Случай на пасеке (СИ)

Однажды, ночуя на пасеке, Сашка услышал его шумное сопение, а потом и самого, он был совсем близко. Светила полная луна, они стояли друг против друга на расстоянии пяти метров, Сашка хорошо разглядел его: шести-семи годиков, самец, когти более пяти сантиметров, пять-шесть центнеров веса, шерсть на загривке воинственно приподнята, небольшие глаза внимательно, но незлобно, а даже с интересом наблюдают за Сашкой, ловя каждое его движение, после какого-то может последовать мгновенная реакция.

И только сейчас до Сашки дошло:

- Что же он хотел делать с медведем, карауля его на пасеке столько ночей? Напугать его, убить? Как и чем? - Сашку охватил не страх, а животный ужас. По спине потек липкий, холодный пот, он затекал в ложбинку между ягодиц, а потом, казалось, поднимался по промежности вверх, к животу. Сашка даже чувствовал его неприятный, вонючий запах.

- Почему же он такой вонючий? - мелькнула мысль, как будто это было сейчас самое главное.

Ранее, Сашка припас для дежурств старый металлический тазик и большой железный болт, надеясь, что громкие звуки этого нехитрого приспособления испугают медведя, он убежит и больше на пасеке не появится. Это оружие находилось в двух метрах от Сашки, но как обидно и жалко-смешно это выглядело сейчас.

Всего два прыжка, меньше секунды и медвежья лапа сорвет кожу с лица и головы, разломит череп, а потом начнет ломать, мять уже безжизненное Сашкино тело, вернее уже не тело, а кровавый мешок с переломанными костями и разорванными кусками кровяного мяса.

Однако, медведь не спешил расправиться с Сашкой, он приблизился к нему еще на два метра. В лицо Сашки ударило его жаркое дыхание, он чувствовал его запах, запах протухшего мяса. Сашке показалось, что медведь злорадно ухмылялся, он даже увидел его кривой оскал, открывший два желтых клыка.

Потом, видимо убедившись, что жалкий Сашка, охваченный ужасным страхом, не представляет никакой опасности, медведь повернулся и спокойно, вразвалку пошел к ульям. Сбив лапой крышку с одного из них, он набрал рамок на вторую лапу, согнутую так, как это делают люди, когда носят охапками дрова и ушел, причмокивая на ходу медово рамкой, даже ни разу не взглянув на Сашку.

Сашка пришел в себя минут через тридцать после ухода медведя. Он так и стоял все это время на прежнем месте, безумно глядя вслед ушедшего медведя. Потом медленно опустился на траву и сидел, не двигаясь, еще минут двадцать. В этот момент, он впервые горько пожалел, что так бездарно расстался с наследством деда Гриши - ружьём.

Сашка не появлялся на пасеке три дня. Все это время он лежал дома, на диване, тупо уставившись в потолок и молчал. Нюрка, бесшумно ходившая по дому, справляя свои дела, не приставала ему.

На четвертый день Сашка пошел в сарай, где была его мастерская и до вечера там пилил, стучал, стругал, то есть что-то мастерил. Уже по темну, Сашка зашел в дом, держа в руках что-то, вроде поджига, которые в детстве делали все мальчишки, но только большого размера. И если мальчишки, чтобы выстрелить поджигали заряд в трубке спичкам, поэтому он и назывался поджиг, то Сашка приделал к трубе от душки металлической кровати настоящий боек и получилось, в общем-то, приличное, самодельное ружьё, пулями к которому служили шарики от подшипника, размером с вишню.

- Ну, теперь держись, косолапый, - злорадно подумал Сашка, совсем позабыв о недавней встрече с медведем и своих страхах.

Рано утром Сашка был уже на пасеке, осмотрев которую убедился, что он теперь здесь вообще никто, хозяин сменился.

- Ладно, посмотрим, - воинственно подумал Сашка и до вечера что-то опять мастерил около ульев, а потом, очень довольный собой, пошел домой, где его ждала Нюрка, любимая жена.

Рано утром он уже опять был на пасеке, осмотрел самострел, а это именно его он поставил вчера на медведя, но сработки не было и никаких следов около самострела также не было. А на остальных местах пасеки - были и довольно заметные.

