
себе самим, не ведая о том.
Он воспевает лишь рассвет прекрасный
или закат и праведную ночь.
А это мы, что над добром не властны,
стараемся и совесть превозмочь.
Кричи, петух, на Марбургском соборе,
насмешничай, пугай, грози поджечь.
Пока мы живы, и пока мы в горе,
но есть надежда нас предостеречь.
«Я люблю! Да, люблю! Без любви я совсем одинок…»
Я люблю! Да, люблю!
Без любви я совсем одинок.
Я отверженных вдоволь встречал,
я встречал победителей.
Но люблю не столицу,
а Пески, Таганку, Щипок,
и люблю не народ,
а отдельных его представителей.
«Чувство собственного достоинства — вот загадочный инструмент…»
Чувство собственного достоинства —
вот загадочный инструмент:
созидается он столетьями, а утрачивается в момент,
под бомбежку ли, под гармошку ли,
под красивую ль болтовню
иссушается, разрушается, сокрушается на корню.
Чувство собственного достоинства —
вот таинственная стезя,
на которой разбиться запросто, но с которой
свернуть нельзя,
потому что без промедления, вдохновенный,
чистый, живой,
растворится, в пыль превратится человеческий
образ твой.
Чувство собственного достоинства — это просто
портрет любви.
Я люблю вас, мои товарищи, — боль и нежность
в моей крови.
Что б там тьма и зло ни пророчили, кроме этого
ничего
не придумало человечество для спасения своего.
