Милый друг, Фукута Чао-Цее-Цию,
Мы благополучно прибыли в Россию,
Через порт Кронштадтский к Петербургу прямо [118].
Будь благословенно имя Тентосама! [119]
Всё нам здесь по нраву: уци, хадомадо,
Данмио, но-ками — лучше быть не надо [120].
Хоть теплей в Европе, например в Париже,
Здесь суровый климат, к полюсу поближе,
Но всей грудью дышишь и вольней и шире,
Точно на Нипоне или Кунашире,
Ибо под суровым петербургским солнцем
В русском очень много общего с японцем,
Даже утверждают здешние витии —
Сходство это резче в глубине России.
Потому что, видишь, милый друг Фукута,
Строить государство начал очень круто
Кумбо Петр Великий, славный в целом мире,
Как наш Кумбо Первый, свергнувший Даири [121].
Обучать народ свой он велел голландцам
Всяким европейским фокусам и танцам,
Как ногами шаркать, лить из меди пушки,
Из науки пули и из глины кружки,
Чтобы в оных кружках, Азии на диво,
Пить под страхом казни в ассамблеях пиво.
Бороды всем выбрил… Не приспело время
Брить, как у японцев, маковку и темя,
Ибо перед нами русские, как дети,
Только на границе двух тысячелетий [122], —
Даже не созрели в доблести гражданской,
Как сказал в Пассаже баниос Ламанский [123].
Так лились в Россию волны просвещенья,
Силясь переспорить волны наводненья,
Ибо, поглощенный думами о флоте,
Кумбо им построил город на болоте.
В этом-то болоте, в Петербурге то есть,
Я насчет России сочиняю повесть.
Минуло столетье. Там, где были топи,
Выросли громады западных утопий.
…………………………………………
На проспекте Невском появились франты,
Из печати вышли первые куранты.
Кумбо сам в то время корректуры правил [124]
И для сочинений образцы оставил,—
Нынче ж заправляют этими делами
Заиджю-Арсеньев и Катков-но-ками [125].
В десять раз, конечно, менее, чем Едо [126],
Чуждая для русских, страшная для Шведа,
Стала украшаться невская столица.
Земно поклонилась ей Москва-вдовица [127],
Продолжая, впрочем, жить по Домострою
(Книга вроде Дзинов, чтимая Москвою),
Чад и домочадцев плеткой обучая,
До седьмого пота напиваясь чая,
Каждую субботу в жарких банях прея,
Фраками гнушаясь и бород не брея.
Да и петербуржец зоркий глаз японца
Не надует фраком тонкого суконца.
Здесь для виду носят, как в Европе, фраки,
А живут, как наши деды в Нагасаки.
Люди всех сословий, звания и сорту,
Как домой приходят — фраки тотчас к черту
И уж не снимают целый день халатов,
Лежа на перинах вроде наших матов [128].