Сашка ходил на пасеку каждый день, но медведь и близко к самострелу не подходил, хотя посещал теперь пасеку регулярно, каждую ночь, но относился к ней по хозяйски: возьмет меда, сколько надо и уйдет - свое все-таки, беречь надо.

Сашка с таким положением дела вроде смирился, что ж был один хозяин, стало два, хотя в душе понимал - нет хозяин один и это не он.

В один прекрасный день Сашка заработался на пасеке, подустал, расслабился, последнее время его голову посещали тяжкие думы и только медовушка помогала немного отвлечься. Неожиданно, звук выстрела вернул Сашку к реальности. И тут же икру правой наги что-то обожгло, а потом нестерпимая боль пронзила все тело. Вскоре боль сконцентрировалась в правой ноге и сильнее всего в её право икре.

Наконец Сашка понял, в чем дело - он попался на своем же самостреле.

- Не рой другому яму, сам в неё попадешь, - мелькнуло в голове. И еще, Сашке показалось, что из кустов на него смотрят острые, колючие медвежьи глаза. Потом глаза исчезли, исчезли кусты, небо и плывущие по нему облака, померк солнечный свет и Сашка потерял сознание.

Через какое-то время Сашка очнулся, нога сильно распухла и болела, вся правая штанина напиталась кровью, под ногой, на земле её образовалась небольшая лужица. Сашка подполз к времянке, нашел там какие-то тряпки, перетянул ногу выше раны, затем внимательно осмотрел её. Шарик от подшибника прошел поперек всей икры и застрял в конце её, не пробив кожу, через которую он хорошо прощупывался, кость, вроде, была не задета. Проложив рану листьями подорожника и перевязав её тряпками, Сашка облегченно вздохнул:

- Ну, эту-то рану мы и дома вылечим, нам бы только до него добраться. -

Смастерив что-то наподобие костылей, Сашка за два часа доковылял до ближайшей, проселочной, давно заброшенной дороги и обессиленный упал на обочине. Самочувствие было хреновое и становилось все хуже.

Сашкина пасека находилась хоть и не очень далеко от села, каких-нибудь двенадцать-тринадцать километров, но в отдалении от проезжих дорог и проходимых тропинок. Сашка сам, специально, выбрал такое место, что бы никто здесь не лазил и ничего не выглядывал. Сейчас это обстоятельство было не в его пользу.

Сашка понял, что дальше идти он не сможет, последние силы оставляли его. Потом, вспомнив Мересьева, сравнил ситуации, здесь Сашка явно выигрывал с большим отрывом,

- Полсти, конечно же, полсти. Не зима, не замерзну и вторая нога целая и немцев нет, хотя один, какой-нибудь, не помешал бы,- рассуждал немного приободрившийся Сашка, корчась на траве.

Оставив вымазанные кровью костыли, Сашка пополз, но с большим трудом продвинувшись метров сорок, понял - рассуждать и играть в героя легче, чем действовать. Солнце уже клонилось к закату, впереди ночь, которую можно и не пережить. Перетянутая нога пульсировала так, будто там появилось второе сердце. -

- Надо, хот бы на время, снять тугую перетяжку, а то нога отомрет, - в полудреме подумал Сашка и, кое-как сделав это, почувствовал, как кровь хлынула вниз, к ступне, но она хлынула и к ране, а через пропитанную ею повязку на землю.

Ситуация усложнялась, Сашку начала охватывать паника, предвестница самых неблагоприятных последствий, а уже сгущались сумерки, сумеречным становилось и Сашкино сознание.

И тут он услышал, нет, сначала почувствовал чьи-то торопливые шаги и ещё какое-то шуршание, волочение за ними, они приближались, а потом начали отдаляться в сторону. Собрав все, оставляющие его силы, Сашка закричал, но это он подумал, что закричал. Это было предсмертное рычание раненого зверя, соединенное с человеческим, беспомощным воплем последней надежды.

Шаги остановились, а потом снова начали удаляться и становились все тише и тише, пока совсем не пропали. Повторить свой вопль Сашка уже не мог, да теперь, уже, и не было смысла.

Истекающий кровью Сашка лежал и прислушивался к себе, его сознание начало затухать, он уже смирился, хотелось только лежать, смотреть в такое прекрасное, звездное, ночное небо, чувствовать приближение ночной прохлады, нюхать запахи трав и ждать конца.