Рыбьи байки

в правильном месте

речи теснят кружок

тем кто из черни

просто не отопрут

книжные черви

свой доедают труп

минимализм

будет только февраль, никакого там марта-апреля

разливной гололед и дрожание черных ветвей

через сотню границ перелетные к нам не сумеют

на таможне бардак, пограничники портят портвейн

и повсюду во льдах даже подвиги будут недвижны

это север, и здесь с серым камнем какой разговор

ведь под инеем нем даже ветер, лихой чернокнижник

и ни слова вперед, только памятник, только хардкор

этот минимализм будет царствовать снова и снова

разменяв на меня и тебя многосложный сезон

только шахматный бог композицией с матом в три слова

обозначит финал с неизменной раздачей призов

весеннее

а неба не было совсем

лишь серый купол, полный пыли

но ангелы, конечно, были

и в небо верили, как все

а новый день по новой пел

единство человека с блогом

но тот, кого вела дорога

не торопился за предел

к нему слетали по звезде

на каждый шаг, и даже по две

в его ушах звучало кодой

ночь. улица. фонарь. пиздец

гудели в деле провода

сливая свет куда-то к югу

и ветры верили друг другу

и пропадали в никуда

а там, где пряталась весна

царила связь беспроводная

и плакал на подмостках рая

тот мальчик, знающий о нас

рыж

удивительно то, что она вообще существует

знаешь, рыжих сжигает огонь, что идет снизу вверх

по вискам каблука, по ахиллу, который не всуе

по лодыжкам все выше и выше, земному привет

поколения ждут, у бедра дробовик передернут

а на верхнем регистре красуются сдвоенным си

те вершины твин пикса, покрытые матовым порно

совы – снова не то, чем нам кажутся на би-би-си

удивительно то, что она вообще существует

расставляет слова по порядку который сезон

в ее зоне давно вертухаи не ждут поцелуев

заключенных в объятья доверив чужому сизо

каждый шаг не в побег, каждый выстрел в истрепанном небе

зависает на раз, делит каждую птицу на два

в ее голосе нет низких тем, только звонкая нотная небыль

но она существует. доказано. вечность права

жи ши

пиши пиши ча ща жи ши

крючочек к палочке пришит

скрипит перо проворна нить

чернильных строк не повторить

холодных клавиш перебор

сколь не копируй слишком скор

компьютер ненадежный спит

и рукописный точит скрипт

но эхом мертвого листа

пуста тетрадь забытых там

и откровение кровит

тут только не тупи пиит

сливая уровни нирван

не путай с сутью естества

лепи из тлена куличи

и прочь по новым нотам мчи

уподобленное

уподобляясь темноте

что обнимает, но не греет

с утра – на реверс прежний день

где первым треком – гимн борею

минор, как норма, хор несмел

и темень падает картинно

а меланхолий черный мел

грядущее закрасит стильно

но аве аве – прост контакт

по клеткам пиксельного фона

размыт неразведенный такт

просаженный на четверть тона

пусть эквалайзер тишины

настроен только на шипенье

посты симфониям равны

по силе пероизведенья

дешевой дури дзен-дизайн

распишет сетевые роли

все рыбы попадают в рай

где долго плавают в рассоле

чапаев тонет в пустоте

но снова закипает чайник

свистит, зараза, мимо тем

и дым пускает, как титаник

а мы все тянем ре минор

токатту катой разминая

и собираем разговор

из кубиков воспоминаний

гагага

Гуси летели – их тоже можно понять.

Дмитрий Богатырев

гуси летят их можно понять простить

но отпустить никак это не по нам

воздух раздав в дыхательные пути

небо зависло перезагруз весна

строит апрель-прораб журавлиный клин

парашютисты падают без кольца

гуси летят пока ты не скажешь пли

так что молчи и ветер утри с лица

дождь еще долго будет лупить в там-там

с утренних стен смывая сухую тьму

только презрев насиженые места

гуси летят не спрашивай почему

попкорн

любви все возрасты попкорны

и кола стоила кольца

и круг сливает белый с черным

крутя экраном у лица

доверься внутреннему сердцу

шагни за темный перевал

туда где тысячей отверстий

украшен вышедший едва

веселый гимн каменоломни

благословенный драм-н-бейс

и сразу вечер станет томным

и плотник сам сколотит крест

но рыбу фугу в ре миноре

снедает черная тоска

и держится на честном слове

душа как шар пока пока

все фибры рифм забиты матом

и новый текст лишь пересказ

а интроветры астронавты

с тоской уставились на марс

голос

все есть молчанье – ночь и тьма

и шорох трав в прощальном шаге

и след звезды, подобный шпаге

в чужой руке, и новый взмах

неутвержденного крыла

опять предшествуют паденью

неведенье и невезенье

по обе стороны стекла

меж двух зеркал зажатый мир

высокопарный парный танец

и бледных щек журнальный глянец

размыт по тексту пантомим

так прячут зимние пальто

в глухие дебри гардероба

отвар цикут берут на пробу

и покидают шапито

так, просто выломав апрель

и расписав под майский вечер

перевирают скоротечно

потерянное в сентябре

так перекошена луна

в стеклянном вымученном жесте

но в этот миг, когда мы вместе

лишь голос твой – не тишина

ку-два

мимозы мимо зим

апрели например

и май скрипит ключом

и полужирный след

сквозь текстовый массив

выводит наугад

по буквице с листа

по теме в каждый том

и пухнут словари

от вирусных цитат

на производстве слов

аврал и абырвалг

персьют и сателлит

абанамат братва

пора нам всем на плюк

четыре раза ку

добавочный ноль три

зола

пока огонь, зола не в счет

но дальше – глуше, слышно хуже

ты как бы ни с чего простужен

но ни на йоту мимо нот

то двадцать пять, то пятьдесят

то снова, кажется, пятнадцать

пора бы наконец признаться

куда там журавли летят

пока вода, зола – лишь грязь

с небес весенних очищенье

сойдет под радостное пенье

и растворяется, смеясь

но вот звезда – наоборот

сверкнет и вывернет нарочно

сидишь, вычерчиваешь строчки

пока перо, зола не ждет

майская

ты май я август между нами лето